2.3.1. Бабий Яр и преступные приказы германских генералов
Осенью 1941 года вермахт перешел от дискриминации евреев к Холокосту, то есть активно включился в уничтожение еврейского населения на оккупированной территории СССР. Возможно, главной причиной этого был рост организованного партизанского движения в тылу германских войск. И. В. Сталин объявил оккупантам партизанскую войну 3 июля 1941 года, а уже 25 июля появился приказ ОКХ, который предписывал проводить «мероприятия коллективного возмездия» за акты саботажа и другие враждебные действия именно «против представителей еврейско-большевистской системы». Еще 4 июля танковая группа Гёпнера обосновывала свое требование «хорошего и справедливого обращения с местным населением» тем, что в саботаже «надо обвинять отдельные коммунистические элементы, прежде всего евреев». В августе 9-я айнзацкоманда получила от вермахта для «особого обращения» 397 евреев, обнаруженных при прочесывании витебского лагеря гражданских пленных. Уничтожить их надлежало на том основании, что они «осуществляли саботаж и провоцировали нападения на германские воинские части». Приказ 350-го пехотного полка 221-й охранной дивизии от 18 августа 1941 года гласил: «Наконец, большое значение при всех этих мероприятиях имеет устранение влияния евреев, которое еще и сегодня в некоторых местах является определяющим и отнюдь не ликвидировано, и нейтрализация этих элементов самыми радикальными средствами, так как именно они, что всегда подтверждается жителями общин, сохраняют связь с Красной Армией и сражающимися бандами и дают им в руки данные, необходимые для действий против германского вермахта». Командир полка передал этот документ в штаб дивизии с пометкой: «Еврейский вопрос должен быть радикально решен».[220]
Попытки некоторых реалистически мыслящих офицеров объяснить возникновение партизанского движения действиями попавших в окружение красноармейцев и оказавшихся в оккупации убежденных коммунистов, а бегство евреев в леса — террором оккупантов оставались редкими исключениями. Позднее многие, как, к примеру, генерал Адольф Хойзингер, старались оправдаться задним числом. Он и ему подобные будто бы с самого начала понимали, что «обращение с гражданским населением в оперативной области и методы борьбы с бандами в этой области предоставляли высшему политическому и военному руководству возможность добиваться своих целей — систематического сокращения славянства и еврейства». Он же, Хойзингер, «всегда рассматривал эти ужасные методы как военную глупость, потому что они без нужды затрудняли борьбу войск против врага».[221] Тем не менее он и другие генералы и офицеры не только мирились с этой «глупостью», но и активно проводили гитлеровскую политику Холокоста на советской территории под предлогом борьбы с партизанами, внушали войскам, что при всех различиях евреи и партизаны одинаково чужеродны и враждебны немцам, их союз имеет как природную (кровную), так и идеологическую основу.
Например, офицер разведки и контрразведки 403-й охранной дивизии старший лейтенант Вернер Шайбе в июле 1941 года требовал от военнослужащих отказа от всякого сострадания: «Еврейство проявляет слезливую покорность, которую эта раса готова продемонстрировать, когда понимает, что игра проиграна… В штабе дивизии замечено, что не все солдаты занимают правильную позицию в отношении еврейства. Привлеченных к различным работам евреев они не всегда встречают с желаемой твердостью и безжалостностью, которая должна быть естественной для национал-социалистических солдат. С такой безыдейностью решительно борются».[222]
Советские листовки с призывами организовать партизанское движение военные считали свидетельством «настоящего еврейского бесстыдства и коммунистического извращения понятий». Но тем беспощаднее преследовались действительные или мнимые «партизаны», «бандиты», «посредники» или те, кто им симпатизировал и помогал.[223]
Сторонники смягчения оккупационного режима в целях борьбы с партизанской опасностью оказались в вермахте в меньшинстве, а их концепции «умиротворения» оккупированной территории все равно исходили из необходимости порабощения советского населения. К их числу относился комендант тылового района 4-й германской армии генерал-лейтенант Вальтер фон Унру. 23 ноября 1941 года он составил доклад о пропагандистских мероприятиях для сдерживания партизанской опасности. Унру прогнозировал дальнейший рост партизанского движения будущей зимой и предлагал добиться сотрудничества местного населения. Он предполагал убедить советских граждан, что большевики на оккупированные территории никогда не вернутся, что национал-социализм оказал благотворное влияние на развитие Германии, что покой, порядок, мир, строительство и прекращение страданий невозможны, пока не искоренены партизаны. Крестьянам при условии их прилежной работы следовало обещать передать землю сначала в пользование, а позднее — в собственность, убеждать их в том, что помещичье землевладение не будет восстановлено. Необходимо было дать обещание отпустить военнопленных украинцев, «которые пользуются доверием своей деревни». Пропаганду предполагалось вести через газету, издаваемую на русском языке. Идеологическая обработка населения согласно концепции Унру должна была дополняться некоторыми практическими мерами: предоставлением свободы церкви, заботой о детях, созданием украинской полиции, контролем над медицинским обслуживанием населения. Наконец, генерал предлагал и такие меры, которые в корне противоречили планам войны на уничтожение: «Мы не должны ругать русского. Мы должны рассматривать его как полноценного человека. Мы должны приобрести его на нашу сторону похвалой и признанием».[224]
Однако вермахт уверенно шел по иному пути. Приказ шефа ОКВ Кейтеля от 16 сентября, посвященный борьбе с «коммунистическим повстанческим движением на оккупированных территориях», внушал, что «человеческая жизнь в странах, которых это касается, абсолютно ничего не стоит и устрашающее воздействие возможно лишь путем применения необычайной жестокости». Драконовские меры должны были применяться в первую очередь против коммунистов, но в условиях повсеместного распространения в вермахте концепции «еврейского большевизма» главными жертвами контрпартизанской войны должны были стать именно евреи. Действительно, высший руководитель СС и полиции безопасности в тыловом районе группы армий «Центр» группенфюрер СС и генерал-лейтенант Эрих фон дем Бах-Зелевский на допросе в качестве свидетеля Международного военного трибунала показал, что борьба с партизанами имела следствием истребление евреев.[225]
Первым после издания приказа Кейтеля совместным преступлением вермахта и СС против евреев стала массовая казнь в Киеве 29–30 сентября 1941 года. 19 сентября Киев был взят частями 6-й армии, а 22 сентября командир 29-го корпуса генерал Ганс фон Обстфельдер направил в войска приказ, в одном из пунктов которого речь шла об аресте всех евреев-мужчин. Обстфельдер потребовал от командиров подчиненных ему дивизий поддерживать дисциплину среди солдат, относиться к украинскому населению «без предубеждения», а евреев и пленных привлекать к принудительным работам. Позднее, например, 299-я пехотная дивизия арестовывала подозрительных гражданских лиц и евреев и направляла их в дулаг. Так же поступала 99-я легкая дивизия, которая задерживала даже «подозрительных еврейских женщин» в районе боевых действий и передавала их СД. Два еврея, пойманные при попытке поджога, были расстреляны. Командование дивизии докладывало: «Арест часто производится по доносам гражданских лиц. Но при этом нужна большая осторожность. Ведь не раз оказывалось, что такие доносы делаются только из-за личных ссор. Следовательно, постоянно нужен точный допрос. Местные жители часто чувствуют угрозу из-за внезапного появления совершенно чужих людей и делают об этом сообщения. При этом оказывается, что большей частью речь идет о евреях с фальшивыми паспортами… Их то и дело ловят во время совершения актов саботажа. В таких случаях отдел разведки и контрразведки вынужден немедленно передавать этих людей СД».[226]
Через несколько дней после вступления в город немецких войск была взорвана гостиница «Континенталь», где размещался штаб немецкого гарнизона. В результате возникшего пожара многие солдаты и офицеры погибли. По городу, как среди оккупантов, так и среди киевлян, поползли слухи о том, что диверсии были организованы евреями. Офицер связи от отдела военной экономики ОКВ при командовании 6-й армии 29 сентября сообщал: «В связи с произошедшими разрушениями предприятий следует констатировать нарастание озлобления против оставшегося еврейского населения, тем более что руководители предприятий, которые почти все были евреями, сбежали».[227] В это верили и многие военнослужащие, уже неспособные к критическому анализу обстановки. Среди оккупантов нарастали озлобление и желание найти и наказать виновников. Так, один из солдат 296-й пехотной дивизии писал в Германию: «В Киеве из-за мин происходит один взрыв за другим. Город горит уже восемь дней. Все это сделали евреи. За это были расстреляны евреи от 14 до 60 лет и будут расстреляны жены евреев, иначе этому не будет конца».[228]
Комендант города генерал-майор Курт Эберхард тоже обвинил в диверсии евреев и приказал шефу зондеркоманды 4-а Блобелю «удалить» из Киева евреев. В отчете Блобеля говорилось, что эти «мероприятия начаты для учета всего еврейства. Предусмотрена экзекуция по меньшей мере 50 тысяч евреев. Вермахт приветствует эти мероприятия и просит радикальных действий. Комендант города поддерживает публичную казнь 20 евреев». 637-я пропагандистская рота 6-й армии вывесила 2 тысячи объявлений: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской улиц (возле кладбища). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и пр. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян». 195-я полевая комендатура организовала транспортировку киевских евреев к оврагу в северной части города — Бабьему Яру; два пехотных батальона, выделенные Эберхардом, обеспечили охрану и оцепление места казни. После войны один из участников расстрела рассказал, что «военнослужащие вермахта… оскорбляли своими действиями евреев, ожидавших расстрела», избивали их палками. В ходе разговора между офицерами вермахта и военными судьями, состоявшегося сразу после экзекуции, некоторые участники беседы высказали мнение, что зрелище этой казни оказалось невыносимым как для палачей, так и для их жертв. Согласно эсэсовскому отчету, в овраге было расстреляно 33 111 евреев. Останки погибших уничтожались подразделениями саперов.[229]
Казалось, физическое истребление евреев достигло своей цели — восстановления спокойствия в городе. Офицер связи управления военной экономики ОКВ при штабе 6-й армии 30 сентября писал: «К счастью, вчера не было сообщений о взрывах или актах саботажа, что следует свести к строгой охране, удалению евреев и лояльности украинцев, которые показывают опасные места».[230]
Сведения об убийстве в Бабьем Яре широко распространились не только по частям 6-й армии. Так, в военном дневнике 454-й охранной дивизии за 2 октября сделана беспристрастная запись о том, что от киевских евреев «потребовали с целью численного учета и перевода в лагерь собраться в определенном месте. Явилось около 34 тысяч, включая женщин и детей. Все они, после того как отдали свои ценности и одежду, были убиты, на что потребовалось несколько дней». Тремя днями позднее уполномоченный министерства оккупированных восточных территорий при группе армий «Юг» капитан Кох писал: «В качестве мести за очевидный саботаж 29 и 30 сентября были ликвидированы евреи города, всего (по данным айнзацкоманд СД) около 35 000 человек. Половина из них — женщины».[231]
Несмотря на приказ о строжайшем сохранении тайны, в частях 6-й армии появились признаки недовольства резней, а уже через 10 дней после трагедии о ней с неодобрением отзывались офицеры вермахта в парижских казино. Следствием этого явился приказ командующего армией генерал-фельдмаршала фон Рейхенау «О поведении войск в Восточном пространстве» от 10 октября 1941 года, который вошел во все хрестоматии по истории Второй мировой войны. Заслуживает упоминания, что Рейхенау попытался заменить специфически нацистское расово-биологическое обоснование убийства евреев мотивом мести:
«Важнейшей целью похода против еврейско-большевистской системы является полный разгром ее средств власти и уничтожение азиатского влияния на культурный круг европейских народов.
