— Сколько угодно, от тонкого слоя пыли до нескольких футов. — Марк выглядел извиняющимся. — Обычно Старик Тишшу сдувает самое худшее на север за Барьер, но в этот раз он похоже промахнулся. Также может начаться дождь с пеплом.
Мастер уставился на него, затем бросил дикий взгляд на верхние террасы, где лёгкие порывы ветра волновали блестящие полосы зреющего зерна. Золотисто-коричневый ячмень склонился, сияя серебристым золотом. Более жёсткая пшеница гнулась хуже, её остья колосьев едва приоткрылись.
— Мы могли бы собрать немного, — пробормотал он. — Хотя бы несколько бушелей ранней пшеницы, или ржи, или овса, просто на случай, если…
Торисен бросил быстрый взгляд на Марка, который затряс головой. На это не было времени. — Мы должны спасти столько, сколько сможем, здесь, на водяном луге, — сказал он, — и надеяться на лучшее.
Мастер выглядел поражённым. Так же как сено было жизненной необходимостью для выживания домашнего скота зимой, так и Большая Жатва в конце лета была тем же самым для всех двуногих.
Его пугает не голод, понял Торисен. Он боялся, что если запасы иссякнут, его лорд может отослать большинство своих людей на юг, а сам останется удерживать замок вместе с символическим гарнизоном. Учитывая то, каким слабым, в последнее время, выглядел Верховный Лорд, оставлять Готрегор без защиты означало риск его захвата более сильным домом. С другой стороны, как многих он мог позабыть из тех, кого отправит прочь? Муллен ободрал себя живьём, чтобы избегнуть подобной судьбы.
Вся тяжесть его положения вновь рухнула на его плечи, больше не позволяя сбежать, тяжелее, чем можно было вынести. Они зависят от меня. Я дал им это право, когда принял место отца.
Он коснулся плеча кендара.
— Всё будет хорошо Старв. — Как-нибудь. — Продолжай.
При звуке своего имени мастер урожая мигнул, и внезапно вспыхнувшая в его глазах паника исчезла. Он отрывисто и неуклюже кивнул своему лорду и повернулся к собравшимся войскам. — Забудьте про остатки нескошенной травы. Укройте все эти стога. Шевелитесь!
Когда кендары рассыпались по полю и принялись за дело, Марк подхватил напуганную Луру, усадил её на спину пони и передал поводья уже оседлавшей лошадь кадету-стражнице. — Езжайте в Готрегор, — сказал он. — Быстро. Скажите им загнать внутрь домашний скот, накрыть колодцы, закрыть все заслонки в дымовых трубах, запереть все ставни и забить тряпками как можно больше щелей. Если нас заденет самым краешком, будет просто грязно. — Лура взвизгнула, когда небо расщепила молния, а её пони шарахнулся в сторону. — Вперёд. Мы последуем за вами так быстро, как только сможем. И смотрите, не запритесь изнутри, бросив нас снаружи! — заорал он им вслед.
У всех повозок на дне под грузом лежали рогожи, сплетённые из гибких и прочных стеблей ржи. Теперь кендары вытащили их наружу и начали набрасывать на стога сена. Чтобы накрыть каждый стог, требовалось четыре штуки. Отчаянные руки связывали их края вместе пучками соломы, а затем привязывали их к железным кольцам, установленным в каменных основаниях. Прежде чем рогожи были надёжно закреплены, некоторые из них успели вырваться на свободу и начали мотаться во все стороны, пока ругающиеся кендары изо всех сил боролись, чтобы взять их под контроль.
Ветры набирали силу, и они шли со всех сторон. В вышине сталкивались Тишшу и северный ветер, жаркий и холодный, чистый и наполненный пеплом, которые боролись друг с другом, между ними внезапно прорезались трещины синего неба и острые разломы молний. По всему полю возникали извивающиеся и покачивающиеся воронки, которые стегали по нему своими хвостами. По воздуху летала мякина. Лошади громко ржали. А затем стог, который Торисен пытался накрыть, взорвался ему прямо в лицо.
Кендар по близости завопила изо всех сил, когда ветер бросил острые, как иглы, соломинки прямо ей в глаза.
Торисен обнаружил себя лежащим плашмя на спине и вглядывающимся во вздымающейся вихрь сена. Поднимаясь, он, похоже, приобретал некие очертания, напоминая собой смутные формы чего-то огромного, с крыльями, накрывающими всю долину. Создавалось неясное ощущение, что на этом создании ехала верхом некая фигура, старик, за которым развивалась его борода. Ему навстречу двигались облака пепла и они тоже обретали и форму, и голос.
— Ва[61], ва, ва, что, что, что? — завыли чёрные, вздымающиеся фигуры Сожжённых Однажды. — Та[62], тот!
Они нырнули к Торисену.
Проклятие моего отца, подумал он, наблюдая за их приближением. Моя слабость. Я этого заслуживаю.
