— …распрозадолбаный…
— Он еще долго будет продолжать в этом духе? — спросил Благгер.
— Декс? — окликнул Митчелла Басси. — Декс? Сенатор?
— Что? — спросил, тут же перестав пускать пену изо рта, Декстер.
— Ты не хочешь вернуться к работе? Мы должны что-то ответить ему. На крыше ждут телевизионщики.
Несколько телекомпаний держали на крыше отеля свои кабинки, используя Белый дом как задник, на фоне которого брались интервью. Задник в данном случае особенно уместный.
— О-о, я ему отвечу. Хреносос! — И Декстер устремил яростный взгляд на телевизор, у которого кто-то уже отключил звук. На экране один из ведущих политической программы беседовал с другим. Глаза у обоих были влажные.
— Плачут они, а? Вы только посмотрите на них! Суки дешевые! Вы что, не поняли? Все это было разыграно! Все его сраное выступление!
— Может, дать ему успокоительного? — предложил Басси Благгер.
— Он нужен мне бодрым. Это из него энергия прет. Просто ее необходимо слегка обуздать.
— Да уж, энергии его хватило бы и для освещения Кливленда, — сказал Благгер, вставая и берясь за пальто. — Ладно, мне завтра утром в суде выступать. Басси?
— Да?
— Не позволяй ему называть президента Соединенных Штатов хренососом по национальному телевидению.
Басси устало кивнул.
Глава 30
— Итак, — кривовато улыбнулся председатель суда Хардвизер, — принимаем мы к рассмотрению это дело?
Вопрос вызвал коллективный смешок — явление редкое — у сидевших вокруг совещательного стола судей.
— Я не собираюсь произносить перед вами речи, — продолжал он. — Но позвольте мне высказать то, что, как я полагаю, вертится у каждого из вас в голове. В шестидесятых годах — время для некоторых из вас памятное — я был, разумеется, слишком молод или чрезмерно интеллектуален для того, чтобы обращать внимание на…
Новые смешки. Пеппер оставалось только дивиться тому, каким спокойным и уверенным в себе выглядит Деклан; у самой у нее ощутимо посасывало под ложечкой. За время работы в суде она потеряла восемь фунтов. Может быть, кто-то уже написал книгу «Верховное средство избавления от лишнего веса»? Деклан между тем продолжал:
— …Участники антивоенных демонстраций, когда полиция надвигалась на них с дубинками, имели обыкновение скандировать: «Мир смотрит на нас».
— С дубинками? — простонал судья Сантамария.
— С жезлами, с битами, с тросточками. Хоть с дирижерскими палочками, Сильвио. Я, собственно, хотел пообещать вам следующее: я постараюсь сделать все, что в моих силах. В последние несколько месяцев я вел себя несколько иначе и прошу у вас прощения за это. Вы заслуживаете лучшего. Наш суд заслуживает лучшего. Однако, как его председатель, я имею определенные обязанности, и одна из них, по моим представлениям, состоит в том, чтобы напомнить всем нам: любая новая утечка информации, в особенности информации, связанной с делом «Митчелл против Вандердампа», приведет к последствиям самым губительным. Катастрофическим. Мы — члены Верховного суда. Так давайте же и вести себя как, — он слабо улыбнулся, — существа верховные.
— Спасибо, судья Хардвизер, — сказал Криспус.
— У кого-нибудь есть что к этому добавить? — спросил председатель суда.
— У меня, — шаловливо объявил Сильвио. — Я думаю, что нам следует начать с молитвы. Может быть, вы прочитаете ее, Мо?
Судья Готбаум улыбнулся:
— Я уже пробовал читать их, Сил. Молился о том, чтобы «Бритоголовые» одолели «Майами».[106] Похоже, Бог все-таки умер.
— Странно, а я молился за «Майами» и выиграл двадцать баксов, — сообщил Сильвио. — И по-моему, Бог велик.
— Звучит очень знакомо. Ну да, конечно, — именно эти слова они и произносят, когда направляют самолеты на здания и побивают камнями женщин. Как там в оригинале? Allahu…
— Жаль, что Благой Форкморган не на нашей стороне, — вмешалась Пэги Плимптон, не позволив шутливой перепалке Мо и Сильвио перерасти, как это обычно бывало, в полновесный джихад.
— Да уж, ему эта работка пришлась бы в самую пору, — не без некоторой язвительности подтвердил судья Якоби.
— Как и Кленнденнинну, — сказал судья Харо.
— Ну хорошо, — весело, но с подчеркнутой властностью произнес Деклан, — если добавить вам нечего, давайте на этом и закончим. Благодарю вас, достопочтенные.
Покидая вместе с Пеппер зал совещаний, он прошептал: «Quis…»
— Удачи тебе и всем нам, — сказала Пеппер. — То, что нас ожидает, — это полная жуть.
— Я человек неверующий, однако готов попросить Сильвио, чтобы он помолился за меня.
— Послушай, Дек, насчет утечки… — начала Пеппер.
— Мм?
— От ФБР что-нибудь слышно?
Деклан поджал губы.
— Ни писка, ни шороха. Похоже, наше хваленое Федеральное бюро расследований с треском провалилось. И для меня это большое разочарование, особенно после ушатов грязи, которые на меня вывалили за то, что я попросил их заняться расследованием. Вот уж не думал, что им будет так сложно… Некомпетентность. В наше время, куда ни плюнь, попадешь в некомпетентность.