Отсюда для войск вытекают такие задачи, которые выходят за рамки традиционного солдатского поведения. Солдат в Восточном пространстве — не только воин по всем правилам военного искусства, но и носитель неумолимой германской идеи и мститель за все те злодеяния, которые причинялись германскому народу и родственным с ним по крови народам.
Поэтому солдат должен проявлять полное понимание необходимости сурового, но справедливого возмездия еврейским ублюдкам. Оно имеет также своей целью в зародыше задушить мятежи в тылу наших войск, которые, как свидетельствует опыт, постоянно затевают евреи».[232]
Рундштедт, один из самых консервативно настроенных офицеров сухопутных войск, выразил полную солидарность с приказом и распространил его для ознакомления по всей группе армий «Юг», Гитлер назвал его «образцовым», а Браухич попросил командующих армиями издать распоряжения, «такие же по смыслу», «если это еще не сделано». И «это было сделано» — аналогичные приказы издали генералы Эрих фон Манштейн, Герман Гот, Эрнст Буш, Карл Китцингер. Поэтому приказ Рейхенау может считаться точкой отсчета нового ужесточения политики вермахта по отношению к советским евреям.[233]
Командующий 11-й армией фон Манштейн, автор единственного протеста против введения «арийского параграфа» в 1934 году, 20 ноября 1941 года также подписал приказ, который не оставлял ни малейшего сомнения в том, с какими чувствами солдат должен был взирать на бесчинства на оккупированной территории. Он настаивал на серьезном отношении к «борьбе за линией фронта», под которой понималось не только разоружение населения, удаление большевистских символов и отмщение всякого саботажа, но и снабжение Германии за счет местного населения. Борьба с «еврейством» занимает в документе особое место:
«Еврейство — посредник между врагом в тылу и еще сражающимися остатками красных вооруженных сил и красным руководством. Оно крепче, чем в Европе, удерживает все ключевые пункты политического руководства и администрации, торговли и ремесла и образует ячейку всех беспорядков и возможных восстаний. Еврейско-большевистская система должна быть искоренена раз и навсегда. Она никогда больше не должна вторгаться в наше европейское жизненное пространство».
Бросается в глаза прагматизм Манштейна, который, почти дословно повторяя приказ Райхенау, одновременно призывал сохранять работоспособность экономики на будущее («Если солдат берет в деревне у крестьянина последнюю корову, свинью, остатки урожая или семена, то нельзя больше добиться оживления экономики») и уважать религиозные культы, особенно культ магометанских татар. Призывы к борьбе с «произволом и корыстью», «одичанием и недисциплинированностью» и забота о «солдатской чести» придавали антисемитским высказываниям генерала особую рациональность в глазах солдат.[234]
С приказом «Поведение немецких солдат в Восточном пространстве» генерал-полковника Германа Гота, изданным 17 ноября, надлежало ознакомить старших офицеров подчиненной ему 17-й армии, включая командиров полков и отдельных батальонов. Гот считал, что «восточный поход надо закончить иначе, чем, например, войну с французами. Этим летом нам стало еще яснее, что здесь, на Востоке, сражаются два внутренне несоединимых воззрения: германское чувство чести и расы немецкого солдатского сословия, насчитывающего вековую историю, против азиатского способа мышления и его примитивных инстинктов, вбитых небольшим количеством еврейских интеллектуалов: страх перед кнутом, пренебрежение нравственными ценностями, всеобщее нивелирование, отбрасывание собственной ничего не стоящей жизни… Эта борьба может закончиться только уничтожением одного из противников. Примирение невозможно». Среди целей войны Гот называл уничтожение советских вооруженных сил, внушение русскому народу мысли о «бессилии его прежних правителей и неуклонной воле немцев искоренить этих власть имущих как носителей большевистской идеи», а также эффективное использование завоеванной территории «для обеспечения снабжения родины». Командующий требовал от своих подчиненных, чтобы «каждый солдат армии, гордый нашими успехами, был проникнут чувством безусловного превосходства. Мы — господа страны, которая завоевана нами». Решение продовольственной проблемы, возникшей в результате разрушений и проведенных немецкими оккупационными властями грабежей, Гот приказывал возложить на население. Кроме того, следовало «немедленно без всякой жалости подавлять любые признаки активного или пассивного сопротивления или каких-либо махинаций большевистско-еврейских подстрекателей. Каждый солдат должен понимать необходимость жестоких мероприятий против антинародных элементов. Эти круги — духовная опора большевизма, осведомители его убийственной организации, помощники партии. Это тот же самый еврейский класс людей, который своими враждебными народу и культуре действиями столь же много навредил нашему отечеству. Сегодня он во всем мире помогает антинемецким течениям и жаждет отмщения. Его искоренение — требование самосохранения. Тот, кто как солдат критикует эти мероприятия, забыл прежнюю длившуюся десятилетиями, разрушительную и изменническую деятельность еврейско-марксистских элементов в нашем собственном народе». Гот, видимо, уже рассчитывал на длительную войну и видел недостатки в снабжении войск. Изъятие продовольствия, фуража и топлива разрешалось отныне только хозяйственным командам дивизий и корпусов. «Изъятия по приказу офицера допускаются только тогда, когда отказано в поставках. Изъятые продукты следует оплачивать. Все остальное является «мародерством» и будет строго наказываться по военным законам». Наконец, Гот придавал войне Третьего рейха против СССР всемирно-историческое значение. «Русская масса на два столетия парализовала Европу. Россия и озабоченность ее вторжением снова и снова подчиняли себе политические отношения в Европе и мешали мирному развитию. Россия — не европейское, а азиатское государство. Каждый шаг в глубь этой безрадостной, порабощенной страны учит этому. От этого натиска и разрушительных сил большевизма Европа, и в особенности Германия, должны быть освобождены навсегда».[235]
Приказы Рейхенау, Манштейна, Гота и других командующих армиями на Восточном фронте трансформировали равенство «еврей = большевик» в равенство «еврей = партизан». Таким способом вермахт под предлогом борьбы с партизанами превращался в ревностного исполнителя гитлеровской программы уничтожения советских евреев.
То, что именно евреи рассматривались как главный объект уничтожения, показывает меморандум офицера разведки 6-й армии от 6 ноября 1941 года о задачах разведывательной деятельности: «Немедленное установление всех евреев, политических комиссаров, политически подозрительных и всех неместных жителей (особенно большевистских беженцев из местностей восточнее Киева). Арест и дальнейшее обращение с этими элементами является задачей СД, но она сама слишком слаба и поэтому нуждается в поддержке войск».[236]
Действительно, части вермахта оказали поддержку карателям на всех уровнях. С разрешения военного командования уже в июле 1941 года айнзацкоманды действовали не в тыловых районах сухопутных сил, а в тыловых районах армий. Особую активность в распоряжении «частями мировоззренческой войны» показал командующий 11-й армией Ойген фон Шоберт, воплощавший антикоммунистические и антисемитские тенденции в Восточной армии, и его начальник штаба Отто Вёлер. Они детально определяли маршрут, место, время и цель действий опергруппы «Д» и ее подразделений.[237]
Только отдельные генералы мыслили иначе. Так, командир 3-го моторизованного армейского корпуса генерал кавалерии Эберхард фон Макензен 24 ноября 1941 года издал приказ о «Поведении в отношении населения», отличающийся от вышеназванных приказов. Ненависть к большевизму нельзя переносить на население. Как с ним, так и с военнопленными надо обращаться справедливо и разумно. Если дальнейшее снабжение вермахта, рейха и Европы будет в следующие годы в основном осуществляться за счет этой страны, то население не может рассматриваться как «объект эксплуатации». Скорее, оно является «необходимым звеном европейской экономики». Подчеркнуто хорошее отношение лучше всего убедит «население, привыкшее к плохому поведению Красной Армии, в силе сухопутных войск и нашего народа… Это касается каждого солдата!».[238]
Но не приказ Макензена, а распоряжения Кейтеля, Райхенау и их единомышленников создали юридическую основу истребления советских евреев вермахтом.
