Продолжительность записи — двадцать шесть минут. На заднем ее звуковом плане слышно, как президент протягивает руку к воображаемой, но вожделенной кнопке «ИЗВЛЕЧЬ КАССЕТУ». Несколько раз он пытается остановить словесный вал замечаниями вроде: «Я обдумаю ваше предложение так, как оно того заслуживает». Однако Митчелл, добравшийся лишь до причины номер три (четвертый абзац), продолжает неуклонно продвигаться вперед.
В конце концов дверь кабинета отворяется и один из помощников сообщает президенту, что наступило время неотложного совещания (почти наверняка ложь). После того как дверь закрывается (за помощником и словоохотливым визитером), мы слышим, как президент переводит дух, и звук этот мгновенно приводит на ум человека, добравшегося наконец до позарез необходимого ему писсуара.
Президент не предложил Декстера Митчелла в преемники судьи Бриннина — и по пяти, самое малое, причинам. Сообщив прессе о кандидатуре Куни, он велел Хейдену Корку организовать утечку информации о том, что Митчелл в короткий список кандидатов не попал, да и в длинный тоже. (Неизменно стремившийся оградить президента от неприятностей, Хейден мудро проигнорировал это распоряжение.) Тем не менее Митчелл оказался не расположенным, мягко говоря, к тому, чтобы благосклонно отнестись к выбору президента. И не отнесся. И, стерев со своего председательского молотка кровь и мозги Куни и Берроуза, Митчелл улыбнулся и произнес — с нехарактерной для него краткостью: «Следующий?»
Глава 5
Было уже четыре с минутами, понедельник, и это означало, что у Пеппер осталось меньше часа для того, чтобы принять окончательное решение насчет ответа, который она даст президенту.
Дневная запись очередного эпизода прошла хорошо. Бадди пребывал в благодушном настроении. Пеппер набиралась храбрости, чтобы заговорить с ним на пугающую тему, и тут он вдруг спросил:
— Так что, ты обдумала мою идею?
— Какую идею, мой сладкий? — спросила она.
— Насчет тюрьмы, — сказал он — с таким пылом, точно предлагал ей запрыгнуть в ближайший улетающий в Париж самолет.
— Малыш, у меня тут кое-что… намечается.
И Пеппер, набрав побольше воздуха в грудь, рассказала мужу о причине ее визита в Кемп-Дэвид. На лице Бадди появилось выражение человека, услышавшего от врача, что томограф обнаружил в его организме нечто малопонятное.
— Президент же вроде как поклонник нашего шоу, — сказал он.
— Да, — подтвердила Пеппер. — Похоже на то.
— Ладно, — сказал Бадди, — что ты ему ответила?
— Понимаешь, я не хотела давать ответ, пока мы с тобой все не обсудим.
Бадди облегченно вздохнул.
— И что это значит? — спросила Пеппер.
— Господи, ну и напугала же ты меня. Я уж решил, что ты согласилась.
— Нет. Но мне понемногу начинает казаться, что могу и согласиться. Я должна позвонить ему сегодня до пяти и дать ответ.
— Так позвони.
— Хм, спасибо, милый. Я по-настоящему…
— И скажи, что не согласна.
Пеппер удивленно уставилась на него:
— А почему я должна сказать именно это?
Бадди развел руки в стороны — так, точно ответ на этот вопрос был самоочевидным:
— Малыш, у нас начинается рейтинговая неделя.
— И что, она требует именно такого ответа?
— Ну послушай, — сказал Бадди, — Вандердамп же проигрывает по всем статьям. У него импичмент на носу. И посмотри, что произошло с двумя его последними кандидатами, а ведь это были серьезные ребята.
— Если ты пытаешься отговорить меня, — не без некоторой холодности произнесла Пеппер, — то выбрал неверную тактику.
— Нет, вообще говоря, то, что он остановился на тебе, просто здорово. Отличная реклама для нашего шоу. Я как-то не подумал об этом.
— Бадди, — сказала Пеппер, — мне этот разговор не нравится.
— Ну а что ты от меня хотела услышать?
— Не знаю. Что-нибудь вроде: «Мои поздравления, милая. Я горжусь тобой».
— Мои поздравления. Горжусь тобой.
— Ты пропустил «милая». И постарайся, пожалуйста, не задохнуться от восторга.
— Малыш, но это же бессмыслица.
— Вот и я ему так сказала.
— А про то, что у тебя контракт еще на два года, ты ему не сказала?
— Нет, до этой темы мы с ним как-то не добрались.
— Ты же не можешь просто взять и бросить все, что мы с тобой создали, — сказал Бадди.
— Малыш, речь идет о Верховном суде. Наша страна призывает меня исполнить мой долг.
— Ну так скажи ей, что отдашь деньгами.
— Голубчик мой…
— У тебя имеются определенные обязательства, Пеппер. И не только передо мной. Как насчет миллионов преданных тебе зрителей? Ты что же, собираешься просто-напросто сказать им: «Идите в жопу»?
— Вообще говоря, — ответила Пеппер, — именно к этой формулировке я прибегать не собиралась. И если наши зрители действительно преданы мне, не думаю, что они станут стреляться из-за того, что я перешла из телешоу в Верховный суд.
