Пока это происходило, мы чувствовали силу Защитников; все были уверены, что ничего серьезного не случится.
В нескольких минутах езды оттуда люди вышли из домов и ждали нас. Их, должно быть, позабавило все это действо, а теперь они хотели получить благословение и что-нибудь нам продать. Пока мы на тибетском языке объясняли у костра медитацию на Шестнадцатого Кармапу, пропавшие лошади вернулись, неся на себе нашу поклажу. Где-то в ночном ущелье остались только местные приобретения – жестяная сковорода, сделанная из старой бочки для бензина, и сушеная ячья нога, из которой Педро частенько готовил превосходные котлеты.
Кхампы
На следующий вечер грузовик с мешками чая так и не появился. Но хуже было то, что куда-то запропастился и Курт. Желая развлечься, он ускакал вперед на самом быстром коне и должен был уже ждать нас на месте. Люди заволновались, но как только мое Мо сообщило, что он в порядке и скоро приедет, он показался поблизости, верхом на взмыленном скакуне. Он просто заблудился в соседней долине.
Тибетцев обычно впечатляло то, как я держу в руках четки, делая гадание, – они называют его «Мо», – но большинство из них не знало принцип его действия. Многим казалось, что с помощью Мо можно что-то изменить, но умный человек обычно оставляет такие вещи на усмотрение Будд. Когда вы гадаете таким способом, ваше сильное желание приносить другим пользу пробуждает вневременную природу мудрости в вашем уме. Преодолевая ограничения пространства и времени, вы просто «знаете», когда какие тенденции будут активны. Как и все в Алмазном пути, эту способность передает человеку его учитель.
Преодолевая ограничения пространства и времени, вы просто «знаете», когда какие тенденции будут активны.
Мо – пробуждение изначальной природы мудрости
Опоздание грузовика подарило нам самый редкий и ценный ресурс – время на медитацию и письма. Нас пригласила пожилая йогическая пара. Супруги решили вместе провести остаток дней в медитационном отшельничестве. Это было трогательно, но безответственно: они приступили к ретриту, имея лишь самые поверхностные инструкции. К счастью, тексты Кагью легко понять. Нам пришлось чуть ли не драться, чтобы, уходя, не унести с собой их единственное добро – вещи, в которых будут отчаянно нуждаться они сами.
Наконец прибыл наш транспорт. Дорога, по которой мы приехали, на следующий же день обрушилась, и кто-то проложил импровизированный зигзагообразный маршрут по другому берегу реки. У единственного моста – древнего деревянного сооружения – водитель остановился и попросил нас перейти на ту сторону пешком. Затем он буквально пролетел его на полном ходу. При меньшей скорости грузовик просто провалился бы сквозь дощатый настил.
Несколько недель мы провели в таких краях, где люди никогда не видели белого лица. К нашему облегчению, они не провожали нас изумленными взглядами – только иногда подходили получить благословение. В этом отношении, как и во многих других, тибетцам удавалось сохранять хороший стиль по сравнению с большей частью Третьего мира. Изумиться однажды пришлось нам самим: формы и размеры домов на другой стороне реки были настолько идеальными и так удачно вписывались в ландшафт, что деревня казалась живым организмом.
К нашему удивлению, от Чамдо до Дерге ходил рейсовый автобус. Продавать билеты иностранцам здесь не разрешалось, но кассир пошел на риск ради вожделенной валюты. Нас всегда поражало то, насколько буржуазными оказывались коммунистические китайцы и на что они могли решиться, когда выдавалась возможность заполучить товары чуть лучшего качества. Великой роскошью было ехать по этой дороге, напоминающей стиральную доску, сидя под крышей, а не полулежа под снегом в открытом кузове. Девушка справа от меня опозорила свою семью: влюбилась в китайца, чего здесь не случалось почти никогда. Напротив нее сидел мальчик с синдромом Дауна и изобретательным умом. Он то и дело подавал эротические знаки окружающим девочкам. Поскольку он шумел и закрывал вид на фантастические горы, я пару раз усадил его обратно на место, но он угомонился лишь тогда, когда поднялась мощная женщина-кхампа со словами: «Ну-ка, посмотрим, что он тут предлагает», – и схватила его за причинное место.
Великой роскошью было ехать по этой дороге, напоминающей стиральную доску, сидя под крышей, а не полулежа под снегом в открытом кузове.
Глубокий интерес вызывали у нас кочевники в своих почти круглых шатрах. Свободные, непринужденные манеры в их среде встречались даже чаще, чем у оседлых кхампов. Им действительно было все равно, что подумает сосед. Они до сих пор держали красно-коричневых псов размером с овчарку. В Центральном Тибете собаки этой породы часто оказывались в суповых кастрюлях у китайцев. Только в разрушенной летней резиденции Кармапы мы увидели – и особенно услышали – единственного невротичного представителя кочевого племени. Жизнь этих людей выглядела впечатляюще, но на деле была весьма убогой. Питались они той же скудной едой, что и их непальские соседи.
Тибетцы рассказывают об одном выдающемся любовнике, который осчастливил много девушек из племени кочевников. Когда на него пытались наброситься сторожевые псы, он имел обыкновение присаживаться на корточки, будто справляя большую нужду. Затем, когда собаки бросались искать ожидаемое лакомство, он ловко запрыгивал в палатку очередной красавицы.
