Он кивает и делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает.
— Хорошо, что ты хоть с кем-то разговариваешь.
Господи, за последнюю неделю я говорил больше, чем за весь год. Такое чувство, что это все, что я делал с тех пор, как Кассия очнулась в больнице.
— У нас все хорошо? — Спрашиваю я, чувствуя усталость от общения.
— Да. — Он смотрит на дом. — Блять, это место – настоящая помойка.
Я усмехаюсь.
— Здесь только одна спальня. Я не продумал все до конца, когда сказал, что все должны собраться здесь.
— Очевидно, что не продумал. Хотя не могу тебя винить. Эта твоя девчонка дерзкая и, наверное, не дает тебе покоя.
Я киваю, уголок моего рта приподнимается в улыбке.
— Да, это так.
— Мы с ребятами найдем мотель, где сможем переночевать. Сообщи нам, когда все будут здесь, чтобы мы могли встретиться и обсудить операцию.
Я киваю и иду с ним к машине.
— Все хорошо? — Спрашивает Миллер.
— Да. Мы направляемся в мотель. Найт позвонит, когда прибудут все остальные.
Я смотрю, как мужчины садятся в машину, и когда они уезжают, поднимаю руки и провожу ладонями по лицу, а затем бросаю взгляд на другие дома, расположенные дальше по улице.
Господи, что за гребаный день.
Полагаю, могло быть и хуже.

Я остаюсь стоять снаружи, размышляя обо всем, что произошло.
До сих пор мне не приходилось никому объяснять, кто я или почему избрал такой образ жизни, поскольку я избегал Дэвиса и ребят. Сантьяго просто терпел мои перепады настроения, но, с другой стороны, именно он нашел меня в той комнате с телом Ронни на руках.
Такое чувство, что у меня в груди открывается ящик Пандоры. Черт его знает, что за дерьмо вылезет наружу, но я испытываю странное чувство надежды, что все может обернуться к лучшему... если только я останусь рядом с Кассией.
Мои мысли возвращаются к нашему спору и поцелую.
Блять. Поцелуй.
Ни одна женщина не целует мужчину так, как она поцеловала меня, если между ними нет влечения, так что это ответ на мой вопрос.
Но она девственница.
Я полагаю.
Она сказала, что у нее никогда не было отношений, и я был первым мужчиной, который увидел ее обнаженной, но сексом можно заниматься и в одежде.
Из моей груди вырывается недовольный звук, но потом я вспоминаю, что она сказала, что наш поцелуй был первым в ее жизни. Так что я сильно сомневаюсь, что у нее уже был секс.
Мои мысли продолжают метаться, и я ни на что особо не обращаю внимания, пока до меня доходит, что я подарил Кассии ее первый поцелуй.
Что она чувствует по этому поводу?
А что я чувствую?
Обычно я стараюсь избегать этого любой ценой, но сейчас я внимательно присматриваюсь к своим эмоциям. Я испытываю удовлетворение от того, что мне довелось быть у нее первым, и мне хочется, чтобы все остальные ее первые разы тоже были со мной.
Но мне также страшно. Что, если я не смогу сохранить ей жизнь? Что, если я позволю себе влюбиться и в итоге потеряю ее?
Я тяжело вздыхаю, глядя на случайный клочок песка.
Теперь уже слишком поздно думать обо всех этих "что, если".
Господи, уже слишком поздно.
Одержимость, которую я испытываю к ней, только усилилась после этого поцелуя. Хорошо это или плохо, но то, что происходит между мной и Кассией, уже не остановить.
Да, но что, если влюбишься только ты?
Я фыркаю.
— Тогда мне крышка.
Я слышу, как Кассия подходит ко мне сзади, затем ее рука ложится мне на спину, и она спрашивает:
— Ты в порядке?
Я киваю и, вздохнув, поворачиваюсь.
— Пойдем в дом. — Я чувствую, как она смотрит на меня, пока мы идем обратно к дому, поэтому успокаиваю ее: — Я в порядке. Не волнуйся.
Не успеваем мы подойти к входной двери, как она берет меня за руку и останавливает. Подняв другую руку к моему лицу, она проводит подушечкой пальца по разбитой коже на моей губе.
— А как губа?
— Нормально. Совсем не больно. — Но мне чертовски приятно, что она так за меня волнуется.
Она опускает руку, и когда мы заходим в дом, то видим, что Тобиас ест фасоль прямо из банки.
— О, чуть не забыла, — говорит Кассия. — Я не ем консервы. Кстати, у половины из них скоро истечет срок годности. — Она улыбается мне, и это так ослепительно, что я почти не замечаю, как она продолжает: — Дай мне ключи от машины и деньги, чтобы я могла съездить за продуктами. Как только мы будем в Греции и я заберу свои вещи из дома, я верну тебе деньги.
Я хмуро смотрю на Кассию, словно она сошла с ума, и бормочу:
— Ты никуда не поедешь без меня.
— Да, но тебе нужно позаботиться о частном самолете и прочем, так что я подумала, что могла бы купить что-нибудь на ужин или заказать еду навынос.
Подняв руку, я обхватываю пальцами ее шею, одновременно доставая из кармана ключи от внедорожника. Я бросаю их Тобиасу, который их ловит.
— Купи нам что-нибудь поесть.
Он ставит банку, и на его лице расплывается ухмылка.