2.3.2. Уничтожение евреев в области военной оккупации
Истребление евреев приобрело большой размах не только в районах действий боевых частей, но и в области военной оккупации. Более того, британский историк Джеральд Рейтлингер установил, что в тыловом районе группы армий «Центр» «еврейское население под военным управлением искоренялось гораздо быстрее и основательнее, чем в генеральных комиссариатах, где некоторые еврейские общины продолжали свое существование до осени 1943 года».[239] Дело в том, что «настоящие» советские евреи, оказавшиеся в оккупации, казались немцам гораздо опаснее, чем евреи, проживавшие на польских землях, на Западной Украине и в Западной Белоруссии. Кроме того, продовольственное положение в тыловом районе группы армий «Центр» было хуже, чем в области гражданского управления, а потребность в специалистах — неизмеримо меньше. Поэтому во многих районах, входивших в сферу военной оккупации, евреи были полностью уничтожены еще в 1941 году.
Здесь военные органы пытались разграничить свои полномочия и полномочия карателей. Так, в памятке 339-й дивизии за 2 ноября 1942 года читаем: «Войска должны расстреливать евреев и цыган только тогда, когда установлено, что они — партизаны или их помощники. В других случаях их надо передавать СД. При значительном удалении отдельных воинских частей от оперкоманды СД может происходить отправка в ближайший лагерь военнопленных, местную или полевую комендатуру. Затем они распоряжаются о передаче их СД. Расстрел женщин и детей, поскольку не установлено, что они тоже являются партизанами или их помощниками, не является задачей войск. Войска должны придерживаться своей задачи».[240]
Осенью 1941 года произошли трагические события в Восточном Полесье, входившем в тыловой район группы армий «Центр». В Бобруйске в течение нескольких сентябрьских дней кавалерийская бригада СС при участии подразделений и отдельных солдат из различных воинских частей расстреляла около 7 тысяч евреев. Выздоравливающие бобруйского госпиталя тоже «испытали» свои пистолеты на беззащитных жертвах. Солдаты участвовали в облавах, стояли в оцеплении, избивали евреев; 616-й автомобильный полк люфтваффе обеспечил убийц автотранспортом, водителями, а по ночам — прожекторным освещением. Вероятно, инициатором участия военных в резне был местный военный комендант. В результате в начале следующего года в сфере бобруйской 581-й полевой комендатуры оставалось только 4172 еврея, проживавших в отдаленных сельских районах.[241]
Командующий тыловым районом группы армий «Центр» Шенкендорф явился инициатором совместного учебного курса, проведенного 24–26 сентября 1941 года в Могилеве. Здесь высший фюрер СС и полиции Бах-Зелевский выступал с докладом об «учете комиссаров и партизан», а командир опергруппы «Б» группенфюрер СС Артур Небе — с докладом «Еврейский вопрос с особым учетом партизанского движения». Он призывал к сотрудничеству вермахта и СД в антипартизанской борьбе. Результатом дня была констатация: «Там, где есть партизан, — там и еврей, а там, где есть еврей, — там и партизан». Очевидно, именно поэтому при выполнении практического упражнения «ликвидация партизанского гнезда» вместо партизан, местонахождение которых было выявлено заранее, участники курса казнили несколько еврейских семей, встретившихся им по дороге к месту операции.[242]
Уничтожение евреев в крупных гетто в тыловом районе группы армий «Центр» началось 2 октября 1941 года с расстрела 2273 мужчин, женщин и детей в Могилеве. В течение следующих двух месяцев было истреблено: в Могилеве — 6500, в Витебске — 4000, в Борисове — 7000, в Орше — 2000, в Гомеле — 2500, в Бобруйске — 7500, в Полоцке — 7000 человек. Одновременно стирались с лица земли и не столь крупные гетто.[243]
Военные инстанции регулярно принимали решения об изоляции и ограблении евреев. Так, в Могилеве местная комендатура сначала приказала бургомистру зарегистрировать население, а «евреев — особенно». После того как все евреи в городе были расстреляны СС и полицией, бургомистр обратился к комендатуре за разрешением продать их имущество, чтобы пополнить городские финансы. Военный чиновник комендатуры указал бургомистру что это не приведет к длительной санации бюджета, но великодушно дал свое разрешение.[244]
К началу 1942 года в восточной части Белоруссии евреи жили только в небольших городах и трудовых лагерях. В начале февраля командующий тыловым районом группы армий «Центр» приказал провести их перепись, которая показала, что в тылу группы армий оставалось только 22 767 евреев.[245]
В 1942 году военные директивы были стандартизированы и кодифицированы. Изданные обер-квартирмейстером группы армий «Центр» приказы по еврейскому вопросу часто содержали помимо всего прочего следующие правила: евреями считаются лица, исповедующие еврейскую религию, или лица, имеющие трех предков второго колена; смешивание с евреев с остальным населением категорически запрещалось; все регистрационные карточки евреев следовало обозначать буквой «J»; все евреи старше 10 лет должны были носить желтый знак 10 см диаметром; создавались еврейские советы; местные и полевые комендатуры наказывали не только самого нарушителя антисемитских предписаний, но и членов еврейского совета.[246]
Некоторые чиновники военной администрации сообщали своим родственникам в тылу об убийстве евреев как о своей главной задаче. Например, инспектор полевой юстиции из 199-й полевой комендатуры, дислоцированной в Могилевской области, писал 26 октября 1941 года: «Когда мы, тыловой район группы армий, очищаем эту местность от евреев, партизан и прочего сброда, мы двигаемся дальше, за нами идет гражданская администрация, чтобы предпринять новое строительство».[247]
Специалист по сельскому хозяйству экономической инспекции «Центр» Аксель де Вриес в декабре 1941 года предложил Шенкендорфу для достижения победы над партизанами действовать против «всех еще живых евреев», которые часто предоставляют партизанским подразделениям «костяк», «руководство» и до половины «личного состава». «Они (евреи) являются нашими смертельными врагами. О какой-либо договоренности с ними не может быть и речи. Они должны быть уничтожены полностью, в противном случае это партизанское бесчинство может длиться годами». Де Вриес предлагал осуществить полную изоляцию, а «лучше всего» — уничтожение евреев полицейскими подразделениями. Их антисемитизм и стремление получить трофеи являются «достаточными стимулами. По моему опыту, как правило, не нужно никакого приказа, а только предоставление свободы действий. Нельзя не упомянуть и то, что активные антисемитские выступления русских полицейских подразделений окончательно скомпрометируют их в глазах коммунистов и из-за этого особенно прочно свяжут с немецким господством». Де Вриес был приглашен в штаб командующего тыловым районом группы армий «Центр» для доклада, положения которого получили одобрение офицеров оккупационной администрации. Более того, 12 июня 1942 года Шенкендорф на совещании с командирами дивизий, выполняя пожелание опергруппы «Б», высказался за запрет на хозяйственную деятельность евреев.[248]
О повседневности массовых убийств свидетельствует запись 21 октября 1941 года в дневнике капитана 339-й пехотной дивизии Людвига Шютте: «Сегодня утром, после того как всю ночь из леса была слышна стрельба, я пошел туда с фельдфебелем Гёстлем… Мы вышли как раз к тому оврагу, где происходили ужасы. Мы сразу заметили еврейского мальчика, на вид лет 12, в белой рубашке и темных брюках, бежавшего из леса в поле, когда позади зазвучали ружейные выстрелы. Позднее его пронесли с поникшей головой к массовой могиле, где стояли люди из организационной службы и немецкие солдаты и стреляли в каждую фигуру внизу, которая еще подавала признаки жизни. Другие, среди них и солдаты, стояли у ворохов одежды и проверяли содержимое карманов».[249]
В это же время истребление еврейского населения происходило в тылу группы армий «Юг», который летом 1942 года охватывал 200 тысяч кв. км с населением около 8 миллионов человек. Например, в Кременчуге, оккупированном 9 сентября 1941 года, по требованию штаба 17-й армии зондеркоманда 4–6 в течение десяти дней уничтожила около 40 тысяч евреев.[250]
В военном дневнике командующего тыловым районом группы армий «Юг» 3 ноября 1941 года записано: «62-я пехотная дивизия (специально снятая с фронта для борьбы с партизанами. — А. Е.) продолжает свои акции чистки под Миргородом. Расстреляны 45 партизан, уничтожен один склад снаряжения и амуниции. Еврейское население в Миргороде (168 голов) было расстреляно за связь с партизанами».[251]
А 3 сентября 1941 года комендант г. Ананьева Одесской области сообщал командующему тыловым районом: «Так как евреи Ананьева угрожали гражданам-фольксдойче устроить кровавую бойню, как только отойдут немецкие части, полиция безопасности произвела облаву и 28.8.41 расстреляла 300 евреев и евреек».[252]
18 октября 1941 года началось наступление 11-й армии под командованием генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна на Крым, и к 16 ноября, за исключением Севастополя, полуостров был взят. В автономной республике Крым к 1939 году проживало около 85 тысяч евреев. Особенно крупными были общины в Евпатории, Феодосии, Ялте, Керчи. В столице республики Симферополе проживала четверть всех крымских евреев — 21,5 тысячи. На послевоенных судебных процессах было установлено, что командиру опергруппы «Д» Отто Олендорфу «от командования армии поступила просьба ускорить ликвидацию с тем обоснованием, что этой области угрожают голод и нехватка жилья». Местный комендант позаботился предоставить опергруппе грузовики для перевозки почти 10 тысяч евреев к месту казни, чтобы встретить Рождество «в городе, свободном от евреев».[253]
Массовые расстрелы были проведены 16 ноября в Феодосии, 20–23 ноября — в Евпатории, 29 ноября — в Керчи. 10–11 тысяч евреев Симферополя было расстреляно 13–15 декабря в городском парке. Всего с 16 ноября по 15 декабря, по немецким данным, были убиты 17 645 евреев, 2503 крымчака, 824 цыгана, 212 «коммунистов». 15 декабря майор Штефанус, эксперт 11-й армии по борьбе с бандами, приказал абверу и тайной полевой полиции передавать пойманных евреев опергруппе «Д». В акции участвовали также местные комендатуры и жандармерия.
