– Это правда?
– Так точно. Наши это подтверждают. Рейс в настоящее время продолжает один корабль.
– О-ч-чень интересно. Просто гениально! Вы понимаете подоплеку, подполковник?
Офицер замешкался на несколько секунд. Со стороны могло показаться, что он не уверен в своем ответе. Но на самом деле он быстро решал: показать ли начальнику свои способности к аналитике, дедукции и умение правильно делать выводы из неоднозначных сведений или предоставить такую возможность самому начальнику. Победил первый вариант. Но с оглядкой на второй.
– Так точно, товарищ генерал.
– Ну-ка, ну-ка.
– Слишком мала вероятность двух случайных взрывов на двух судах в спецкараване из трех судов. Значит, это диверсия. Вряд ли у ее исполнителей не хватило взрывчатки на третье судно, – подчиненный позволил себе слегка подставиться. – Значит, злоумышленники по каким-то своим соображениям решили пропустить в Россию один из кораблей…
– Достаточно! «По каким-то соображениям…» – с удовольствием передразнил генерал. – Они не тронули груз! Вот суть комбинации. Они имели сведения, что, несмотря на три отправленных корабля, опасный груз находится лишь на одном. И точно знали, на каком именно! Это великолепная многоходовка. А взрывы – устрашение. Теперь там началась торговля за выполнение определенных требований под угрозой взрыва последнего из судов. Думаю, на уровне правительства. Ты последи, не появятся ли какие материалы в нашем МИДе. Хотя… вряд ли немцы станут выносить сор из избы: и груз пока еще официально их, и территория тоже. Как это ты мягко назвал – злоумышленники, а? Подобным действиям определено другое название – терроризм!
Подчиненный вежливо внимал.
– Ладно, оставим пока это. Вернемся к моему уточнению о Мюнстере. Именно туда вылетел в срочном порядке журналист Талеев по согласованию с господином Алексахиным. Думаю, он с радостью приземлился бы прямо в Ахаусе. Ха-ха-ха! Вот и проявился подлинный интерес помощника президента – радиоактивный груз. Конечно, не исключено, что контролировать его доставку поручил сам президент. Но маловероятно. Ты уточни, ясно? – Подполковник кивнул. – И собери мне самое полное досье на Алексахина. Не то, что в нашем архиве пылится! Посади за круглосуточную работу всех своих людей; копайте не только его связи, но и всех членов семьи. Жена, дети, любовницы, взятки, учеба, наркотики, шантаж, долги, финансовые связи… Упор сделай на недавнее прошлое. Лично докладывай мне каждые четыре часа о ходе работ, а по истечении суток я должен знать причину его интереса. Точно и однозначно, ясно?
– Так точно, товарищ генерал!
– Все, свободен, подполковник.
Офицер развернулся через левое плечо и вышел из кабинета.
Оставшись один, генерал достал из массивной тумбы письменного стола бутылку «Кремлевской» водки, налил себе полстакана и залпом выпил. Можно же позволить себе расслабиться?! Такая гора с плеч! Всесильный помощник явно заинтересовался не поставками оружия террористам. Надо успокоить кое-кого…
Генерал уже протянул руку к телефону, но тут вспомнил, о чем забыл спросить своего подчиненного, и щелкнул тумблером связи с секретарем:
– Ну-ка, верни мне этого подполковника. Немедленно!
Уже через три минуты запыхавшийся офицер переступил порог кабинета:
– Вызывали, товарищ генерал?
– Да, подполковник. Извини, запамятовал, а по телефону не хотел уточнять. Что там есть от агента, которого я инструктировал?
Подчиненный понял без лишних уточнений:
– Он доложил о задержании журналиста в аэропорту Мюнстера, потом о препровождении того в полицейский участок.
Генерал кивал в такт.
– И все? Больше вообще ничего?
– Ничего. Ведь у него «свободный режим». Вы сами не оговорили регулярность связи.
– Да-да, мое поручение связано с его возможными быстрыми перемещениями. Трудно придерживаться какого-то графика… Но ты немедленно докладывай мне при поступлении любых известий. Я буду ночевать сегодня в кабинете, так что буди!
– Есть! Разрешите идти?
– Да, пожалуйста.
Подполковник вышел.
Москва, Кремль
Президент не любил разговаривать по телефону. Отдавать конкретные распоряжения или проводить селекторные совещания – это одно. Но в личном общении он предпочитал видеть лицо своего собеседника, улавливать его мгновенную реакцию на даже еще не высказанное словами намерение, следить за жестами, мимикой. Они порой говорили значительно больше, чем самые правильные слова. Вот только позволить себе такую роскошь, как задушевные беседы, он мог редко.
А уж тем более не подходил телефон, когда самого президента одолевали неразрешимые сомнения. Иногда хотелось посоветоваться с кем-то, услышать чужое, непредвзятое мнение. Поэтому сейчас, поднявшись на этаж выше, он негромко постучался в дверь одного из кабинетов и, услышав неразборчивое: «Да-да!», вошел внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.
– Сиди-сиди, Владимир Викторович, – остановил он поднимающегося навстречу из-за стола своего помощника. – Я вот посоветоваться заскочил. Без лишних ушей.
