Я чувствовал такую близкую семейную связь, будто оказался у своих родителей.
Ночью меня посетили и люди, и боги. Когда наутро мы поехали в ацтекские храмы солнца и луны, мне там все были знакомы. Цезарь оказался превосходным гидом. Он показал нам с Йошико легендарные места. Мы видели скалу, на которой когда-то каменным ножом разрезали сердца пленных, еще бьющиеся, и приносили их в жертву солнцу. В другом месте ацтеки играли в своеобразный баскетбол, часто головами предыдущей команды. Этот народ сумел рассчитать движение большинства планет вплоть до 1988 года, – но убил тысячи людей во время своих ритуалов. Как и все остальные культуры, без сочувствия ацтеки долго не продержались.
Цезарь отлично переводил мои лекции. Одна богатая американская семья спонсировала школу Гелуг, а в остальном люди в Мексике были как везде. Им хотелось подолгу все обсуждать, но к систематической работе они были не готовы. Лишь спустя несколько лет Антонио Карам вложил много ясности, терпения и времени в то, чтобы основать «Тибетский дом» («Каса Тибет»), и тогда в Мехико началось развитие.
Когда все возможное было сделано, мы погнали устойчивый «Фольксваген Гольф» по живописной дороге в Веракрус, на восточное побережье Атлантики. Выезд из Мехико занимает много времени. Город расположен на высоте 2400 метров над уровнем моря. Со своими примерно двадцатью миллионами населения он был тогда крупнейшим мегаполисом в мире. Густые выхлопные газы, смешанные с цементной пылью и отходами, придавали здешнему воздуху и цвет, и фактуру. Бег трусцой часто приводил к летальному исходу.
Вначале сосредоточиться на вождении было нелегко. Я никогда не видел такого неба, таких облаков и красок. Вскоре не менее захватывающими стали и горы. Поездка была потрясающая, без преувеличения. К счастью, трое моих пассажиров ничего не боялись, и на обочине не стояла полиция. За Пуэбло, где заканчивалась автострада, было особенно увлекательно скользить на поворотах всеми четырьмя колесами маленького автомобиля, который отлично держал дорогу. Я не поверю, что добраться до Мексиканского залива быстрее нас удавалось многим.
Форт в Веракрусе дышал силой. Сооруженный во времена Кортеса, он отлично сохранился, и в ярком свете луны выглядел живой историей, в которую запросто можно было войти.
Полночи мы провели на дискотеке. Обнаружив на стене ломаный рисунок нью-йоркского горизонта, я, к своему изумлению, прослезился.
Святыня индейцев Майя
На следующий день мы решили посмотреть совсем недавно найденные святыни индейцев-майя в дебрях первобытного леса. Добраться туда можно было только по воздуху. И если ацтеки оказались жестокими, то майя – извращенными. Их история подтвердила поговорку древних греков: «Кого боги хотят уничтожить, того они лишают разума». Сотни лет прожило это воинственное племя на юго-западе Мексики. По-видимому, самый большой урон майя нанесли себе сами, разрушив свой генофонд из-за постоянного кровосмешения. Барельефы в храмах представляли людей очень необычных пропорций. Должно быть, древние нубийцы и персы, чьи обычаи были похожими, рядом с индейцами-майя выглядели бы почти как нормальные люди.
Однажды племя внезапно снялось с насиженного места. Майя стали людоедами и ушли на полуостров Юкатан – как раз вовремя, чтобы погибнуть от пуль испанцев. Мы бродили среди руин и представляли себе, что здесь могли вытворять туземцы.
Единственное здание, в которое можно было войти, – высокая королевская гробница – вызывало чувство отчуждения. Эта культура, как и многие другие, в смысле человеческого развития зашла в тупик, и я уверен, что никогда в ней не жил. Некоторые люди – например, прекрасная Адриана Сильва из Боготы, – наоборот, считают, что в этом месте их принесли в жертву. Исследователям, желающим измерить глубину того, что творилось в головах у индейцев-майя, достаточно попробовать тонкие, бледные грибы, растущие здесь на склонах гор. У хиппи они были очень популярны. В них содержится активный псилоцибин, по своему воздействию напоминающий ЛСД.
На границе с Гватемалой я выронил паспорт. Оказалось, что Цезарю нужно срочно лететь обратно в Мехико, а мы с Йошико по пути на север посетили индейскую деревню. Там тоже было очень интересно, но ничто не задело меня за живое, как в Восточном Тибете или в нордических культурах. Другие люди, другие хитросплетения кармы.
Мы поехали дальше – в знаменитый Акапулько на западном побережье Мексики. Там росла конопля, в 60-е годы окрылявшая американскую молодежь. Одна семья учителей-идеалистов, работающих с самыми бедными индейцами, приняла Прибежище.
Через несколько дней, когда мы с Йошико ночью возвращались в Мехико, нам не пригодились фары. Началась гроза, и непрерывные молнии полностью освещали извилистую горную дорогу, а мы скользили по толстому водяному ковру.
Один американец пригласил нас в Гвадалахару, второй по величине город Мексики. Он оказался теплым и приятным. Уже одно вождение доставляло удовольствие. На этот раз я вел восьмицилиндровый американский автомобиль, не кастрированный ни автоматической коробкой передач, ни «диванной» подвеской, ни катализатором. Приятно удивленный тем, что в этой стране произвели такую точную и мощную машину, я устроил ей тест на скорость.