Сохранившиеся доклады местных комендатур вермахта в Крыму показывают процесс уничтожения евреев во всей его бесчеловечности и бюрократизме: «Оставшиеся 11 000 евреев были казнены СД» (местная комендатура Симферополя, 14.11.41.); «Тюрьма в Керчи перешла в ведение зондеркоманды 10–6 и превращена в сборный лагерь. Охват живущего в Керчи еврейского населения еще не закончен. Ликвидация евреев будет проведена ускоренными темпами из-за угрожающего продовольственного положения» (местная комендатура Керчи, 27.11.41.); «Для защиты от происков партизан и ради безопасности расквартированных здесь подразделений оказалось к тому же неизбежным обезвредить 14 местных евреев и евреек. Исполнение 26.11.1941» (местная комендатура Армянска, 30.11.41.); «(Слово «расстрел» зачеркнуто и исправлено от руки) Переселение евреев, числом около 2500, будет проведено 1, 2 и 3 декабря» (местная комендатура Керчи, 7.12.41.); «76 мужчин, женщин и детей — евреи деревни — четыре дня назад доставлены на свалку и оттуда не вернулись» (местная комендатура Карасубазара, 14.12.41.); «Квартиры переселенных СД евреев поступили в ведение местной комендатуры» (местная комендатура Евпатории, 21.12.41.).[254]
12 января 1942 года обер-квартирмейстер 11-й армии приказал айнзацкоманде 11–6 в рамках борьбы с партизанами провести зачистку в окрестностях Симферополя, объектом которой были «нежелательные элементы»: «партизаны, саботажники, предполагаемые вражеские группы, парашютисты в гражданской одежде, евреи, коммунисты и т. д.». В распоряжение карателей поступали все силы, которыми располагал комендант Симферополя: около 2400 солдат, офицеров, полевых жандармов и служащих тайной полевой полиции. Общее руководство передавалось шефу опергруппы «Д» Олендорфу.[255]
С января 1942 года евреи становились жертвами «акций по борьбе с партизанами», которые проводились главным образом зондеркомандой 11–6 рука об руку с вермахтом. Другим мотивом убийств, как показывают документы, было положение со снабжением. Например, командир 553-го тылового района сухопутных сил майор абвера Тайхман 1. января 1942 года писал: «Один особый случай, а именно учреждение еврейского концентрационного лагеря в Джанкое, привел к многократным переговорам между СД, разведкой командования армии, полевой комендатурой и нами. По сообщению местной комендатуры Джанкоя, в этом лагере царит голод и существует опасность эпидемий, так что обязательно надо предпринять чистку. СД уклоняется от проведения этой акции, потому что у нее нет людей, и требует, чтобы эту акцию провела полевая комендатура. Полевую жандармерию в принципе нельзя привлекать к таким задачам. Только когда мы заявили о готовности выставить полевую жандармерию в оцепление, фюрер СД отдал приказ о проведении акции, которая предположительно состоится 2.1.1942. При этом следует заметить, что данный концентрационный лагерь учрежден бургомистром Джанкоя без ведома военных учреждений».[256]
16 апреля 1942 года опергруппа «Д» объявила Крым «свободным от евреев». В действительности евреи еще проживали в областях, находившихся под контролем советских войск. С 1 по 15 июля того же года сообщалось об аресте 1029 евреев и 18 крымчаков. В Керчи и Бахчисарае евреи, по сообщениям местных комендатур, были уничтожены опергруппой 15 и 16 июля 1942 года. Евреи Севастополя были убиты газом. Всего в Крыму погибло 40 тысяч евреев, включая 6 тысяч крымчаков.[257]
23 октября 1941 года частями 6-й армии генерал-фельдмаршала фон Рейхенау был оккупирован второй по величине город Украины Харьков, где проживало более 130 тысяч евреев (каждый шестой житель). В городе разместилась штаб-квартира армии, все распоряжения исходили от местной комендатуры, созданной командованием LV корпуса. Комендатура еще до вступления в город получила приказ «действовать с крайней жестокостью» против «вражеских элементов». Жертвами «коллективного возмездия» должны были стать прежде всего евреи и большевики. Более того, по приказу обер-квартирмейстера 6-й армии евреев и других заложников следовало помещать в общественные здания, поскольку подозревали, что некоторые из них заминированы. Военные ожидали, что в этом случае мины будут найдены и без саперов. С 3 ноября евреи получали только 40 % продуктов по сравнению с остальными жителями, например, 60 граммов хлеба в день вместо 150 граммов. 4 ноября в военный дневник 57-й пехотной дивизии была внесена запись о совещании в полевой комендатуре Харькова: «Подозрительны прежде всего евреи, которых оставляли как связных и информаторов. Так как евреи большей частью еще прячутся, акция против евреев предусмотрена только через некоторое время. Сначала надо отдать приказ старшему раввину местных евреев об «обеспечении» еврейским имуществом всех денег и валюты».[258]
Ежедневно по распоряжению командующего тыловым районом группы армий «Юг» в городе брали заложников, главным образом евреев. Когда в начале ноября взорвались мины, заложенные советскими войсками, комендант города приказал повесить сотни гражданских лиц, прежде всего евреев. 26 ноября в Харькове появилась зондеркоманда 4-а под командованием Блобеля. Евреев хватали на улицах и в домах и пытали в гостинице «Интернациональ». Потом их убили, главным образом в газовых автомобилях. В частной записи офицера интендантской службы LV армейского корпуса говорится: «28 ноября 1941: концентрационный лагерь сократился на 400 человек, из них 300 евреев».
14 декабря 1941 года вышло распоряжение коменданта города о сборе евреев «для переселения» на территорию тракторного завода, в 12 километрах от города. Через два дня в указанное место явилось около 20 тысяч жителей. Чтобы «дисциплинировать» евреев, зондеркоманда убила 305 человек, которые якобы распространяли слухи. Оставшихся заперли в помещениях без окон, дверей и отопления, объявив о создании гетто. Через три недели оккупанты стали искать среди его обитателей добровольцев для работы в Полтаве и Любнах. Явившиеся 800 мужчин были расстреляны в Доброцком Яре. Потом евреев расстреливали и убивали в газовых автомобилях в Яре. Казни осуществляли зондеркоманда, 314-й полицейский батальон и неизвестная часть ваффен-СС. После войны советская комиссия насчитала 15 тысяч трупов, но офицер разведки 6-й армии, прикомандированный к зондеркоманде, показал, что, по данным Блобеля, фактическое число жертв к началу января 1942 года составляло 21 685 человек. В марте 1943 года Харьков был на несколько дней отбит у оккупантов советскими частями. После того как город вновь попал в руки вермахта, подразделения СД расстреляли около 3 тысяч уцелевших евреев на том основании, что они приветствовали возвращение Красной Армии.[259]
6 января 1942 года 444-я охранная дивизия группы армий «Юг» сообщала о том, что в борьбе с партизанами в районе Новомосковска и Павлограда она потеряла 9 солдат убитыми и 17 ранеными. Военнослужащие дивизии уничтожили 305 «бандитов», 6 женщин, которые, как и в других документах вермахта, были названы «солдатами в юбках», 39 военнопленных и 136 евреев.[260]
Военный чиновник Хайнс 20 апреля 1942 года отправил в вышестоящие инстанции следующее сообщение: «В сфере (197-й) полевой комендатуры еще имеется 1210 евреев. Их особенно много в городе Прилуки. Так как там евреи являются бременем для продовольственного положения, а санитарные условия в еврейском квартале очень плохи, предлагается быстро урегулировать тамошний еврейский вопрос». А 19 июня 1942 года от Хайнса поступил следующий доклад: «СД подвергла евреев города Прилуки обращению, соответствующему местным указаниям».[261]
Вермахт и в дальнейшем оказывал всестороннее содействие полиции безопасности и СД в деле уничтожения советских евреев, хотя основная масса войск покинула районы их компактного расселения. Например, в Кисловодске (Ставропольский край), оккупированном в ходе летнего наступления 1942 года, появилось объявление военной комендатуры:
«Всем евреям. С целью заселения малонаселенных районов Украины все евреи, проживающие в городе Кисловодске, и те евреи, которые не имеют постоянного местожительства, обязаны в среду, 9 сентября 1942 г., в 5 часов утра по берлинскому времени (в 6 часов по московскому времени), явиться на товарную станцию города Кисловодска. Эшелон отходит в 6 часов утра (в 7 часов по московскому времени). Каждому еврею взять багаж весом не более 20 килограммов, включая продовольственный минимум на два дня.
Дальнейшее питание будет обеспечено на станциях германскими властями.
Переселению подлежат и те евреи, которые приняли крещение».
