И чуть на заячью погудку
Оттуда лыж не навострил;
Но провожатых постыдился,
И сердце сжав вперед пустился,
Не знавши сам тогда что был.
По счастию из провожатых
Один со мною был цыган,
Из самых хитрых и богатых,
Колдун, волшебник и буян;
Умел он разводить бобами;
Переворачивал волками
На свадьбе часто всех гостей;
Нашептывал для порчи воду,
И навораживал погоду;
Был чернокнижник, чародей.
Поставя к месяцу спиною
Кругом меня он очертил,
И наклонясь передо мною
Сквозь зубы нечто говорил;
Потом кривляясь многократно,
Слизнул меня он троекратно,
И пересолом напоил;
Ни мало не велел бояться,
Назад никак не обращаться,
И с трех перстов водой скатил.
Всю кожу тут на мне подрало,
Прошиб меня холодный пот;
Всего как от побой ломало,
И со страстей засох весь рот.
На что глаза ни обращались,
Вдвойне все вещи мне казались;
Ни зги не взвидел я потом.
Все зеркало вдруг потемнело,
Потускло все и припотело,
Как будто было под сукном.
Цыган же от меня ни пяди
В то время прочь не отходил,
Племянник будто как от дяди;
И только то одно твердил:
Чтоб я никак не устрашался,
Но пристально смотреть старался
В то зеркало, что он мне дал.
«Все кончится к добру не худо;
«Увидим скоро странно чудо»
Он зачуравши мне сказал.
Стекло вдруг стало прочищаться
И сделалося как вода;
И начал мне в него казаться
Туман густой как дым тогда;
Но после всё то истребилось;
И мне перед глаза явилось
Ужасно чудо или урод;
Глазищи страшные мигали,
Ручьем чернила проливали,
Как слезы льет людской наш род.
К черте моей он подошедши
Свою разинул страшну пасть,
И раза три кругом обшедши,
Старался внутрь черты попасть.
Но видя труд свой в том напрасен,
Плачевный вопль пустил ужасен,
Как будто перед смертью волк,
Или на бойне как корова.
Не проронил я тут ни слова,
И все его взял речи в толк.
«Зачем ты пакости мне строишь,
«Незваный гость! пришел сюда
«Меня и в гробе беспокоить?»
Сказал мертвец тот мне тогда.
«Теплю и так я наказанье
«За все бумажное маранье,
«Что в жизни я моей творил.
«Когда я жизнью наслаждался,
«То только тем и утешался
«Что всех бумагами душил.
«С людьми я строил разны шутки
«Работая моим пером;
«У всех расстраивал рассудки
«И оборачивал верх дном;
«И забавляясь чудесами,
«Я умных делал дураками;
«Гнал честь и правду из сердец;
«Осмеивал законы, веры;
«Считал все вещи за химеры
«За то что ж вышло наконец?
«В награду мне и воздаянье
«За то, что в жизни я творил,
«Положено, чтоб в наказанье
«Я участь горьку здесь сносил.
«Все перья мною притупленны,
«При мне у гроба прицепленны,
«И в сучья преобращены.
«Вздыхаю я и здесь стихами;
«Чернила вместо слез глазами
«Текут за все мои вины.
«Но сжалься странник надо мною!
«И облегчи мою напасть;
«Избавь меня своей рукою,
«И тем окончи злую часть.
«Гласит судьбы моей решенье,
«Чтоб мне сие мое мученье
«До тех лишь только пор сносить,
«Покуда здесь кто не явится,
«Кто бы как дядька мог пуститься
«Меня лозами испестрить.»
Я сроден к жалости с измала
И рад всем ближним помогать;
Я бедным с самого начала
Старался помощь подавать.
А слыша таково мученье
Пришел в велико сожаленье,
И вознамерился помочь;
Вооружа себя лозами,
Принялся плотными руками
Хлестать его как вотчим дочь.
Трудился я тогда не худо,
И так как в бане употел.
Какое ж сделалося чудо?
Едва лишь только я успел
Пробить на нем рубцами кожу
И испестрить так как рогожу;
То он взвился вдруг и пропал,
Исчезла роща и гробница.
Я видя то, поверь, Царица!
Как шаль разинув рот стоял.
Потом промешкавши не мало
И отдохнувши на заказ,
Пора уже нам ехать стало
Искать других для нас проказ.
Суда свои перечинили,
Оправили и оснастили,
И севши в них пустились в путь.
Фракийцы все нас провожали;
До тех пор с нами куликали,
Пока попутный ветр стал дуть.
Направя парусы и снасти
Пустились в путь мы по волнам,
Но знать за нами все напасти
Гналися тут же по пятам.