— Между прочим, это самое телешоу, о котором ты говоришь с таким презрением, и есть единственная причина, по которой тебе предложили посидеть в Верховном суде.
— Я этого и не отрицаю, — сказала Пеппер и скрестила на груди руки.
— Понятно. То есть ты решила сказать «иди в жопу» не кому-нибудь, а мне?
— Нет, — ответила Пеппер, — но если ты будешь продолжать в том же духе, то, возможно, услышишь именно эти слова еще до завершения нашего разговора.
— Ты не можешь так со мной поступить.
— Я поступаю «так» вовсе не с тобой. И кстати, давно ли тебя назначили центром Вселенной?
— Ты хочешь оказаться в суде? Ну так ты там окажешься. За нарушение условий контракта!
— Боже, какой ты, оказывается, строгий, — вздохнула Пеппер. — Ладно, спасибо, что был со мной так мил и сделал эту минуту особенно значительной для меня. Мне пора звонить президенту. Не хочешь поприсутствовать при нашем разговоре и лично послать его в жопу?
Глава 6
Во вторник утром — сенатор Декстер Митчелл уже сидел в своем кабинете на Капитолийском холме — на его столе затренькал телефон. Звонил Грейдон Кленнденнинн, самый главный из президентских мандаринов.
Эти двое хорошо знали — и плохо переваривали — друг друга. Грейдон именовал Митчелла (в частных разговорах) «зазнавшейся посредственностью». Декстер именовал Грейдона (в публичных выступлениях) «невыносимым, получающим непомерное жалованье эгоманьяком». Крупицы истины присутствовали в обеих формулировках.
Этот телефонный звонок был чем-то вроде совещания на поле близящейся битвы, в ходе которого представители двух замерших одна против другой армий обсуждают размеры взяток, способных предотвратить кровавую резню, — и условия их дачи.
— Итак, — произнес Грейдон Кленнденнинн, — habemus papam.[23]
Он всегда с большим удовольствием тыкал Митчеллу в нос свое знание разного рода премудростей.
— Я не учился в закрытой школе, Грейдон. Попробуйте изъясняться на английском.
— Это слова, которыми в Ватикане извещают об избрании нового папы, — сообщил Грейдон и зевнул — он еще не пришел в себя после перелета через несколько часовых поясов. — У нас обозначился новый кандидат. И я счел необходимым сообщить вам об этом — отсюда и мой телефонный визит вежливости.
— Ладно, — отозвался Декстер и, взяв со стола карандаш, пододвинул к себе по старой, еще прокурорских его времен, привычке большой блокнот. — Выкладывайте.
— Я намереваюсь сказать вам кое-что без околичностей и предвзятости, — сообщил Кленнденнинн. — Вы не против?
— Давайте, — ответил Митчелл, поняв, что услышит сейчас нечто любопытное.
— Вы почти наверняка сообразите, что имя это было названо не мной.
«Старый лис», — подумал Декстер.
— Тем не менее, — продолжал Кленнденнинн, — я дал президенту слово, что сделаю все возможное, чтобы наша кандидатура была одобрена. И я намерен сделать именно все.
— Хорошо, Грейдон. Я понял. Вы поддерживаете вашего кандидата на тысячу процентов. Кто он? Быстрая Вода?
— Нет. Картрайт.
Мысли Декстера Митчелла припустились наперегонки. Кажется, в шестом судебном округе был какой-то Картрайт…
— Судья Пеппер Картрайт, — прибавил Грейдон.
— Вы сказали: Пеппер Картрайт?
— Да.
— Пеппер Картрайт.
— Да.
— Телевизионный судья?
— Она самая.
Декстер Митчелл склонился над столом и помассировал еще мягкую после утренней инъекции ботокса кожу лба.
— Какого черта, Грейдон? Вы шутите, что ли?
— Нисколько. Президент считает, и, должен сказать, я с ним согласен, что обсуждение последних двух кандидатов было обращено благодаря вам в нелепый спектакль. Поэтому он избирает новую тактику, и, надо отдать ему должное, ход он нашел весьма неординарный. Вам это слово знакомо?
— Мы провели доскональные, честные слушания. Не я виноват в том, что…
— Давайте обойдемся без словесных прикрас, хорошо? Он направил к вам двух достойных мужей, двух львов судебной системы. Людей выдающихся, честных, проверенных. С репутациями — пальчики оближешь. А вы устроили подобие салемского судилища над ведьмами.
В моменты особенно напряженные Декстер Митчелл разражался крайне неприятным смешком. Чередой высоких, коротких звуков, чем-то вроде кудахтанья. Кто-то из слышавших этот смешок сказал, что он смахивает на звуки, испускаемые насильно кормимым гусем. В ходе телевизионных президентских дебатов Митчелл пару раз издал его, заставив не одного зрителя задуматься о том, охота ли ему в течение четырех лет слышать этот звук исходящим из Белого дома.
— Это — а-а-ак! — абсурд!
— Помилуйте. Ваше замечание неуместно.
«Неуместность» была для Грейдона Кленнденнинна худшим из преступлений, достойных смертного приговора.
— Мне жаль, что у вас и у президента сложилось подобное мнение. Я с ним согласиться не могу. Позвольте мне указать, что…
Но Кленнденнинну отнюдь не улыбалось выслушивать продлинновенные разглагольствования Декстера Митчелла.