Явившиеся по объявлению военного коменданта 2 тысячи евреев были вывезены на станцию Минеральные Воды и там расстреляны в противотанковом рву.[262]
К этому времени антисемитизм и беззаконие в войсках приобрели такой размах, что командование 2-й армии, «чтобы избежать злоупотреблений из-за незнания ситуации», 11 мая 1942 года вынуждено было распространить следующую информацию: «Во вновь прибывших венгерских соединениях находятся рабочие батальоны. Эти рабочие батальоны, численность рот которых составляет около 200 человек, рекрутируются из еврейских призывников, которые, хотя и не имеют права исполнять воинскую службу, привлекаются к трудовой службе в рамках всеобщей воинской повинности. Ввод в действие этих подразделений происходит только сплоченными группами под охраной венгерских солдат. Признаками еврейских служащих этих рабочих батальонов являются гражданская одежда, желтая повязка на левом плече, венгерская полевая шапка без знаков, отсутствие оружия. Войска, все тыловые службы и все военные и гражданские учреждения надо информировать о появлении этих еврейских рабочих батальонов… Отдельных членов этих рабочих батальонов, которые не конвоируются венгерскими солдатами, следует задерживать и передавать венгерским учреждениям вместе с сообщением обстоятельств. Надо принимать в расчет увеличение применения этих батальонов в будущем».[263]
Однако эксцессов избежать не удалось, причем виновниками их стали не рядовые военнослужащие, а немецкие офицеры. В начале марта 1943 года командование 2-й армии получило жалобу от командования венгерских войск на расстрел евреев из рабочих батальонов. Эти расстрелы были проведены СД в городе Сумы в соответствии с телеграммой высшего фюрера СС и полиции Киева генерала Томаса и дополнительно санкционированы офицером абвера 75-й пехотной дивизии. Заметим, что в расстрелах участвовали немецкие солдаты и служащие организации Тодта.[264]
Вермахт продолжал заботиться об истреблении евреев даже в период тяжелых оборонительных боев на Восточном фронте на завершающих этапах войны в Европе. В это время многие немецкие солдаты не верили в победу и торговали с евреями, покупая гражданскую одежду. А командующий 8-й германской армией генерал Отто Вел ер 31 мая 1944 года сообщал в группу армий «Южная Украина»: «Ежедневно — возвращение евреев в Яссы. Город должен быть эвакуирован. Предположительно, это неосуществимо, так как евреи этого города будто бы заплатили особый высокий налог. Перепроверка была для меня до сих пор невозможной. В Барладе евреи пытались скупать у солдат обмундирование, консервы. Я приказал арестовать эти креатуры. Резюме: евреи должны исчезнуть». Однако Транснистрия — область между Днестром и Бугом — была аннексирована Румынией, а диктатор Антонеску с лета 1942 года противился намерениям Берлина депортировать проживавших там евреев, обеспечивая себе возможность перехода в лагерь противника. В июле 1944 года Вёлер с озлоблением констатировал, что «немецкие солдаты, прежде всего в городах, поддерживают отношения с еврейскими семьями. Это делают и офицеры». Так как Вёлеру нельзя было истреблять здесь евреев, он приказал, чтобы начальники «с необходимой строгостью искореняли это недостойное и постыдное поведение немецких солдат, которые глумятся над всеми законами нашего национал-социалистического воспитания. Тот, кто связывается с евреями — злейшими врагами нашего народа, недостоин быть немецким солдатом».[265]
Отметим, что массовое истребление евреев немецкими карательными и военными органами стимулировало жестокие антисемитские действия союзника Третьего рейха — Румынии. Бесчинства румынских военных властей были хорошо известны немецким военным учреждениям в области румынской оккупации и доводились до сведения вышестоящего командования. Примером румынских зверств является бойня в Одессе, где в октябре 1941 года оставалось около 100 тысяч евреев. С первых дней румынской оккупации в городе возникали пожары, но, как свидетельствуют немецкие источники, оккупанты обращались с «еврейскими элементами относительно лояльно. Дело нигде не дошло до особых бесчинств». Однако 22 октября при взрыве одного из зданий был полностью уничтожен штаб 10-й румынской дивизии, где погиб и дивизионный командир. В тот же день командир 13-й дивизии генерал Трестиореану приказал начать публичные повешения евреев и коммунистов. По данным офицера разведки 11-й германской армии, в состав которой входили румынские части, только в течение одного дня в Одесском порту было расстреляно 19 тысяч евреев, останки которых были облиты бензином и сожжены. По приказу Антонеску следовало казнить по 200 коммунистов за каждого убитого румынского офицера и по 100 — за каждого унтер-офицера, всех коммунистов города и члена каждой еврейской семьи следовало взять в заложники. 24 октября неподалеку от Одессы было расстреляно и захоронено в противотанковых рвах еще 25–30 тысяч евреев.[266]
2.3.3. Роль вермахта в истреблении евреев в имперских комиссариатах
Через месяц после начала войны в западных областях СССР военная администрация была заменена гражданской под руководством имперского министра по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга. 25 июля был образован имперский комиссариат Остланд, который сначала охватывал только Литву, а позднее — Латвию, Эстонию, Западную Белоруссию (за исключением Полесья, оказавшегося в имперском комиссариате Украина, и Белостока, вошедшего в состав Восточной Пруссии), а также Минскую область. Белорусские территории, вошедшие в состав имперского комиссариата Остланд, именовались в официальных германских документах Белой Рутенией. Имперскому комиссару Генриху Лозе, находившемуся в Риге, подчинялись генеральные комиссары в Эстонии, Латвии, Литве и Белоруссии, а им — областные комиссары. 20 августа был создан имперский комиссариат Украина во главе с Эрихом Кохом, местопребыванием которого стал город Ровно. В подчинении Коха находились генеральные комиссариаты Волынь-Подолия, Житомир, Киев, Николаев, Днепропетровск и Таврия.[267]
Известный историк и политолог Франц Нойман еще в годы войны описал нацистскую систему господства как структуру, состоящую из четырех аппаратов власти: партии, чиновничества, промышленности и вермахта. Влияние нацистской партии в имперских комиссариатах было скорее косвенным и обеспечивалось тем, что министр по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг занимал в партийной иерархии пост рейхслейтера и являлся уполномоченным фюрера по вопросам морально-философского образования в НСДАП. Имперский комиссар Генрих Лозе был одновременно гаулейтером Шлезвиг-Гольштейна, а Эрих Кох — гаулейтером Восточной Пруссии.
Однако на оккупированной советской территории они действовали в качестве государственных чиновников, проводя партийную линию по духу, а не по букве. Помимо германских оккупационных учреждений в имперских комиссариатах существовала и вспомогательная национальная администрация, проявившая особую активность в антисемитской политике. Значительной автономией на находившихся под гражданским управлением территориях СССР обладали органы полиции безопасности и СД, подчиненные рейхсфюреру СС и шефу германской полиции Генриху Гиммлеру. В рамках имперских комиссариатов власть репрессивного аппарата олицетворяли высшие фюреры СС и полиции, одной из главных функций которых была «борьба с бандами». Интересы вермахта — снабжение войск и безопасность тыла — представляли командующие вермахта генерал-лейтенант Вальтер Бремер (в имперском комиссариате, Остланд) и генерал люфтваффе Карл Китцингер (в имперском комиссариате, Украина), находившиеся под непосредственным командованием шефа ОКВ Кейтеля, но получавшие приказы также от командующих группами армий и тыловыми районами групп армий. В подчинении военных командующих находились охранные дивизии, местные и полевые комендатуры. Кроме того, в целях «умиротворения» территории они могли отдавать приказы местным полицейским формированиям и сотрудничать с высшими фюрерами полиции безопасности и СС, а также с опергруппами.
Определяющим в деятельности военных инстанций в имперских комиссариатах и областях военной оккупации стал приказ Кейтеля от 12 сентября 1941 года: «Борьба против большевизма требует безжалостных и энергичных действий прежде всего против евреев — главных носителей большевизма. Поэтому всякое сотрудничество вермахта с еврейским населением, настроение которого является явно или тайно антинемецким, и применение евреев для исполнения каких-либо привилегированных вспомогательных служб для вермахта запрещены».[268]
Представление о положении евреев в области гражданского управления дает директива, подписанная Лозе 13 августа 1941 года. Он предписывал генеральным комиссарам провести немедленную регистрацию евреев, основываясь на списках еврейских общин и сообщениях местных жителей. На груди и спине они должны были носить желтую шестиконечную звезду не менее 10 сантиметров в диаметре. Запрещались: смена местожительства и квартиры без разрешения областного или городского комиссара; пользование тротуарами, общественными средствами передвижения (железной дорогой, трамваем, автобусом, пассажирскими судами, повозками) и автомобилями; пользование общественными сооружениями и учреждениями, служащими для отдыха населения (курортными и купальными сооружениями, парками, зелеными насаждениями, игровыми и спортивными площадками); посещение театров, кинотеатров, библиотек и музеев; посещение школ любого рода; владение автомобилями и радиоприемниками, а также забой скота. Еврейские врачи и зубные техники могли обслуживать или консультировать только еврейских пациентов. Аптекарям разрешалось заниматься профессиональной деятельностью лишь в гетто или лагерях, а деятельность ветеринаров прекращалась полностью. Кроме того, евреям запрещались другие виды профессиональных занятий: юридическая, банковская деятельность, деятельность в качестве представителей, агентов и посредников, торговля земельными участками; отхожие промыслы. Их имущество, за исключением мебели, одежды, белья и денежной суммы из расчета по 20 пфеннигов (2 рубля) на каждого члена семьи на месяц вперед, подлежало конфискации. Генеральные комиссары должны были стремиться к удалению евреев из сельской местности, а также с территорий, имеющих экономическое, военное или идейное значение или являющихся курортными. Вместо этого евреи должны были быть собраны в гетто и получать минимум продуктов и других товаров. Торговля, особенно торговля сельскохозяйственными изделиями и продуктами питания, запрещалась. Постоянное пребывание обитателей гетто в изоляции обеспечивали органы самоуправления и полиция из евреев, вооруженная резиновыми дубинками и палками. Работоспособных евреев следовало привлекать к работам в составе рабочих команд внутри или вне гетто, причем вознаграждение за труд должно было обеспечивать только поддержание жизни.[269]