Хоть мы тогда не унывали,
Почасту с горя попивали,
Но не могли всех бед избыть.
Вытьем же горя не убавить;
И радости тем не прибавить;
Знать так уже тому и быть.
Лесок вдали вдруг усмотревши
К нему направил я суда,
Убавить паруса велевши,
Не торопясь поплыл туда.
То место было неизвестно
А я всегда и повсеместно
С измала осторожен был.
Беды спешеньем не избудешь,
А тише едешь, дале будешь;
Я то из детства затвердил.
Усмотренный лесок тот нами,
Когда мы ближе подошли,
Был слой, покрытый островами;
Мы целу сотню их начли.
Близ берега остановились,
И якорь кинув, разснастились,
Суда чтоб кой-как починить
И запастися понемногу
Всем нужным для себя в дорогу,
Чтоб было нам что есть и пить.
Тот островок, где мы пристали,
Был всякой всячиной набит.
Сошедши на берег узнали,
Что называется он Крит.
Нашед местечко тут привольно,
Где было нам всего довольно,
Я вздумал в нем прожить годок.
А чтоб нам было безопасно
И люди б не жили напрасно,
То взгромоздил тут городок.
Будил троянцев спозаранки,
И не давал им долго спать;
Копал уютные землянки,
Старался стену возвышать.
Работали мы безумолку,
На скору руку и без толку,
Чтобы себя огородить;
Дабы пронырливым критянам,
Догадливым ко всем обманам
Нельзя нас было пощечить.
Устроя город, стал стараться,
Чтобы люднее населить,
Чтоб не пустым ему остаться
И мне бы не в безлюдье жить.
Всем то сказал мое желанье
И отдал строго приказанье,
Чтоб всякий род свой умножал;
Женаты все и холостые,
Ребята, стары, молодые,
Никто б в том деле не дремал.
К тому ж для лучшего успеха,
Чтоб всем охоту дать к тому,
И для скорейшего поспеха
Намерению моему,
Определил я воздаянье,
Кто лучшее явит старанье
Там детской размножать завод.
Пошли плодиться мне ребята,
Как в добры годы поросята:
У всякого явился плод.
Все взапуски тогда пустились
На перерыв детей рождать;
И так в том дружно торопились,
Что негде стало и девать.
Друг дружку в том перегоняли.
У всех ребята вырастали,
Как осенью в лесу грибы,
На то я глядя восхищался,
На тех цыпляток любовался.
Но упасешься ль от судьбы?
Напала вдруг на нас невзгода,
И всем нам сильный перебор,
И для троянского народа
Как на заказ ужасный мор,
Болезни чумные настали;
Валились все, околевали,
Как тараканы на снегу.
Ах! столько тут я сокрушался,
И о себе отчаивался!
Теперь и вздумать не могу.
Беду же видя неминучу
Оттуда вздумал наутек,
Чтобы такую грозну тучу
И на себя я не привлек,
И не попал в такую ж муку.
Скорей кой-как на скору руку
Суда к походу снарядил;
И взяв с собой людей остатки,
По всем по трем и без оглядки
Подале в море отвалил.
Но только лишь пустился в море,
Из вида берег потерял,
Настало новое нам горе,
И в новую беду попал.
Все небо тучами покрылось,
А море будто взбеленилось,
Начавши бурею бурлить.
Пошла такая вдруг потеха,
Что нам пришло уж не до смеха;
Не знали мы, как нам и быть.
За громом гром тогда гонялся,
Как взапуски на бегунах;
Шумел, ревел и раздавался
Без шабаша у нас в ушах.
Так сильно молнии сверкали,
Что чуть глаза не выжигали,
И не нагнали слепоту.
Когда ж они переставали,
То мы ни зги уж не видали,
Одну лишь зрели темноту.
Поесть ли с горя кто собрался,
Совал в потемках мимо рта;
За ложку ль кто тогда хватался,
Ан глядь, в руках лишь пустота.
А ветры все не умолкали
И наши корабли бросали
Весьма небережно тогда
В буграх рассерженной пучины.
Такой ужасной чертовщины
Не зрел я сроду никогда.
Казалось, небо согласилось
На нашу пагубу с водой,
И как нарочно сговорилось
Нас напугать такой грозой.
Того мы только и глядели,
Чтобы от молний не сгорели,
Иль не поехали б ко дну.
С такой всяк чуть не лопнул страсти;
И плавая в такой напасти
В явь видел смерть в глазах одну.
Такое горе зло терпели
Мы целые три сряду дни;
Покоя вовсе не имели,
Но только оханья одни.
Потом погода утишилась,
И буря с ветром примирилась,
Проглянул день, исчезла тьма.