Президент прошел немного вперед и сел в гостевое кресло.
– По-спартански у тебя тут. За годы ничего не меняется, скарбом не обрастаешь… Мы можем спокойно поговорить?
– Да, – ответил помощник. – Лично я давно определил для себя, что этот кабинет – единственное место в Кремле, где можно спокойно поговорить.
– А у меня? – удивился президент.
Владимир Викторович коротко усмехнулся, но ничего не сказал.
– Ну и ладно, – махнул рукой президент, – мы-то с тобой здесь. Мне только что звонила Ангела Меркель.
Лицо помощника оставалось спокойным и внимательным, он молча ожидал продолжения.
– Очень неожиданный звонок. У меня создалось впечатление, что она сильно взволнована, но не решается быть до конца откровенной. Я даже постарался подольше поддержать светскую беседу, чтобы она все-таки успокоилась и решилась высказаться напрямик. Ты знаешь, эта женщина может говорить прямо. За что я и испытываю к ней огромное уважение. Но тут… В общем, разговор шел об отправке к нам судов с грузом радиоактивных отходов. Вроде все по плану, договоренность есть. Мне докладывали, что в Питере все готово к приему. Я даже удивился, что сама канцлер озабочена этим вопросом. А потом понял: что-то не так у них с этим грузом. Какие-то аварии на кораблях… Уже по тому, как она меня успокаивала, что доставка произойдет в срок и без эксцессов, было понятно, что проблемы-то нешуточные. Тем более с чего бы это ей звонить, если суда еще не вышли из немецких вод?! Я знаю, что ты конкретно этой доставкой никак не занимался, но раньше у тебя был вынужденный опыт в проблемных ситуациях с этими самыми отходами, так?
Теперь Владимир Викторович получил прямой вопрос и молчать дальше не мог. Но ответил он крайне скупо:
– Да. В некотором отношении. Несколько лет назад к нам попытались протащить такие отходы через морскую границу на Севере.
Нет. Президент хотел другого ответа, но за годы совместной работы он достаточно изучил характер своего помощника и поэтому знал: чтобы получить содержательный ответ, вопрос придется задавать в открытом виде. Пока он обдумывал более точные и информативные формулировки, Куратор сам всерьез задумался. В этом разговоре он уловил шанс разрешить кое-какие мучившие его последнее время проблемы. И теперь Алексахин молниеносно просчитывал вероятность нужного ему исхода разговора.
Оба собеседника пришли к решению каждый своей задачи практически одновременно.
– Хорошо. Тогда спрошу так: мы можем исключить какое-либо давление на германское руководство?
– Если вы говорите о политическом давлении, господин президент, или о каких-то финансово-экономических затруднениях, или даже о происках оппозиции, то это практически исключено.
– А есть что-то еще?
– Да, есть. Это реальная угроза террористического акта.
Слова были произнесены. Теперь молчал президент, ожидая необходимых уточнений и разъяснений.
– Несколько дней назад я получил из Германии информацию, которую можно трактовать как подготовку теракта. Его объект – груз урановых стержней, отправляемый на переработку и захоронение в Россию. Сразу оговорюсь: информация поступила по совершенно случайным каналам, содержала в себе лишь субъективные подозрения и, безусловно, нуждалась в тщательной проверке.
– И что дала проверка?
– А проверка, господин президент, не то что не закончена – мы не имеем даже сведений о ее начале!
– Загадками говоришь, Владимир Викторович.
– Дело в том, что первоначальная информация поступила через человека, который является одним из руководителей Команды.
Лицо президента посуровело, он с шумом выдохнул воздух:
– Ты знаешь, что я никогда не вмешивался в дела этой… этого… подразделения. Оно было и до меня. Досталось, так сказать, по наследству. О некоторых ее заслугах я знаю от тебя как куратора этой Команды, не отрицаю их, но меня всегда как-то напрягало существование такого «тайного ордена». Я даже не знаком с их персоналом, разве что…
– Да. И сейчас речь как раз о нем, о журналисте Талееве.
– Он разве в Германии?
– Был в России. А сам источник – это его друг капитан 2-го ранга Редин…
– Я помню этого человека. Дело в Северодвинске, да?
Куратор кивнул:
– Вот он как раз в Германии, в роли нашего инспектора по ядерным отходам. А сейчас сопровождает этот груз в Санкт-Петербург. От него и поступила информация к Талееву. Журналист вылетел для ее проверки, и больше от него мы пока не имеем никаких сведений.
Алексахин не посчитал нужным информировать президента о задержании Талеева в мюнстерском аэропорту: это было единственное короткое сообщение, полученное им от своего агента, которого он послал по следам Талеева, и Куратор намеревался еще уточнить некоторые детали.
– А как ты сам, Владимир Викторович, оцениваешь вероятность теракта?
– Как весьма высокую. А теперь, после звонка госпожи Меркель, даже не сомневаюсь, что кризис уже разразился. Но, поскольку мировые СМИ молчат, предполагаю, что пока правительство Германии контролирует ситуацию. То есть выполняет требования террористов. Об этом, думаю, и хотела сказать канцлер, но так и не решилась.