Командующий вермахта в имперском комиссариате Остланд генерал-лейтенант Вальтер Бремер, являвшийся с 1932 года и высокопоставленным офицером СС, был убежденным приверженцем тезиса о «еврее-партизане». В «Директивах о поддержании покоя и порядка в Остланде» от 24 сентября 1941 года он требовал, «чтобы все грозящие спокойствию и порядку факторы были обезврежены… Спокойствию и порядку угрожают: а) рассеянные или намеренно оставленные в лесах и в уединенных местах солдаты и агенты (партизаны); б) коммунистические и прочие радикальные элементы; в) евреи и дружественные евреям круги».[270]
В то время как гражданская администрация имперского комиссариата Остланд рассматривала «окончательное решение еврейского вопроса» как долговременную задачу и ориентировалась на подготовительные мероприятия, шеф опергруппы «А» уже в начале августа пообещал Гиммлеру «почти стопроцентную немедленную чистку всего Остланда от евреев». В середине сентября рейхсфюрер СС принял решение как можно быстрее сделать Германию и протекторат Богемия и Моравия «свободными от евреев», уничтожить которых он предполагал на Востоке — в Риге, Ревеле (Таллине) и Минске. 8 ноября первый эшелон с евреями был отправлен из Гамбурга в Минское гетто.[271]
Бремер был заранее информирован о планах Гиммлера своими друзьями из верхушки СС в Риге. Уже 20 ноября он направил Лозе сообщение, в котором высказался против депортации 25 тысяч еврейских граждан из Германии в генеральный комиссариат Белая Рутения. Бремер считал, что немецкие евреи «превосходят интеллектом массу населения Белой Рутении» и создадут опасность для умиротворения территории. К тому же «еврейское население Белой Рутении является большевистским и способно на любую антигерманскую позицию. В городах Белой Рутении оно составляет значительную часть населения и движущую силу начавшегося в некоторых местах движения сопротивления. По сообщениям ГФП, в одной деревне евреи пытались угрозами принудить крестьян не сдавать, а уничтожать урожай. Так как повсюду, где сообщения об актах саботажа, подстрекательстве населения, сопротивлении и т. д. вынуждают к действиям, евреи устанавливаются как зачинщики и подстрекатели, а большей частью и как преступники, то вновь прибывающие евреи будут всеми средствами стремиться установить связь с коммунистическими органами и т. д. Поэтому высказывается настоятельная просьба распорядиться, чтобы никакие евреи не прибыли из Германии в Белую Рутению». Другие аргументы Бремера касались материально-технических интересов вермахта: напряженного положения на железной дороге, нехватки зимних квартир, стройматериалов, стекла, угля. По этим причинам он высказывался за приостановку перевозки евреев.[272]
Ожидая прибытия транспортов из Германии, Бремер стремился совместно с СД уничтожить часть существовавших гетто и значительно уменьшить «опасный потенциал». Для этого он мог использовать не только войска 707-й охранной дивизии, сформированной в мае 1941 года в баварских Альпах из горнострелковых частей, но и 11-й полицейский батальон, подчиненный этой дивизии. При этом командир дивизии генерал-майор барон Густав фон Бехтольсхайм, одновременно являвшийся военным комендантом в Белой Рутении, осуществил разделение труда с карательными органами: эсэсовские и полицейские силы истребляли евреев в крупных населенных пунктах, вермахт — в сельской местности. 4 октября Бремер отправил две роты полицейского батальона и литовские команды «Самозащиты» в Минск. С 14 по 28 октября каратели истребили в окрестностях Минска около 10 тысяч евреев. Эта резня вызвала беспокойство в гражданских оккупационных органах, генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе направил протест рейхскомиссару Остланда, посчитав, что его обыграл неожиданный союз вермахта и СД. Эта акция стала «стартовым выстрелом» для начала новой фазы «окончательного решения» в Белоруссии. Бремер, видимо, считал, что органы СД будут не в состоянии справиться с прибывающими из Германии «евреями-партизанами», и 18 октября добился от командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока отмены запрета для солдат и офицеров участвовать в «чистке» гетто.[273]
В своих приказах, изданных в октябре 1941 года, Бехтольсхайм призывал относиться к полякам и евреям «с большим недоверием» и «энергично защищать» от них местное население, которое, как он полагал, станет опорой вермахта. Кроме того, он констатировал, что «по имеющимся сообщениям и признакам следует рассчитывать на усиление деятельности партизанского движения и саботажа», и связывал это с появлением евреев в тех местностях, «где они в последние недели были полностью уничтожены».[274]
Представление о том, как происходили убийства и как реагировали на действия полиции военные инстанции, дает доклад шефу абвера адмиралу Вильгельму Канарису унтер-офицера вермахта об истреблении евреев в Борисове. Командир русских полицейских заявил ему, что уничтожить в один день 8 тысяч человек реально, поскольку это уже делалось. Но евреи-ремесленники — 1500 человек — должны были пока остаться жить, следовательно, предстояло расстрелять 6,5 тысячи человек. Расстрелы начались в 3 часа утра. Евреев транспортировали к месту расстрела на русских грузовиках под русской охраной. Женщины и дети всех возрастов плакали, просили и взывали о помощи, как только они видели хоть одного немецкого военнослужащего. Расстрелы проводились в лесу. Поскольку автомобилей не хватало, часть женщин и детей, порой с помощью железных палок, гнали к месту расстрела пешком. Это происходило на виду у мирного населения и немецких солдат. Население проявляло апатию или ужас, «ведь сцены, которые разыгрывались на улице, были ужасными». Если неевреи накануне казни считали судьбу евреев закономерной, то на следующее утро настроение изменилось: «Кто это приказал? Как можно за один раз убить 6500 евреев? Что сделали эти бедные евреи? Они же только работали! Те, кто был действительно виновен, сейчас в безопасности!» Вечером части вермахта были вызваны для создания оцепления вокруг гетто. Некоторых бежавших евреев они схватили и передали русским полицейским. Расстрел продолжался всю ночь. За несколько дней до этого советские военнопленные выкопали в лесу несколько огромных могил около 100 метров длиной и 5 метров шириной, глубиной 3 метра. Расстрел проводился так: около 20 человек снимали одежду и прыгали в ров, в них стреляли сверху, затем поверх на раненых и убитых ложилась новая партия. Когда ряд был полон, евреи насыпали сверху небольшой слой песку. Один из немецких солдат, наблюдавший это вблизи, рассказал, что русские полицейские выпили очень много шнапса, чтобы быть в состоянии проводить казнь.[275]
Одновременно под руководством Бехтольсхайма началось уничтожение евреев в сельской местности. В приказе от 10 сентября 1941 года он назвал все еврейское население большевистским и уверил своих солдат в том, что «для обращения с ним никакие директивы не нужны». В течение следующих пяти месяцев Бехтольсхайм издал около двух десятков различных приказов, общий смысл которых состоял в том, что все жители, а не только евреи являются «преступниками». После войны Бехтольсхайму удалось доказать немецким следственным органам, что он был противником убийства евреев, но осенью 1941 года именно он заявил: «Население здесь не стоит ничего большего, кроме как быть избитым и расстрелянным».[276]
16 октября, после вывода карателей из Белоруссии, Бехтольсхайм приказал солдатам 727-го полка своей дивизии «позаботиться о том, чтобы все евреи были удалены из деревень. Снова и снова подтверждается, что они являются единственной опорой, которую находят партизаны, чтобы суметь продержаться зимой. Поэтому следует безжалостно осуществлять их уничтожение». Только 8-я и 6-я роты 727-го полка убили в разных гетто в сельской местности 30 октября 4,5 тысячи человек, 2 ноября — неизвестное число, 5 ноября — тысячу человек, 9 ноября — 1800 человек, а затем с помощью СД 13 и 14 ноября — 9 тысяч и 8 декабря — 3 тысячи человек.[277]
Бехтольсхайм неоднократно подчеркивал, что убийство евреев разумеется само собой и не требует дополнительных приказов. В то же время он часто отдавал подобные приказы, снабжая их мощной антисемитской и антикоммунистической пропагандой. В приказе войскам от 25 сентября и в донесении от 19 октября 1941 года он убеждал: «Евреи как духовные вожди и носители большевизма и коммунистической идеи являются нашими смертельными врагами. Их следует уничтожать… Пожалуй, больше не осталось ни одного немецкого солдата, сомневающегося в том, что в случае удачного вторжения большевиков в Европу евреи без остатка уничтожили бы все немецкое. Тем непонятнее, что в одной войсковой части, патруль которой расстрелял семь евреев, еще спрашивали, почему их расстреляли… Если патруль установил, что в деревне настроение населения является выжидательным и боязливым и в этой деревне были уничтожены евреи и их большевистские приспешники, то в скором времени в этой деревне будет ощущаться свободное дыхание… Здесь нет компромисса, здесь есть только совершенно ясное и однозначное решение, и оно означает, особенно здесь, на Востоке, полное уничтожение наших врагов. Но эти враги больше не являются людьми в смысле европейской культуры, а преступниками, воспитанными с молодости, и бестиями, обученными быть преступниками. А бестии должны быть уничтожены».[278]
В докладе Бехтольсхайма о действиях дивизии с 11 октября по 10 ноября 1941 года под рубрикой «Боевые действия и партизаны» сообщалось, что его солдаты захватили 10 940 пленных и пощадили лишь около 500 из них. Однако трофеи борцов с партизанским движением составили всего 18 палаток, 2 осветительных пистолета и 87 единиц стрелкового оружия. В том же докладе говорилось об уничтожении силами 11-го резервного полицейского батальона 5900 евреев в районе городов Слуцк и Клецк. Это позволяет сделать вывод о том, что убитые вермахтом «партизаны» были мирными жителями, большей частью евреями. Как показал один из свидетелей, на основании приказа командира полка «все евреи расстреливались как партизаны, коль скоро они были встречены вне места жительства». В докладе дается пояснение этим действиям под заголовком «О политическом положении». В разделе «2) евреи» говорилось: «Поскольку они (евреи), как и раньше, делают общее дело вместе с коммунистами и партизанами, осуществляется беспощадное уничтожение этих чужеродных элементов. Проведенные до сих пор акции имели место на востоке области, в старой советской пограничной области и на участке железной дороги Минск — Брест-Литовск».[279]
Такие же «акции» проводились в окрестностях Слонима, Новогродека, Барановичей и Лиды. Команды, как правило, составленные из добровольцев, на грузовиках выезжали в сельскую местность и безжалостно убивали людей. В личном письме одного из офицеров 727-го полка, назначенного местным комендантом, говорилось: «Теперь (в октябре 1941 года. — А. Е.) мы прилежно ведем охоту. Каждый день в этом убеждались несколько еврейских партизан. Здесь дико. Опасная банда. Мы вытаскиваем их из всех убежищ. Сначала надо преодолеть себя. В одном гнезде евреями было убито 5 немецких солдат. Но они были отомщены. И так будет снова и снова».[280]
