вряд ли он не проверил ремни до того, как надел перчатки. Ренара долго возилась с застежкой, демонстративно глядя только на пряжку и свои длинные пальцы. Оркелуз же без стеснения смотрел на нее, изредка отводя глаза, чтобы снова взглянуть, когда ее взор не нарочно поднимался к его губам. До Илии донеслось:
– Простите, пальцы скользят. Я почти застегнула, – пролепетала она.
– Можете не торопиться, я готов так стоять хоть весь турнир.
Открытие зазвучало веселыми трубами. Доброволицы вышли на небольшую сцену, где стоял микрофон комментатора, и исполнили государственный гимн «Густой эскалотский лес»:
Мой белый герой покрывается серою пылью.
Ему не к лицу седина, он юношей был горячей.
Он пылко горел, тесал из отеческой были
Идеологию обозленных мечей.
Он был генералом потешных парадных полков.
Летних мальчишек, не знающих маеты,
Он строил в колонны оскалившихся волков,
А мы им дарили локоны и цветы.
Мы даже рожали фарфоровых сыновей,
Отринувши пластик, как нуворишскую моду.
Драгоценная кровь не становилась новей,
Все новое было нам не в угоду.
Семейные древа: густой эскалотский лес.
Мы в самом верху, и солнце печет нам макушки,
Как все мировые войны, как, в общем, любой прогресс,
Где наши клинки заменили пушки.
Осипшие горны, несломленный барабан.
Мы – шрамы, потертости, сколы, былая стать.
Как всякий изъян, поющий историю нам,
Отсалютовавший почтенным моим летам,
В которые положено умирать.
Только сейчас Илия подумал, какой традиционной лентой староэскальская бытность вплелась в строки их гимна. Они замедлились, одряхли, застыли статуями, какие он встретил в чертоге Эльфреда. Но Эльфред мертв, его королевство дважды пало, и он передал Илии наследство и наследие. Теперь у Илии I есть свои статуи. Он ходит среди них, истинный король, и не знает, как их оживить. «Оживить…», – Илия украдкой посмотрел на Тристана. Первый рыцарь знал, как вдохнуть жизнь во все, у чего есть человекоподобный образ. И вот Илия добыл мысль и намерение Эльфреда Великого, встретил Тристана, чей дар станет орудием, чтобы вспахать поле его чаяний. Только бы у них все получилось, молил судьбу Илия, только бы статуи ожили.
Стрельбы закончились, ведущий объявил, что победитель может выбрать, кому он хочет посвятить свою победу. Отставной капрал, высокий, хмурый мужчина сорока лет с грубыми руками в мозолях засмущался, но подошел к трибунам, и руки из толпы протянули ему маленькую девочку со смешными помпонами на двух хвостиках. Мужчина подсадил малышку на плечо и объявил, что посвящает победу дочери. Девочка зарделась и спрятала личико в пухлые ладошки.
На ристалище вышли семнадцать пальеров и два офицера из высшего командования, заявленные во вторую номинацию. Пешие дуэли начались, и первые раунды проходили быстро. Илия даже не успевал сосредоточиться, как маршал уже бежал к нему, чтобы остановить бой. Публика ликовала, видя победы их молодого короля. Илия улыбался, но сомнение снедало его. После полуфинала остался он и Гаро. Перед последним боем он зашел в пальерский шатер и дал всем знак не вставать.
– Прежде чем я вернусь на ристалище, хочу узнать, – свирепо начал он, – кто из бойцов мне поддавался? Мне не нужны уступки и форы. Меня не зазорно победить!
Рыцари слушали, как их отчитывают, и молчали. Один только Оркелуз, проигравший Илии в полуфинале, осмелел и сказал: «А никто и не поддавался, сир. Я так точно бился в полную силу. Только я опомниться не успел, как вы меня засыпали ударами. Причина в вашей подготовке или в ином, о чем мы можем только гадать, но вы сражаетесь, как танцуете. Так беспощадно и играючи, что я за всю жизнь не встречал подобных дуэлянтов. Сир, нам льстивость не свойственна. Вы лучше всех нас». Остальные с благодарностью смотрели на товарища, который смог найти слова.
– Все так, Ваша Истинность. Мы восхищены вашим фехтованием. Я наблюдал со стороны, но подтверждаю слова сэра де Луази. Вы мечник редкого мастерства, – произнес пальер, один из старших среди участников.
Эмоции Илии медленно догоняли сознание: он понимал, пальеры не могли бы солгать, даже если бы действительно поддались. В шатер вошел Тристан, но, увидев Илию, отступил на шаг, освобождая ему путь на выход. «Пора». Король и следом Гаро ушли. Тристан оглядел присутствующих и спросил, что он пропустил.
Последняя дуэль прошла ярко. Гаро был стойким и уже приготовился противостоять сильному противнику. Но даже его, могучего и умелого, орудующего двуручником, Илия одолел. Вскинутый острием в небо Лоридаль ликовал, сияя на солнце так ярко, что слепил глаза. Его меч узнал битву в лицо. Он, прогнивший и развалившийся, переждал эпохи в погребальной ладье. Он не видел войн с пушками, мушкетами, винтовками, пулеметами, бомбами. Лоридаль был знаком с войной близко, ближе, чем все его оружейные потомки. Перекованный, он узнал ее образ, как узнают старого друга. Король крепче сжал рукоять и ощутил, как Эльфред внутри него стал старше, как государь затмил администратора из душного кабинета. Илия приблизился к скамье, где под зеленым, колышущимся на ветру навесом расположился Суд Дам во главе с восхитительной и восхищенной им Лесли Гавел. Илия вежливо поклонился матери. Ему поднесли громоздкий микрофон.