Солдаты, охранявшие мост в Дерге, спали. Выскочив из автобуса со своими армейскими рюкзаками, мы прятались между большими бревнами, пока не загорелись первые огни. Их зажгли в ресторане, которым владел «отибетившийся» китаец. Он показал себя довольно приятным человеком, а на стене у него даже висела карта мира. Китай на ней покрывал солидную часть России и весь регион Гималаев. Когда мы сообщили ему, что весь остальной мир понятия не имеет о таких границах, он пожал плечами: видно было, что ему совсем не до этого.
Дерге тоже изобиловал шрамами, оставшимися от оккупации. Окружающая долина представляла собой вожделенную цель для бомбардировщиков, и зимой 1950/51 года по ней наносились интенсивные удары. Среди многих обяснений, почему Китай напал на Тибет, есть одно, очень простое, которому я сегодня отдаю предпочтение: некоторые неудовлетворенные генералы были ближе к Пекину, чем хотел бы Мао. Пока они не стали плести интриги, он отправил их в Тибет. Войска вторглись в восточную область до реки, которую мы только что пересекли, – а это почти треть территории Страны Снегов, и там живут самые сильные и свободные мужчины и женщины. Оккупанты пощадили всего один культурный памятник в городе – знаменитую типографию Бакханг. Она даже еще действовала, но ее наверняка зорко стерегли. Когда мы захотели осмотреть ее внутри, людей охватила паника.
Директор нашей гостиницы определенно был шпионом. Вел он себя подобострастно, и мы знали, что китайцы дают тибетцам ответственные посты вовсе не за эффективную работу, а за полную покладистость, когда те едят у них с ладони. Хотя он постоянно подчеркивал свою преданность народу и жаловался на оккупантов, при его появлении все наши посетители замолкали. Через год Педро снова посетил Дерге и обнаружил, что директор стал непроницаемым, как стена. Очевидно, операция «Открытость западникам» завершилась.
Скоро предстоял большой курс в Вуппертале, так что нам нужно было продолжать путь. Это означало подняться на 5600 метров и перейти горный хребет перед Канце, следующим восточным городом. На перевале незадолго до нашего приезда погибли от холода четверо путников. Оказавшись наверху, мы почти не чувствовали высоты, любовались великолепным видом и прыгали, радуясь тому, что наши легкие привыкли к местному климату. С того момента в наших умах все глубже отпечатывались две картины – минеральные богатства гор и группы китайских золотоискателей, стоящих в реке; они явно что-то находили. Почва была настолько легкой, что все мгновенно заволакивалось пылью, высоко поднятой колесами грузовика. Она висела над дорогой позади нас на всем видимом расстоянии.
Оказавшись наверху, мы почти не чувствовали высоты, любовались великолепным видом и прыгали, радуясь тому, что наши легкие привыкли к местному климату.
Мы все лежали в кузове, прикрывая от пыли видеокамеру Педро и другую технику, как вдруг и Ханна, и я вскочили на ноги: неподалеку проплывала крепость, которую мы просто знали. Доехав до Канце, мы расспросили местных жителей, и те сказали, что мы миновали Атубцанг на Золотой реке. Именно там в 1924 году родился Шестнадцатый Кармапа. Выпрыгивая из грузовика, мы чуть не приземлились на головы старых лам из ближайшего монастыря, которым из эмиграции руководил Калу Ринпоче. Они жадно слушали новости о высоких учителях, и мы с радостью подарили им несколько оставшихся изображений.
Мы пообедали в типовой неприятной столовке – одном из достижений нового общественного порядка. Как и во всех таких заведениях от самой Лхасы, двери здесь все время были открыты настежь, отчего создавался ужасный сквозняк. Никто не должен был засиживаться, проводя время счастливо и непроизводительно. Когда я давал благословения на главной улице, ведущей к холму с руинами в тибетской части города, рядом остановил свой мотоцикл щеголеватый офицер, весь увешанный знаками отличия. Он приехал на импортной «Хонде» – явный признак того, что в своей иерархической системе он стоял довольно высоко. На отличном тибетском языке он потребовал, чтобы мы немедленно проследовали в полицейский участок. Там мы сможем получить разрешение на то, чтобы позже осмотреть руины. Я с радостью заметил, что к нам подтягиваются несколько десятков тибетцев: я давно с нетерпением ждал такой возможности – публично поддержать их и защитить. Громко и весело я несколько раз похлопал его по спине, как шаловливого школьника, и произнес: «Знаете, вот этого мы делать не будем. Нас намного больше интересуют эти руины, чем ваш участок. Когда мы уже все посмотрим, вы можете навестить нас внизу, у автобусов. Там мы живем». У тибетцев перехватило дыхание, а офицер рванул с места, подняв задним колесом столб пыли, и умчался прочь. Больше мы не встречали ни его самого, ни его коллег. В Канце китайцы тоже оставили лишь одно из важных исторических зданий – изящный древний храм школы Сакья, в котором сохранились статуи многих Защитников. Здесь я наконец получил возможность выразить свою преданность Гуру Ринпоче. Любой предмет от него вызывает намного больше восхищения, чем те новые статуи, которые сейчас устанавливаются во многих районах страны. Хотя они представляют крайне добродетельных ринпоче и монахов, а отливают их умелые мастера из школы Гелугпа, в них просто нет той жизненной энергии, которую излучает Гуру Ринпоче.