Самая большая массовая экзекуция евреев в Белоруссии в 1941 году была проведена 14 ноября в Слониме полицией безопасности, гражданской администрацией, вермахтом и жандармерией. В тот день было убито 9500 человек, преимущественно женщин, детей и стариков. По приказу местного коменданта Глюка с этой целью были вырыты массовые могилы, жертвы были доставлены к месту казни на военных автомобилях. Их сбор, охрану и оцепление осуществляли вместе одна из рот 727-го пехотного полка, служащие гражданской администрации, жандармы и белорусская вспомогательная полиция. Руководил «акцией» областной комиссар Герхард Эррен. После резни унтер-офицер вермахта в ответ на вопрос одного из очевидцев назвал два мотива массовой бойни: тяжелое положение со снабжением и высказывание фюрера о том, что на европейской земле не должно остаться ни одного еврея. «Только те евреи, которые находятся за Уралом, могут надеяться, что им позволят жить». Офицер 727-го полка тоже объявил солдатам, что расстрел проводится из-за сложного продовольственного положения. Эррен писал в январе 1942 года в докладе о положении: «Сельская местность некоторое время заботливо вычищалась вермахтом, к сожалению, только в населенных пунктах с менее чем 1000 жителей».[281]
Третьим направлением убийства евреев осенью 1941 года была децимация гетто в западных, бывших польских районах. И здесь 707-я дивизия выступила в роли инициатора и руководителя массовых убийств. 30 октября солдаты одной из местных комендатур расстреляли 4000 евреев. После этого местные комендатуры в различных населенных пунктах уничтожали сотни евреев. Наконец, 24 ноября Бехтольсхайм отдал приказ о смене курса: «Евреи должны исчезнуть из сельской местности, цыгане тоже должны быть уничтожены. Проведение более крупных антиеврейских акций не является задачей подразделений дивизии. Они будут проводиться гражданскими или полицейскими органами, а комендант Белой Рутении отдаст распоряжения о предоставлении им особых подразделений по причинам безопасности и при проведении коллективных мероприятий. Там, где в сельской местности встречаются маленькие или большие группы евреев, они могут или быть уничтожены самостоятельно, или собраны в гетто в отдельных более крупных населенных пунктах, где их затем следует передавать гражданской администрации или СД. О более крупных акциях такого рода следует, как и ранее, ставить в известность гражданскую администрацию».[282]
Одновременно предметом особой заботы воинских начальников в имперском комиссариате Остланд были случаи «расового позора» — половые связи военнослужащих с обитательницами гетто. Местный комендант Риги генерал-майор Бамберг 5 октября 1942 года пригрозил своим солдатам строгими наказаниями: «Любые близкие отношения с… еврейками в принципе запрещены и будут в военно-судебном порядке строжайшим образом наказываться как неповиновение этому запрету. Подробное наставление и настоятельное предостережение должно быть произведено офицерами во всех подразделениях и учреждениях». Действительно, расовая идеология стала доминантой поведения отнюдь не всех немецких солдат. Документы свидетельствуют даже о случаях дезертирства ради добровольного пребывания в гетто вместе с любимой женщиной.[283]
Впрочем, через полгода Бамберг издал приказ, который грозил военнослужащим карой даже за разговоры с евреями: «Военнослужащие вермахта, которым приказано охранять еврейских рабочих, даже на улицах ведут с еврейками разговоры, не имеющие ничего общего с распоряжениями или приказами. В то время, когда уничтожение еврейства стало задачей немецкого народа, такое поведение должно вызывать у каждого по-немецки чувствующего человека негодование. Предлагаются строгий контроль и строжайшее наказание нарушителей».[284]
При этом воинские части продолжали практиковать истребление еврейского населения, как показывает письмо немецкого солдата об убийстве евреев в окрестностях Минска: «Здесь есть только евреи и еще раз евреи, теперь все они разыгрывают невиновных, но мы сумеем всех их подчинить, только один маленький пример: комендант узнал, что в одной небольшой деревне есть еще немного муки, должны везти ее к нам на лошадях около 30 километров. Это сорвало планы евреев, иначе они все подожгли бы, была откомандирована зондеркоманда, все евреи были собраны, дело было возле Минска, но в одном большом глубоком лесу, одной большой глубокой норе… (Там за один день было расстреляно 9500 «этих злых элементов».) Так уже было часто, ведь повсюду имеется 80–90 % евреев, ведь с этим глупым народом здесь они могли это делать, евреи никогда не подумали бы, что они перед немецким солдатом должны будут раскланиваться, я мог бы рассказать вам целую книгу, но когда-нибудь позднее сделаю это устно».[285]
В конце ноября 1941 года вермахт прервал «чистки». Катастрофическое военное положение на фронте вызвало необходимость вспомнить о настоящих военных задачах. Вместо того чтобы уничтожать евреев немедленно, вермахт должен был транспортировать их из деревень в гетто. Тем не менее военные учреждения в Белоруссии продолжали руководствоваться не прагматизмом, а идеологией. Фюрер СД в Минске Буркхардт докладывал в конце декабря: «Между вермахтом и генеральным комиссариатом существуют… принципиальные различия мнений, так как вермахт считает решение еврейского вопроса, безусловно, необходимым по причинам всеобщей безопасности, в то время как гражданская администрация, принимая во внимание экономические потребности, считает скорое решение еврейского вопроса нецелесообразным».[286] По сообщению айнзацгруппы «А», только зимой 1941/42 года вермахт уничтожил в Белоруссии «примерно 19 тысяч партизан и преступников, то есть в большинстве своем евреев».[287]
Начиная с зимнего контрнаступления Красной Армии партизанское движение действительно стало фактором дестабилизации оккупационного господства в Белоруссии. Хотя «решение еврейского вопроса» отошло для тыловых частей вермахта на второй план, борьба с партизанами осуществлялась методами, впервые испытанными при уничтожении евреев. Более того, антипартизанские операции разрабатывались с учетом истребления еврейского населения в ближайших деревнях и селах. Образцом стала проведенная Бехтольсхаймом 28 марта — 4 апреля 1942 года операция «Бамберг» в районе Бобруйска и Брянска, в ходе которой части 707-й дивизии расстреляли в тыловом районе группы армий «Центр» 3500 «партизан и их пособников», большей частью — евреев. Потери самого вермахта (6 убитых и 10 раненых) были настолько низкими, что действия Бехтольсхайма вызвали критику командующего тыловым районом фон Шенкендорфа. Тем не менее операция «Бамберг», в которой участвовали также фронтовые дивизии вермахта с тяжелым вооружением и некоторые части люфтваффе, стала образцом — все последующие антипартизанские акции планировались так, чтобы одновременно уничтожались и близлежащие гетто. На жаргоне оккупантов это называлось «ликвидацией побочных гетто».[288]
В начале лета 1942 года сухопутные войска провели специальную операцию по уничтожению восьми гетто, в ходе которой было убито 13 тысяч человек, а генеральный комиссариат в Минске получил на свой счет 115 247 рейхсмарок. В это время генеральный комиссар в Белоруссии Вильгельм Кубе характеризовал еврейство как «главного представителя партизанского движения» наряду с польскими и советскими партизанами. Он считал, что при обращении с евреями надо исходить не из экономических интересов, а из политических приоритетов. 31 июля 1942 года Кубе сообщал имперскому комиссару Лозе, что армия самовольно пожала лавры широкомасштабной резни: «из-за превышения полномочий» вермахтом был нанесен ущерб подготовке к уничтожению евреев в райцентре Глубокое. Военные органы, не поставив в известность гражданскую администрацию, «ликвидировали 10 тысяч евреев, систематическое искоренение которых так и так было нами предусмотрено». В то же время Кубе считал вермахт «работодателем еврейства» и обвинял военные инстанции в том, что не все белорусские евреи еще истреблены.[289]
Один из выживших обитателей минского гетто после войны так описал акции уничтожения в июле 1942 года: «О том, что мы увидели в следующие дни в гетто, вряд ли можно рассказать. Запах останков над лагерем делал все еще хуже. Это побоище было проведено специальной командой СС, но солдаты германского вермахта несли караул вокруг гетто, наблюдали и заботились о том, чтобы никто не смог сбежать и избежать смерти».[290]
Однако, по подсчетам историков, 30–50 тысяч евреев бежали из белорусских гетто. Выжило из них только менее половины, поскольку гражданские и военные власти проводили постоянные облавы. Так, в сентябре 1942 года в окрестностях Минска 392-я комендатура обнаружила «банду евреев» численностью 100–150 человек, включая женщин и детей. В первых числах января 1944 года командующий вермахта в имперском комиссариате докладывал, что обнаружил один из штабов партизанского движения в Белоруссии численностью 50 человек, командиром которого является еврейка. В те же дни вермахт зафиксировал столкновение польских партизан «с еврейским подпольем», в ходе которого было убито 17 евреев.[291]
По подсчетам Ханнеса Геера, в течение первого полугодия 1942 года вермахт истребил в Белоруссии не менее 20 тысяч евреев, за весь период оккупации — 80 тысяч, а в целом в генеральном комиссариате Белая Рутения погибло от рук оккупантов 100–150 тысяч евреев.[292]
Опубликованные документы показывают, что по аналогичной схеме с той же безжалостностью вермахт участвовал в Холокосте на территории имперского комиссариата Украина. Так, начальник полиции безопасности и СД в Житомире сообщал, что в ходе совещания с руководством 197-й полевой комендатуры 10 сентября было решено «окончательно и радикально ликвидировать еврейство в Житомире, так как все предыдущие предупреждения и особые мероприятия не привели к ощутимому улучшению». Руководство СД в городе убедило военных в том, что евреи плохо работают, ведут антигерманскую пропаганду среди украинцев, обстреливают из засад местную милицию. Было замечено, что евреи продавали свое имущество и бежали на Западную Украину, где уже было установлено гражданское управление. Полевая комендатура предоставила грузовики для перевозки евреев. В докладе комендатуры от 20 сентября 1941 года говорилось: «Почти во всей области полевой комендатуры евреев больше нет. Только в Житомире 18.9 еще находилось около 5000 евреев, собранных в гетто… Затем была установлена связь между евреями в Коростышеве и Житомире и партизанами… В последнее время в Коростышеве было расстреляно 60 евреев, 19–9 расстрел происходил и в Житомире, точное количество расстрелянных еще не установлено». Позднее было выяснено, что 19 сентября зондеркоманда 4-а истребила 3145 человек.[293]
Ярко показывают бюрократизм и неумолимость процесса дискриминации и уничтожения советских евреев на Украине сообщения полевых комендатур вермахта: «Вследствие перемещения евреев в особую область города евреи больше не появляются на глазах» (полевая комендатура Первомайска, 9–9.41); «В Николаеве и Херсоне евреи были эвакуированы СД. Поэтому намеченное создание гетто не состоялось» (полевая комендатура Николаева, 5.10.41); «Еврейский вопрос, насколько дело касается по меньшей мере города Днепропетровска, может в основном считаться решенным» (полевая комендатура Днепропетровска, 9.10.41); «Все евреи (2000) казнены СД» (полевая комендатура Мелитополя, 13.10.41).
