Она кивает, но потом говорит:
— Она весь день ничего не ела, а сейчас уже два часа дня.
— На завтрак она ела овсянку. Я прослежу, чтобы она поела, когда проснется. Сейчас ей больше нужен сон, чем еда.
По бледному лицу Жасмин я понимаю, что напугал ее до смерти.
Я немного смягчаю свой тон и говорю:
— Просто делай, что тебе говорят, и все будет хорошо.
Она кивает и быстро уходит от меня.
Открыв дверь, я бесшумно вхожу в палату. Увидев, что Кассия все еще спит, я облегченно вздыхаю.
Я опускаюсь в кресло, едва удостоив взглядом поднос с серебряной крышкой для еды.
Затем опираюсь локтем на подлокотник и кладу голову на ладонь. Преимущество службы на флоте в том, что я могу легко заснуть в любом месте.
Закрыв глаза, я начинаю считать от одного до десяти, повторяя этот процесс, чтобы мои мысли не унеслись в темноту.
Глава 12

Кассия
Когда я просыпаюсь, то чувствую себя чертовски разбитой. Все тело ужасно болит, особенно поясница.
Желание расплакаться зарождается в моей груди, когда я вяло поворачиваю голову из стороны в сторону.
— Что такое? — Спрашивает Найт, привлекая мое внимание к себе.
— Все болит.
Он встает и выходит из палаты, а через минуту Жасмин вбегает так, словно за ней гонятся адские псы.
— Здравствуйте, — говорит она с натянутой улыбкой на губах. — Ваш охранник сказал, что вам больно?
Я киваю, пытаясь улыбнуться ей.
— Я дам вам кое-что, что быстро подействует. Но препарат может вызвать у вас сонливость.
— Хорошо.
Я наблюдаю, как она вводит лекарство в капельницу. Закончив, она спрашивает:
— Не хотите ли чего-нибудь перекусить, пока не спите?
Я отрицательно качаю головой.
— Жасмин, принеси еды, — бормочет Найт. — Я прослежу, чтобы она поела.
— Я не голодна, — возражаю я.
— Разумеется.
Жасмин выбегает из палаты, а Найт подходит ближе и кладет ладонь мне на лоб.
По-видимому, довольный моей температурой, он спрашивает:
— Боль утихла?
Да. Я была так сосредоточена на этом мужчине, что даже не заметила, как обезболивающие начали действовать.
— Да, — шепчу я.
Найт проверяет время на своих наручных часах, затем бормочет:
— Сейчас шесть часов сорок три минуты вечера.
Я не спрашивала, но ладно.
Между нами повисает неловкое молчание, и я вспоминаю, как плакала перед ним.
Черт. Зачем я это сделала?
— Насчет того, что было раньше. — Я прочищаю горло. — Никому не говори.
Он кивает.
Снова воцаряется неловкое молчание, которое становится еще более тягостным, чем раньше, и я спрашиваю первое, что приходит в голову.
— Как тебя зовут на самом деле? Полагаю, Найт – это прозвище?
— Найт – моя фамилия, — ворчит он, а его взгляд, устремленный на меня, выражает напряженность, которую я не могу разгадать.
— А твое имя?
— Линкольн. — Он переводит дыхание и добавляет: — Мои друзья называли меня Линк.
— Называли? У тебя больше нет друзей?
Он долго смотрит на меня, прежде чем отвечает:
— Нет. Больше нет. Они из...
Он замолкает, как только Жасмин возвращается с подносом. Жаль, что она не могла задержаться подольше.
Я медленно сажусь на кровати, и когда она приподнимает серебряную крышку, в ноздри мне ударяет восхитительный аромат ростбифа, мускатной тыквы и шпината со сливками.
Отлично. Я немного поем.
Я улыбаюсь Жасмин.
— Спасибо.
— Не за что. — Она бросает взгляд на Найта, а потом спрашивает: — Вы будете есть?
— Я перекушу позже, — отвечает он.
— Я могу вам все принести, — предлагает она.
— Да, он поест. Пожалуйста, принеси еду, Жасмин, — отвечаю я за Найта. — Спасибо.
Я чувствую, как он прожигает меня взглядом, пока она выходит из палаты, и, стараясь не смотреть ему в глаза, откусываю кусочек сладкой тыквы.
Проглотив, я говорю:
— Ты поблагодаришь меня, как только попробуешь еду.
— Пахнет вкусно, — замечает он.
Я откусываю еще пару кусочков, а затем решаюсь взглянуть на него.
— Значит... друзей нет?
В ответ я получаю лишь кивок.
— Тебе больше нравится, когда тебя называют Найтом, Линкольном или Линком?
Он пожимает плечами.
— Мне без разницы.
Я прекращаю есть, чтобы сосредоточиться на нем, и спрашиваю:
— Значит, я могу называть тебя Линкольном?
Он не выглядит обеспокоенным, когда отвечает:
— Конечно.
Я пристально смотрю на него пару минут, а потом спрашиваю:
— Что может вывести тебя из себя, Линкольн?
Мужчина пристально смотрит на меня, и я сразу понимаю, что в этом соревновании взглядов я точно проиграю.
— Не так уж и много, — бормочет он.
Значит ли это, что ранее мне удалось выбить его из колеи?
