Прапор 2-ой Финляндской дивизии на стене, наверное, вольно-невольно служил основной мишенью… Он, довольно долго, весьма замысловато колыхался — пробиваемый пулями. Наконец, было перерублено древко и знамя финляндцев рухнуло вниз. Мой денщик сбегал и принёс его снова на колокольню — изодранное пулями до состояния лохматости, всё в пыли — похожее на рубище какого-нибудь святого великомученика.
— Куда его, Вашество…?
— Ну, не на стену же снова?! Давай сюда…
Обернулся знаменем наподобие плаща — веревочкой через пулевые дырочки, завязав вокруг шеи его концы.
Но, колокола звонили!
Под ними, разнообразно коченея в лужах собственной крови, лежали трупы звонаря и двух жандармов… Но от ударов немецких пуль, колокола звенели не переставая на разные голоса и, порой слышалась — вполне осмысленная, какая-то печально-торжественная мелодия.
Снизу, стали отчётливо слышны морозящие душу звуки рукопашной резни на двух языках — сочный русский мат, перебивался лающей немецкой руганью, торжествующе-победные яростные вопли, чередовались с предсмертными — полными боли и ужаса, вскриками умирающих людей.
Ещё немного и, враг был уже под самыми стенами церкви…
Прибежавший снизу офицер, заикаясь сообщил что ломают двери церкви. Пора, нам все спускаться вниз и вступать в ближний бой.
— Господа! Двум смертям не бывать! — несколько слукавил я.
Одна у меня уже была — сейчас, возможно будет вторая… Но, хоть умру человеком в бою, а не овцой — подставившей горло под нож! Одно жаль: историки напишут не про меня, а про моего Реципиента — жалкую, дрожащую тварь… Какие люди, были рядом с ним — а он так бездарно, всё на свете просрал!
В «Храме» — в помещении церкви, где проходят богослужения, у нас всё было отрепетировано на этот случай. Я присел за «Шварцлозе», второй номер — денщик Иван Хренов. Рядом со мной за баррикадой генерал Спиридович, полковник Нагаев, два штабных офицера и три связиста-телефониста из нижних чинов со своим прапорщиком. Все с карабинами или револьверами. Ещё, у нас имеются два роскошно отделанных двуствольных дробовых ружья из поместья местного пана — что мой главный охранник, зажопил отдать в грубые солдатские руки.
Пятеро оставшихся в живых жандармов, притаились по бокам дверей в храм, за колонами: у двоих по паре револьверов, трое — кроме того, вооружены винтовками со штыками. Эти будут стрелять и колоть сбоку прорвавшихся в помещение немецких драгун.
Ворота церкви крепки, но от сильных ударов уже шатаются… Конечно, была бы это немецкая пехота — двери бы уже давно взорвали и, возможно — вместе с самой церковью. Да, откуда у кавалерии сапёры с взрывчаткой?!
— Без команды не стрелять, — кричу жандармам, — …отворяй!
Враз отверзлись «царские ворота», подождали пару секунд — пусть побольше толпа в проходе соберётся-накопится, и:
— ОГОНЬ!!! — командую, нажимая на гашетку.
— БББАААХХХ!!! ФФФРРР!!! — залп со всех наличных стволов, длинная — предлинная пулемётная очередь на всю ленту, — ФФФРРР!!!
Человек пятнадцать враз, смело как огромной железной метлой и, переменив ленту, я «прощупывал» пулемётом улицу, ловя перебегающие в дыму фигурки в голубых шинелях и островерхих шлемах.
В обратку, над головой просвистел целый рой пуль и за спиной, что-то зазвенело, забренчало и со стуком попадало на пол…
Возникло ощущение чего-то нереального — как в компьютерной «стрелялке»: драгуны, будто считая — что у них «настройки» поставлены на «бессмертие», упорно лезли в открытые двери храма, а мы убивали их по одному или сразу целыми группами…
Сквозняка в помещение не было и, я вскоре садил «наощупь» — ничего не видя от облака дыма горевшего масла, повисшего над долбанным «Швацлозе».
— Вот же, пупырь какой, а?! Иван, — кричу денщику, меняя ленту, — нарисуй мне сквозняк!
— Как, это?!
— Махай чем-нибудь — дым разгоняй! Видишь, мне ничего не видно!
Тот, отложив немецкий карабин, принялся махать над пулемётом фуражкой, потом — шинелью… Вроде помогло и, следующую ленту, я расстрелял более-менее прицельно.
Воспользовавшись следующей перезарядкой пулемёта, в храм одновременно заскочили человек десять драгун… Их тут же совместно прикончили, но они успели дать залп по баррикаде, убив одного из штабных офицеров и связиста… Денщик, оттолкнул меня от пулемёта на пол и сам улёгся сверху, закрывая собой. Еле-еле, из под него выбрался, обматерив сгоряча…
Опасность миновала, я подполз на корточках к пулемёту, в приёмник которого, мой денщик уже успел вставить новую ленту:
— ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!
«У них, что? Ручных гранат нет?!», — мелькнула мысль, когда я перестреливался с отдалённым немецким пулемётом.
Накаркал…
— БОМБА!!!
Только подавил тот пулемёт, как влетевшая было граната с длиной ручкой, ударилась об кроватную сетку — прибитую на высоте человеческого роста на дверях и отпружинив назад, разорвалась среди трупов. Следующая, влетев ниже весьма настильно, до нашей баррикады не долетела и рванула на середине храма — обрушив хрустальную люстру и, добавив пыли и дыма… Успели укрыться за баррикадой, но всё равно — как со всего размаха валенком с насыпанным песком, прилично ударило взрывной волной по затылку, а со стен пыля посыпалась штукатурка… Пара осколков задела пулемёт пошевелив его — к моей огромной радости, не пробив кожух.