Внезапно щенок волвер Уайс прижала его к земле, её непропорционально больше лапы давили ему на грудь, а белые зубы оскалились навстречу падающему небу. Штуковина из сена и ветра тоже устремилась вниз, каждая соломинка изготовилась иголкой для атаки, но что такое мякина против огня? Торисен обхватил руками щенка и перекатился на живот, защищая её от горящих обломков, которые дождём падали на них. Внезапно он обнаружил, что держит маленькое тело, сотрясаемое его собственным, колотящимся сердцем. Маленькие ручки, с короткими пальцами и длинными ногтями, сжимали его рубашку. Девочка посмотрела на него испуганными голубыми глазами, горящими в маске из кремового меха, а затем спрятала лицо у него на груди. Он прижал её ещё крепче.
Меня, можете забирать; её, никогда.
Поле вокруг них горело, но пламя отбрасывало необычайно мало света. Падающий пепел образовывал у земли плотную, чёрную чашу. Во тьме снаружи, соломенные штуковины сражались с приглушенным рычанием грома, но даже свет от ударов молний этих столкновений не мог пронзить этот сумрак. Затем покров раскололся, открывая небо, с которого обрушился настоящий дождевой потоп.
Огонь зашипел.
Мир наполнился шумом и потоками воды.
Торисен спотыкаясь встал на ноги, всё ещё сжимая ребёнка, который вновь стал волком, и чуть не упал снова. Смесь из грязи и пепла скользила под ногами, дождь ослеплял. К тому же он оказался удивительно холодным. Устояли ли остальные стога или они уже потеряли Малую Жатву? Где все остальные? Трое, надеюсь, кто-нибудь оттащил раненную кендар в безопасность и позаботился о её ранениях. Это жуткая вещь, быть покалеченным. Ей мог бы помочь Киндри, но его здесь нет. Из-за Торисена. Из-за того, что целитель увидел или почувствовал в течение того момента, когда их руки соприкоснулись, его непроизвольно съёживалась при одной мысли о принятии в дом шанира, а того — тонкая и холодная, и внезапно отдёрнутая.
— Мой лорд, я не могу сделать это.
Почему? Что за искажения в нём могли оттолкнуть кого-то, уже отравленного Старой Кровью? Что, если не проклятие отца?
Я обречён и проклят, подумал он. Возможно, это именно то, чего я и заслуживаю, но не мои же люди!
В окружающем хаосе возникла и слегка расширилась вертикальная трещина света. После этого, сверху и снизу к ней присоединились блёклые горизонтальные линии. Трое. Это была дверь, прямо посреди поля. Пока он стоял и глазел на неё, изнутри раздался знакомый голос:
— Ну? Может, хватит стоять под дождём и пора зайти внутрь?
Торисен решил, что ему определённо снится сон, или он окончательно сошёл с ума. И то и другое было более вероятно, чем то, что разрушенный стог сена был выстроен вокруг такой большой, каменной лачуги или, скорее, полноразмерного домика. В нескольких шагах вниз, был земляной пол, усеянный фигурами разнообразной формы. Напротив, небольшой огонёк дымил и мерцал в утопленном камине, его свет выхватывал из тьмы низкие стропила, с которых свисал странный набор фигур. Большинство похоже принадлежало дремлющим летучим мышам и лискинам, но одна, здоровенная и шуршащая кожистыми крыльями, сонно поглядывала на него обсидиановыми глазами, принадлежащими иссохшему, почти человеческому лицу.
— Остерегайся вот этого, — сказала за его спиной Джейм, закрывая дверь. — Его занесло на север штормом предвестий, и я не думаю, чтобы с тех пор он хорошо питался.
Когда его глаза привыкли к темноте, Торисен увидел, что вся комната полна спящих животных. Ястребы и воробьи, бок о бок, уселись, поджав одну ногу, на каминную полку, спинки кресел и гигантские рога храпящего лося. Барсуки и выдры свернулись вместе для тепла под столом. Громадный холм у двери оказался пещерным медведем, покрытым живой курткой из горностаев, которая поднималась и опадала вместе с его зычным дыханием. Что касается стоявшего поблизости котла с водой, который потихоньку бурлил…
Поверхность воды разрезали жёсткие усы, затем появились широкий, распахнутый рот и пара круглых, проницательных глаз.
— Блууп, — торжественно сказал сом и снова затонул в глубине, скрывшись из виду.
— Что всё это значит? — Спросил Торисен, больше, чем когда-либо, убеждённый, что угодил в какой-то совершенно безумный сон.
— Это беженцы, разумеется.
Джейм, осторожно выбирая куда ступить, прошла через комнату к креслу у огня.
— Не все смогли добраться до укрытий, когда хлынул поток пепла…
Она убрала с сиденья ежа и положила его в корзинку с рукоделием на полу.
— Квип! — сказало вязание, сонно протестуя.
… но большинство успело. Здесь, должно быть, стоял настоящий бедлам, пока Матушка Рвагга не велела им всем заткнуться и спать.
Она залезла на кресло, осторожно балансируя на его ручках, которые скрипели под её весом, и начала что-то делать у верхнего конца необычайно большого свёртка, свисающего со стропил.
Щенок волвер вывернулась из рук Торисена и скакнула вперёд к очагу, где ей на встречу с шипением поднялся кот. Это была удивительно большая кошка, отметил Торисен, пока её спина изгибалась дугой всё выше и выше. Пламя окружало её нимбом красно-золотого, ощетинившегося меха, а её глаза отражали только огонь.
— Тебе лучше отозвать своего друга, — сказала Джейм. — Жур не в настроении для игр, а у меня нет времени. Кто она, по крайней мере?