При воспоминании о том, как он схватил меня за подбородок, излагая свои доводы, у меня замирает сердце. Я была зла, когда мы спорили. Но теперь я понимаю, что иметь человека, который уничтожил целую армию русских солдат, защищая меня, – это... горячо.
На моем лбу появляется легкая морщинка, но прежде чем я успеваю все обдумать, в палату снова входит Жасмин.
Она ставит поднос на маленький столик в углу.
— Приятного аппетита.
Найт ждет, пока она уйдет, и только потом садится за стол. Его взгляд скользит по мне, пока он снимает крышку с блюда, затем он приказывает:
— Ешь, Кассия.
Точно.
Я отправляю в рот кусочек шпината со сливками и бросаю взгляд на задернутые жалюзи, закрывающие обзор на коридор. Вспоминая, как Найт перед тем, как обнять меня, закрыл дверь и опустил жалюзи, я пытаюсь проанализировать его действия.
Я уже почти засыпала, когда услышала, как он говорит о своей сестре. Это потрясло меня и заставило всплыть на поверхность мое собственное горе.
Прежде чем я успеваю дважды подумать, вопрос срывается с моих губ.
— Чем ты занимался до того, как стал убийцей?
Он вытирает рот тканевой салфеткой, а затем отвечает:
— Я был морским котиком в ВМС США.
Его ответ удивляет меня до глубины души.
Господи, что же случилось с его сестрой, что превратило морского котика в хладнокровного убийцу?
Его глаза встречаются с моими, и он, должно быть, видит вопрос на моем лице, потому что отвечает:
— Ее похитили, пока я был в командировке. Они продали ее в сексуальное рабство, а когда я нашел ее, было уже слишком поздно.
Не только его слова сильно задевают за живое, но и его резкий голос вызывает у меня мурашки по коже.
Мои губы приоткрываются, когда я смотрю на Найта. Я замечаю морщинки вокруг его глаз и рта и понимаю, что они появились на его лице из-за пережитого горя.
Боже.
Я медленно вдыхаю, когда завеса тайны отступает, открывая этого человека.
Я разглядываю его короткие черные волосы, волевые черты лица и темные брови. Мои глаза встречаются с его темно-зелеными, и все, что я вижу, – это мир боли.
Он безнадежно сломлен, но несмотря на это, он – самое прекрасное создание, что я когда-либо видела.
Этот человек так сильно любил свою сестру, что, потеряв ее, превратился в ангела смерти, пожинающего души тех, кого он считает злом.
— Я преступница, — шепчу я. — Я занимаюсь контрабандой нелегальных товаров.
Не разрывая зрительного контакта, он спрашивает:
— Ты перевозишь людей против их воли?
— Нет.
— Ты принуждаешь людей к рабству? — Задает он мне еще один вопрос.
— Нет. Я просто перевожу нелегальные товары.
Он бросает взгляд на дверь, а затем сосредотачивается на тарелке с едой, стоящей перед ним.
— Тогда у нас нет проблем.
Мой взгляд опускается к его губам, и я задаюсь вопросом, улыбается ли он вообще.
Может, он утратил эту способность?
Когда между нами воцаряется тишина, я откидываюсь на подушки, и мои мысли возвращаются к семье. У меня перехватывает горло, а от непролитых слез щиплет глаза.
Я слышу, как Найт встает, и смотрю, как он закрывает дверь. Вместо того, чтобы вернуться к столу, он подходит и останавливается у кровати. Он поднимает руку, и когда его ладонь касается моей щеки, я не могу сдержать слез.
Он садится на край кровати, склоняет голову набок и сводит брови.
Не знаю, почему я позволяю этому мужчине видеть мою уязвимую сторону. Знаю только то, что он мне нужен, потому что я не уверена, что смогу справиться с этим в одиночку.
Я прерывисто вздыхаю, пока слезы продолжают литься из моих глаз, затем подушечка его большого пальца проводит по моей щеке, и из меня вырывается всхлип.
— Они все п-погибли, — хнычу я. Похоже, он чувствует мою боль, и я сильнее прижимаюсь лицом к его ладони, шепча: — Я не знаю, что делать дальше.
Найт наклоняется ближе.
— Просто отдыхай и выздоравливай, Кассия. Мы разберемся со всем остальным, как только тебе станет лучше.
Глядя ему в глаза, я чувствую себя такой уязвимой, как никогда раньше, когда признаюсь:
— Мне страшно. Если члены альянса или люди из моей организации учуют мой страх, они убьют меня.
Он медленно качает головой.
— Не беспокойся об этом. Поверь, тебе мастерски удается дурачить их.
Мой голос звучит хрипло, когда я бормочу:
— А вот тебя одурачить не удалось.
Когда уголок его рта приподнимается, я удивляюсь. Легкая улыбка делает его невероятно сексуальным.
— Все дело в твоих глазах. Чем они темнее, тем больше ты напугана.
— Насколько они темные сейчас? — Тихо спрашиваю я.
Кажется, будто все остальное отступает на второй план, и остаемся только мы с Найтом.
Он снова наклоняет голову, пока его взгляд скользит по моему лицу, а потом говорит:
— Они похожи на карамель, а в правом есть золотистые крапинки.
Я опускаю голову и смотрю на то место, где в мою руку вставлена капельница, пока мои мысли возвращаются к разрушительному удару, который я перенесла.
— Я убила трех человек, — шепчу я. — Не думала, что у меня хватит на это сил.