— Уверена, они сделали все, что в их силах, — сказала Пеппер, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Остается надеяться, что с ловлей террористов они справляются лучше. Слушай, Пеп?
На лице его появилось смущенное, мальчишеское выражение.
— Да, Дек?
— Я…
— Продолжай, продолжай. Я сегодня некусачая.
— Я вот подумал… пока все не закончилось, может быть, нам лучше…
— На время забыть о половой жизни?
— Нынче утром у моего дома толклось человек тридцать репортеров и фотографов. Безумие. Очень может быть, что они скрытно следят за нами.
— Я понимаю. Хотя мне это дастся не легко.
Деклан застенчиво пролепетал:
— Я-то уж точно буду скучать по нашим… нашим… небольшим…
— Перепихам, ты это хочешь сказать.
Он покраснел:
— Я называю это иначе.
— Да, конечно. — И она целомудренно чмокнула его в щеку. — Ладно, попробую сублимировать мою неудовлетворенную похоть в блестящие выступления в зале суда. Там и увидимся, шеф.
И она добавила, уже в спину уходившему Деклану:
— Если тебя совсем припечет, забеги как-нибудь в мой кабинет. Заскакивать на меня, на лежачую, ты уже научился, посмотрим, удастся ли тебе продержаться восемь секунд до свистка в стоячей позиции.
В жизни своей Пеппер не видела, чтобы человек так багровел. Председатель Верховного суда припустил по коридору, точно перепуганный краб. Пеппер рассмеялась. Впервые за долгое время ею овладело настроение легкое, почти легкомысленное. Впрочем, надолго его не хватило. В кабинете ее ожидало телефонное сообщение: «Пожалуйста, перезвони, это срочно. Бадди».
Срочно или не срочно, но Пеппер перезвонила. Не могли бы они выпить где-нибудь вместе? Ему не хочется обсуждать все по телефону. Он показался ей каким-то смирным, не похожим на обычного шумливого, попыхивающего сигарой Бадди.
— Хорошо, — сказала Пеппер. — Тут есть одно такое местечко, называется «Казенный пирог».
И, не удержавшись, добавила:
— В нем ты будешь чувствовать себя как дома.
Бадди ждал ее в той же, как это ни странно, кабинке, в которой она беседовала с агентом Лодато. Едва Пеппер уселась напротив него, как подошел официант, поприветствовавший ее:
— Судья Картрайт! Рад видеть вас снова.
— Я вижу, ты тут завсегдатаем стала, — сказал Бадди, когда официант отошел, чтобы принести ему пива, а Пеппер кофе.
— Ага, — ответила она. — Я тут горькую пью. Мы же все в Верховном суде — запойные пьяницы.
— Выглядишь ты фантастически.
— Бадди?
— Да?
— Давай обойдемся без этой херни, ладно?
Он кивнул:
— Ладно.
— О чем ты хотел поговорить? У меня сейчас довольно туго со временем.
— Понимаю. Господи, — он нервно хихикнул, — наверное, это здорово напрягает.
— Что да, то да.
— Удачи тебе.
— Спасибо.
Пеппер подождала немного, надеясь, что Бадди перейдет к делу. Он не перешел. И она спросила:
— Так о чем ты хотел поговорить, — о нашем разводе или о твоем иске по поводу нарушения контракта? Потому что я ни о том ни о другом говорить не хочу. Платить шестьсот пятьдесят в час дяденькам, с которыми я это обсуждаю, дело, конечно, веселое, но оно быстро утомляет.
Он произнес — с натугой, выкладывая каждое слово, точно железобетонный блок:
— Я хочу извиниться перед тобой.
Пеппер молча смотрела на него.
— Ну и? — спросил Бадди.
— Не знаю, что и сказать. По-моему, я ни разу не слышала, как ты соединяешь эти слова в законченное предложение.
— Я не шучу, — серьезно сказал он.
— С недавних пор, не знаю отчего, утратил ты всю свою веселость.[107]
— Прошу тебя, Пеппер, давай без Шекспира. Я для него не в настроении.
— Что-нибудь случилось? — теперь уже с тревогой спросила Пеппер. — Надеюсь, у тебя не обнаружили рак или еще что?
— Нет, ничего похожего.
— И ты явился сюда просто ради того, чтобы извиниться, или у тебя есть на уме что-то еще?
— Почему у меня непременно должно быть что-то на уме?
— Потому что я тебя знаю, Бадди.
— Я собираюсь отозвать иск о нарушении контракта.
— Я же сказала: об этом я говорить не хочу.
— И заявление о разводе тоже.
Вот тут он ее и впрямь удивил.
— А это что еще значит?
— Это значит, что я готов простить и забыть.
— Уж и не знаю, с какой стороны к этому заявлению подступиться, — сказала Пеппер после паузы столь долгой, что в нее поместилась бы геологическая эпоха.
— Я много думал, — сказал Бадди. — Возможно, и ты тоже.
— Нет, Бадди, не думала. Я была слишком занята, чтобы думать.
— Неплохо. Хорошая получилась бы реплика.
— Для чего?
— Не знаю, вдруг мы с тобой когда-нибудь затеем новое шоу.