Я отпускаю Кассию, вытаскиваю бумажник и достаю из него несколько банкнот, а затем протягиваю их Тобиасу.
Когда он выходит из дома, я смотрю на Кассию.
— Проблема решена.
Она наклоняет голову.
— Я могла бы пойти с Тобиасом.
— Нет. — Я разворачиваюсь, подхожу к дивану и сажусь. Вытащив телефон, я открываю мессенджер и отправляю Сантьяго сообщение.
Я:
Нам нужен один из частных самолетов. Сообщи мне, сколько будет стоить его аренда, и я переведу деньги.
Пока я жду его ответа, я говорю:
— Полагаю, что все сами позаботятся о жилье в Афинах. Я бронирую места только для нас с тобой.
— А Тобиас?
— Он взрослый мужчина и может сам о себе позаботиться, — бормочу я, бронируя номер в пятизвездочном отеле в Афинах. Закончив, я поднимаю глаза на Кассию. — В конце концов, ты ведь платишь ему зарплату, верно?
— Да.
— Будь осторожна и не слишком переживай за других людей, а то закончишь как Сантьяго, живя в комплексе с сотней человек.
Когда она кивает, я спрашиваю:
— Ты собираешься и дальше стоять там?
Она качает головой и садится рядом со мной. Когда она медленно откидывается назад, а на ее лице мелькает тень дискомфорта, я бормочу:
— Ты сегодня переутомилась.
— У нас был напряженный день.
Она вздыхает, снимая туфли на высоком каблуке, затем поджимает ноги под себя и откидывается на спинку дивана.
Потянувшись к ней, я притягиваю ее к себе, пока ее голова не оказывается у меня на коленях.
— Спи. — Когда она открывает рот, чтобы возразить, я прижимаю пальцы к ее губам и качаю головой. — Спи, Кассия.
Она закрывает глаза, но все равно бормочет:
— Нам нужно поговорить.
— Позже.
Я кладу руку ей на бицепс и нежно провожу большим пальцем по шраму, который все еще выглядит опухшим.
Когда она засыпает и ее дыхание выравнивается, я разблокирую свой телефон и возвращаюсь к работе. Я беру на себя все расходы по оплате услуг наемников, чтобы Кассии не пришлось об этом беспокоиться.
В моей груди разливается тепло, потому что мне приятно заботиться о своей женщине.
Глава 22

Кассия
Я просыпаюсь, когда Тобиас возвращается с едой, и, чувствуя слабость, сажусь и провожу ладонью по лицу.
— Ты не выспалась, — расстроенно бормочет Найт.
Я смотрю на него.
— Сегодня я лягу спать пораньше.
Он кивает, поднимаясь на ноги.
— Будь тут. Я принесу твою тарелку.
Я провожаю его взглядом до кухни, затем слышу звон посуды и его рокочущий голос, но не могу разобрать ни его слов, ни ответа Тобиаса.
Найт выходит из кухни, неся две тарелки с бургерами и картошкой фри. Он протягивает мне мою и снова садится рядом.
Когда Тобиас заходит в гостиную, он говорит:
— Я поеду в мотель, если вы не против, босс?
Так вот о чем они говорили.
Я киваю.
— Будь здесь завтра в восемь утра.
— Хорошо. Спокойной ночи.
— И тебе. — Я смотрю, как он уезжает, забирая внедорожник Найта.
— Ешь, — бормочет Найт, засовывая в рот картошку фри.
Я откусываю свой бургер, и пока жую, он говорит:
— Частный самолет будет готов завтра в десять утра. Аэродром находится в часе езды отсюда. Я также забронировал номер в отеле.
Я проглатываю кусочек, затем спрашиваю:
— Сколько все это стоило?
— Обо всем уже позаботились.
Я кладу бургер на тарелку и смотрю на Найта, пока он, наконец, не переводит взгляд на меня.
— Сколько?
— Не беспокойся об этом.
Я вздыхаю.
— Это деловые расходы. Или ты скажешь мне, сколько, или я просто переведу произвольную сумму на твой счет.
— У тебя нет моих банковских реквизитов, — бормочет он, запихивая в рот очередную порцию картошки фри.
Черт. Он прав.
Быстро соображая, я угрожаю:
— Я попрошу их у Сантьяго.
— Удачи тебе с этим.
— Господи, ты невозможен. — Я бросаю на его свирепый взгляд.
— Мне это уже говорили. — Он встает и направляется на кухню. Вернувшись с двумя бутылками воды, он говорит: — Это не обсуждается, как и вопрос о твоей безопасности. — Когда я открываю рот, он качает головой. — Нет, мы больше не будем об этом говорить.
— Ты не знаешь, что я собиралась сказать, — бормочу я.
— Я почти уверен, что ты собиралась со мной поспорить.
Он продолжает есть, в то время как я недовольно фыркаю.
— Как я уже сказала, ты невозможен.
Он переводит взгляд на меня, затем тянется к моей тарелке, берет картошку фри и подносит ее к моему рту.
— Ешь.
Мои губы автоматически приоткрываются по его команде, но когда я откусываю кусочек и понимаю, что мужчина кормит меня, на моем лице появляется недовольное выражение.
— Я могу сама себя покормить, — бормочу я, жуя картошку.
— Знаю. — Не отрывая от меня взгляда, он берет еще картошку фри. — Я хочу тебя покормить.
Моя правая бровь слегка приподнимается, и я не знаю, как реагировать на эту ситуацию.