— Стреляйте, стреляйте, Ваше Величество! — вдруг заорал Спиридович, послав из ружья заряд картечи в дверной проём, — СТРЕЛЯЙТЕ!!!
— ФФФРРР!!! — на полленты очередь, — что случилось?
— Этот мудак, палашом хотел сетку перерубить!
Третья граната, взорвавшись в самых дверях, бросила оземь двух жандармов. Сначала думал, просто залегли, потом вижу — один не шевелится, а другой пополз куда-то в сторону, оставляя за собой тёмную полосу… Вскоре, затих и он.
Кончилась лента…
— Заряжай! — кричу денщику, схватив дробовик.
Ворвалось сразу, драгун — как бы не двадцать!
Разрядив дуплетом ружьё, выхватываю из кобуры «наган» и чуть ли не очередью, разряжаю его в сторону двери, ничего не видя от дыма и оглохнув от выстрелов — своих и чужих. Акустика, знаете ли, в церквях — веками отрабатывалась! Чувствуешь себя внутри огромного колокола, по которому изо всех сил лупят кувалдой…
— Готово! — кричит денщик.
— Заряжай! — швыряю ему револьвер, сажусь за пулемёт, — ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!
Отбились! В этот раз, отбились…
Не стреляю. Куда стрелять не видно — мешает дым, пыль… И никаких звуков не слышно, кроме выстрелов снаружи.
Сквозь дым и пыль, как сквозь туман, неожиданно влетает человек десять или больше. Их тут же «скосили» — как перезрелую рожь косит жнец-косарь, но один — огромного вида драгун, что-то нечленораздельное по-бычьи ревя, скачками несётся к баррикаде — на бегу передёргивая затвор своего «Маузера»…
СТРАХ!!!
Страх, парализует — не одного меня! Все наши стреляют в него…
МИМО, МИМО, МИМО!!!
Я, лихорадочно дёргаю рукоятку долбанного «Шварцлозе»…
ЗАДЕРЖКА!!!
Бросаю пулемёт, тянусь за револьвером за пазуху… Он выпадает из моих трясущихся пальцев… Из-за широкого плеча денщика — неведомо как прикрывшего меня своим телом, не отрываясь взглядом от молниеносно приближающей смерти, шарю по полу — с парализующим душу ужасом, понимаю:
НЕ УСПЕВАЮ!!!
Спиридович, раз за разом нажимает на спуск разряженного уже пистолета — потом выбросив стрелянную, тянется в карман за запасной обоймой…
НЕ УСПЕЕТ!!!
Уже совсем рядом — в двух-трёх шагах… Чёрный зрачок дула его винтовки — дующий смертным холодком, прямиком в мою — трепещую ужасом душу…
— КУДА, Ё…Б ТВОЮ МАТЬ?!
За спиной громадного драгуна, как привидение возникла другая — не менее громадная фигура нашего жандарма (скорее всего, у страха глаза велики!), замахнувшаяся для удара штыком.
— ИИИ!!!
Неожиданно, по-заячьи тонко и пронизывающе жалобно заверещал драгун, с какой-то детской обидой недоумённо хлопая ресницами — когда «отвёртка» штыка русской винтовки, тускло блеснув свежей кровью, с противным хрустом вышла из-под его рёбер слева.
— Ыыых…
Резко — с выдохом выдернув штык, жандарм мгновенно «дубиной» перехватил винтовку и, прикладом размозжил всё ещё стоящему на ногах немцу, череп:
— КРАААК!!!
Человеческие мозги — жидкие, как студень с кровью… Страшно… Противно… Блюю…
Вдруг, жандарма самого — как ломом в спину ударили, бросив его труп на обезображенный труп поверженного им драгуна: ливень пуль ударил по нашей баррикаде — дырявя мешки и выбивая из них фонтанчики сухой земляной пыли. Мгновенно, все мы оказались на полу, инстинктивно прикрыв руками головы.
Спиридович, левой рукой обхватив меня поперёк туловища, поволок меня куда-то, правой рукой стреляя куда-то в сторону входа из трофейного «Парабеллума».
Еле вырвался из его медвежьих «объятий»:
— Что Вы меня — как девку лапаете и, к алтарю тащите, господин генерал?!
— Пулемёт подтащили к самим дверям! — кричит, в самое ухо Спиридович, — уходить надо!
— Куда? Куда уходить?!
— За алтарь!
— А потом, куда?
— На колокольню!
— Потом — на небеса?!
— Можно и, «на небеса», — провёл тот по закопчённому лицу, грязной пятернёй, — с таким количеством «попутчиков»…
Генерал перекрестился и поклонился сидя, изрешечёнными пулями образам — валяющимися дровами на полу:
— Прости меня, Господи — я сделал всё, что смог…
— Уходите, я прикрою! — мой денщик подполз к пулемёту и, не высовывая голову из-за бруствера, нажал гашетку.
Оба пулемёта ссадили вслепую сквозь дым и пыль и, к нашему счастью, немецкий пулемётчик — сперва взявший по случайности верный прицел, стал стрелять куда-то выше, затем куда-то в сторону, затем вовсе замолчал…В нашем «Шварцлозе», тоже кончилась лента — Иван перезарядил его предпоследней лентой.