После лекции мы ночевали в одной исторической квартире. Махариши – основатель системы «трансцедентальной медитации» – разрабатывал здесь свой «Всемирный план». Держа в руках его черновики, я делал очень сильные пожелания, чтобы моя работа приносила максимум пользы существам, а вневременная глубина поучений Будды не терялась.
США
Мексика – особая, незабываемая культура. Выйдя из самолета в Лос-Анджелесе, попадаешь в совсем другой мир. Его не сравнить даже с мягким и гуманным Сан-Франциско. Этот исполинский город был ясным, однонаправленным и очень волевым.
Говорят, что он похож на Нью-Йорк, но это неверно. Ньюйоркцы более социальны и честнее воспринимают мир. Конечно, драматизировать обусловленные чувства бессмысленно, но я заметил, что в Нью-Йорке люди гораздо лучше знали, как они относятся друг к другу. В Лос-Анджелесе тяжело дышится, и с буддийской точки зрения это следствие скрытого гнева. Индейское название этой области означает: «место, где дым остается висеть». Костры туземцев давно погасли, но теперь миллионы дымовых и выхлопных труб «облагораживают» местный воздух. Часто уже в ста километрах от города щиплет глаза, а летом всю территорию вокруг Лос-Анджелеса заволакивает густым серо-красным угаром. Между автострадами, часто четырнадцатиполосными, стоит огромное количество одно– и двухэтажных домов. «Даун-таун», центр города, лежит посреди всего этого, как островок в огромном море.
В Лос-Анджелесе тяжело дышится, и с буддийской точки зрения это следствие скрытого гнева.
Я приехал вовремя: недавно в автокатастрофе погиб Джоэл, птичник Кармапы, влюбленный в Ханну. Такая смерть в «близкой семье» – дело необычное. Конечно, многие мои друзья и ученики попадали в аварии. Если за плечами солидное количество убитых китайских солдат или украденных лошадей из прошлой жизни, и за них еще предстоит кармически «заплатить», то бывает, что машина разбивается всмятку. Но после принятия Прибежища очень мало у кого обнаруживается такая тяжелая карма, чтобы человек сильно пострадал физически. Однако в случае с Джоэлом совпали особые условия. Кармапа строго-настрого велел ему выполнить семь условий: уволиться из бара на севере от Лос-Анджелеса, перестать ездить пьяным за рулем, ежедневно делать призывание Освободительницы, приехать к Кармапе в Индию и что-то еще – я уже не помню точно, что именно. Он не выполнил ничего и в одно прекрасное утро с четырьмя промилле в крови обмотал свою машину вокруг пальмы. В Румтеке уже знали. На месте оказался один тибетский лама, и я был рад, что тоже успел послать Джоэлу хорошие пожелания. Его все любили, но, как и большинство людей, он слишком серьезно к себе относился.
Барбара Петти прилетела в Лос-Анджелес, чтобы свести меня со своими знакомыми. Я прочитал несколько лекций для богачей, у которых, к сожалению, было мало открытости к собственному уму. Поэтому самые активные люди из местной группы вскоре переехали в Сиэтл. Всему виной была извечная проблема светских людей: быть важными хотели все, а сотрудничать – никто. В этом хромированном городе больше всего смысла имела работа с поздними хиппи и другими идеалистами. По мере того как укреплялась наша дружба, доверие к Учению росло, а волосы укорачивались.
В нескольких часах езды от сияющего города на запад еще были живы 1960-е. Заснеженные горы скрывали персонажей, курящих гашиш, но отличающихся сильной мотивацией. Они хотели научиться чему-то настоящему и даже надеялись, что смогут пригласить Кармапу. Здесь я впервые встретился с Робин и ее милыми детками. Каждый раз, когда она собиралась покинуть мою хижину, ее машина отказывалась ей служить. Как очень часто бывало в Америке, эта группа тоже распалась, но связи сохранились. Многие друзья до сих пор появляются на моих лекциях в разных концах страны.
Позднее Робин переехала в Фолбрук, мировую столицу авокадо, расположенную между Сан-Диего и Лос-Анджелесом, немного в стороне от побережья. Она открыла эту местность для нашей линии преемственности. Я бывал там каждый год – и в эти недели как никогда близко подходил к тому, что называют нормальной семейной жизнью. В этом районе обитало несколько интересных индивидуалистов, каких редко встретишь в Европе. В прошлых жизнях они наверняка были кочующими торговцами из моего племени, а более сплоченные европейцы – моими солдатами. К счастью, отличные йогины и женщины – носительницы мудрости – встречаются везде.
К счастью, отличные йогины и женщины – носительницы мудрости – встречаются везде.
Однажды моя лекция отменилась, и мы с Барбарой поехали в Перрис – калифорнийскую полупустыню. Здесь несколько лет назад один спонсор предложил Кармапе старую ферму для ретритов. Мы хотели на нее взглянуть. До этого был еще один щедрый дар – вершина горы в пустыне, куда можно было попасть только на вертолете. Владелец соседнего участка у подножья горы был трудным человеком и иногда стрелял в посетителей.