– Ваше Величество королева, – прогрохотал его голос в динамиках на столбах. – Вы украсили сегодняшний праздник и своими идеями, и своим присутствием. Никто не сумел бы организовать турнир лучше вас.
В ответ на бурные овации Лесли одновременно кокетливо и сдержанно помахивала рукой. Илия продолжил:
– Вы первая леди Эскалота, я бы не смог предложить вам титул выше. Поэтому, с вашего позволения, я хочу посвятить свою победу памяти моей невесты.
Лесли приложила ладонь к груди и закивала, моргая, чтобы сдержать внезапные слезы. Илия всегда мог ее расстрогать, и теперь он себе не изменял. А сам был в ярости – она нахлынула моментально. Он вдруг понял, что инстинктивно выполнил инструкции Первого Советника: не произносить имени Гислен публично, кроме оговоренных речей, где контекст был уместен. В эту емкую сухую фразу Первый Советник вместил боль потери, которую Илия носил в себе и на себе: в сердце и на галстуке, синей лентой.
Король удалился переодеваться. Тристана он не отвлекал от подготовки: тот был собран, стоял у выхода из шатра и сосредоточенно всматривался в лошадиные стойла. Тем временем конный турнир без короля не начинали. На ристалище публику развлекали актеры театра в пышных исторических костюмах, изображавшие какой-то фольклорный сюжет. Перед поклоном труппы ведущий провозгласил: «Артисты Эскалотского театра драмы представили вариации из цикла пьес Оливье Трувера „Столетний сезон“…», – а дальше Тристан не слушал. Он вцепился в край полога, сжав его в кулаке. Он смотрел вдаль, вытянув шею, как гусь. Илия вдел руки в рукава мундира и подошел к другу, положив руку на плечо.
– Да все нормально, – тихо ответил тот, поворачиваясь, – сир.
– Хочешь, потом обсудим?
Тристан посмотрел под ноги.
– Что тут обсуждать? Я окончил Пальеру, покинул фронт, на моем посту масса возможностей. А я даже не доберусь прочесть письмо наставника! – выплюнул он, почти шипя. – Это не новость: я знаю, кем был мой отец. Я собрал все его работы, какие нашел, пока мы готовились к поступлению на военную кафедру. Я наизусть их знаю, а толку? О нем самом везде пара строк.
Он говорил тихо, даже несмотря на то, что это был отдельный королевский шатер, а слуги стояли далеко от входа.
– Возьмешь отпуск? – предложил Илия. – Хотя бы на пару дней. По моему распоряжению. Перед отъездом в Радожны просто разбери дела.
Тристан благодарно согласился. Илия вышел на свет и проследовал к своему месту под навесом – рядом с Лесли. Он подал знак начинать. Первые рыцари съехались. Для горожан и приезжих такие развлечения были в новинку. Это деревня при Пальер-де-Клев привыкла к помпезным выпускным экзаменам и праздникам Ордена, и иногда на севере Эскалота в провинциях проводились мелкие местечковые турниры. Индустриальная столица же наблюдала рыцарей в доспехах только в театральных постановках.
Несмотря на долгий день, пальеры, сражающиеся верхом, освещенные рыжими лучами заката, произвели фурор. В полуфинал вышли Гаро, Оркелуз и Тристан, в очередной раз подтвердив свое первенство в Ордене и заслуженное камергерство. Гаро отправил герольда объявить, что он уступает финал товарищам. На прошлом турнире Тристан одолел Оркелуза, и тот давно хотел взять реванш. Гаро снялся с соревнований, выехав на ристалище с белым флажком на копье, а ведущий объяснил зрителям причину. Финал был быстрым и эффектным. Оркелуз сломал два копья, Тристан – одно, а третий съезд отдал победу Оркелузу. Вместе с золотым дубовым венком ему вручили золотую фибулу с розой – ее он мог подарить любой из сидящих на трибунах дам и назвать ее «Королевой турнира». Де Луази обратился к Лесли:
– С позволения Вашего Величества Леславы и моего короля я бы хотел отступиться от традиции и выбрать «Королеву турнира» не из присутствующих леди, – сказал он и поклонился.
Лесли повернулась к Илии, улыбнулась и пожала плечами, выражая, что не противится. Король кивнул, выказав согласие. Оркелуз подхватил золотую розу с красной подушки в руках герольда и направился к шатрам. За перегородкой ристалища, ближе всех к проходу, стояли доброволицы Фонда Белого Сердца. Оркелуз протиснулся к Ренаре, протянул ей руку и задал вопрос. Ренара, поколебавшись, сделала короткий реверанс и вложила свою ладонь в его. Он вывел девушку на ристалище перед королевской трибуной и повернулся к Ренаре, чтобы прикрепить фибулу на правую сторону белой пелерины. Они снова обратились к королю и, обласканные аплодисментами, одновременно поклонились. Ренара по-прежнему была тиха и безрадостна, хотя для приличия вежливо улыбалась толпе. Огонь заходящего солнца смешался с заревом ее волос, и казалось, что вокруг нее полыхает пламя.