В генеральном комиссариате Таврия комендатуры бесстрастно фиксировали процесс уничтожения. Так, 29 октября было отправлено донесение комендантом Мариуполя: «8000 евреев были казнены СД. Освободившиеся еврейские квартиры поступили в распоряжение местной комендатуры. Еврейская одежда и белье были собраны местной комендатурой и после стирки распределены в военный лазарет, лагерь военнопленных и среди фольксдойче».
В Умани в конце сентября 1941 года опергруппа «Ц» зарегистрировала бесчинства против евреев, совершенные участниками украинской милиции и «многочисленными военнослужащими германского вермахта». «Еврейские квартиры во время этих событий были полностью разломаны, все предметы обихода и ценные вещи украдены. И в этом участвовали почти исключительно военнослужащие вермахта». Опергруппа предполагала, что этот несанкционированный погром способствовал бегству евреев из города и нанес ущерб «систематическим действиям» карателей. По ее же сообщению, вермахт с удовлетворением воспринял расстрел более 500 евреев в Переяславле, а «местная комендатура в Коростене сообщила, что собраниям крестьян в близлежащих деревнях мешают и разгоняют их. Зачинщиками являются преимущественно евреи. Во время акции, проведенной зондеркомандой 4-а, было перепроверено и казнено 177 евреев, так как было достоверно установлено, что ими был создан ряд нетерпимых помех».[294]
Свидетельствами участия вермахта в Холокосте являются письма военных чиновников из Бреста, вошедшего в состав генерального комиссариата Волынь — Подолия. Из них вытекает, что гетто здесь уже в мае 1942 года «сильно опустело». Поставки для сухопутных войск из гетто осуществлялись бесплатно, а в случае их задержки членам еврейского совета угрожали расстрелом. При этом питание евреев было совершенно недостаточно, многие из них погибали от недоедания во время неотложных дорожно-ремонтных работ. Низкую производительность труда узников оккупанты пытались повысить избиениями на рабочем месте и расстрелами. Письма рассказывают и о будничности массовых убийств, которые воспринимались военными как неизбежное зло: «(В июле 1942 года) было расстреляно около 1300 евреев. Их привели в яму за пределами населенного пункта. Мужчины, женщины и дети должны были там полностью раздеться и уничтожались выстрелом в затылок. Одежда дезинфицировалась и применялась снова. Я убежден: если война будет продолжаться дальше, евреев будут перерабатывать на колбасу и подавать на стол русским военнопленным или обученным еврейским рабочим».[295]
16 декабря 1942 года приказ о безжалостном обращении с гражданским населением издал шеф ОКВ Кейтель: «Если эта борьба против банд, как на Востоке, так и на Балканах, не будет проводиться жесточайшими средствами, то вскоре не хватит свободных сил, чтобы стать господином этой чумы. Поэтому войска на этой войне имеют право и обязаны применять все средства без ограничений, в том числе против женщин и детей, если они ведут к успеху… Ни один немец, участвующий в борьбе с бандами, не может быть привлечен к дисциплинарной или судебной ответственности из-за своего поведения в борьбе против банд и их пособников».[296]
Истребление еврейского гражданского населения на оккупированной территории СССР при активном участии вермахта продолжалось до ее полного освобождения летом 1944 года. Более того, вермахт помог реализовать нацистский план превращения советской территории в пространство для уничтожения всех европейских евреев. Гитлеровцы до 1943 года истребили здесь десятки тысяч евреев из Германии, Польши, Чехословакии. Уже 26 августа 1941 года эсэсовцы с ведома Гальдера и Вагнера начали расстреливать венгерских евреев, доставленных под Каменец-Подольск (Украина). Через три дня высший фюрер СС и полиции Йекельн докладывал в Берлин о ликвидации «около 20 тысяч» евреев.[297]
2.3.4. Холокост — триумф идеологии или экономическая необходимость?
В зарубежной историографии Холокоста утвердилась концепция, согласно которой военная администрация, заинтересованная в использовании еврейской рабочей силы, вступила в конфликт с карателями и чиновниками министерства оккупированных восточных территорий, которые считали первоочередными расово-политические задачи и рассматривали евреев как источник и главную движущую силу партизанского движения. Следовательно, физическое уничтожение евреев немцами покоилось на идеологических мотивах, противоречило хозяйственным соображениям и представляло собой проявление «расового безумия» нацизма. Однако некоторые исследователи, хотя и согласны с тем, что антисемитизм и антикоммунизм были необходимыми условиями Холокоста в оккупированных областях СССР, связывают уничтожение евреев с развитием экономической и военной ситуации. Они указывают, что, во-первых, главной заботой оккупационной администрации было обеспечение продовольствием самих оккупантов и жителей подконтрольных территорий. Евреи составляли для германской армии конкуренцию в потреблении продуктов питания или попросту были объявлены «излишними едоками». Во-вторых, войсковые командиры, тыловые подразделения и комендатуры поддерживали преследование и уничтожение евреев, потому что потребность вермахта в еврейской рабочей силе была весьма ограничена из-за преднамеренного разрушения оккупантами советской промышленности. В этом свете утверждение о противоречиях между интересами СС и полиции, с одной стороны, и вермахта и экономики — с другой, по поводу еврейской рабочей силы представляется не соответствующим действительности. Источники по данному вопросу позволяют выстроить свою аргументацию сторонникам обеих концепций.[298]
С первых дней войны мобильный экономический штаб «Восток» проводил линию на изгнание евреев из экономической жизни завоеванных областей. В отчете начальника штаба генерал-лейтенанта В. Шуберта за конец июня — начало июля 1941 года говорилось: «Не решен вопрос евреев, которые остаются смертельными врагами, и все же из-за их многочисленности они временно необходимы с экономической точки зрения». Но уже через неделю мнение штаба изменилось: «Для еврейского вопроса важен опыт Дрогобыча. Местный нефтеперегонный завод менее недели испытывал потребность в еврейских специалистах, а сегодня может работать совершенно без евреев. По сравнению с предыдущими войнами враждебная позиция евреев по отношению к нам проявляется все время и требует быстрого создания гетто».[299]
Неоднозначным было отношение к уничтожению еврейского населения и других военных инстанций. Так, 22 июля экономическая инспекция группы армий «Центр» сообщала: «В большой массе, которая исчисляется многими тысячами, подозреваемые в подстрекательстве евреи были расстреляны. Поэтому еврейство испугано и охотно работает». С другой стороны, убийство специалистов часто расценивалось как иррациональное и вредное. Например, после прочесывания совместно с тайной полевой полицией лагеря для интернированных в Минске опергруппа «Б» направила в столицу рейха сообщение о тысячах выявленных «евреев, преступников, функционеров и азиатов». А полевая комендатура Минска отчиталась перед выше стоящими инстанциями иначе: «Германская полиция безопасности в соответствии со своей задачей во многом ликвидировала еврейских руководителей и интеллигенцию, включая таких жизненно важных специалистов, как врачей».[300]
Уже в первых числах июля о проблеме еврейской рабочей силы было доложено генералу Георгу Томасу. Военно-экономический штаб по этому поводу отметил, что запуск наиболее важных в экономическом отношении предприятий имеет преимущество перед желаемым «прояснением расового вопроса», а Томас на одном из совещаний указал, что надо оставить евреев на предприятиях, «если нет других рабочих, а предприятия должны действовать». 15 июля это указание было издано в виде директивы экономического штаба «Восток»: «Экономические учреждения должны добиваться оставления еврейских специалистов на предприятиях, выпускающих важную в военном отношении продукцию, если замены нет, а от этого зависит сохранение производства». Это означало, что еврейская рабочая сила должна была оставаться на предприятиях при трех условиях: производство является важным в военном отношении, находится под угрозой спада, евреи незаменимы. 23 июля Томас обратился к Герингу с вопросом: «Должны ли евреи в принципе быть исключены из всех отраслей экономики или они могут и впредь заниматься профессиональной деятельностью как рабочие или ремесленники?» Геринг ответил, что «евреев надо собирать и переводить на казарменное положение в виде рабочих батальонов в лагерях пленных», другие работы им запрещаются, «питание следует особо регулировать и контролировать». Томас интерпретировал этот приказ так: «Помещать евреев в казармы и использовать в виде трудовых подразделений», то есть загнать в гетто и запретить любую самостоятельную хозяйственную деятельность.[301]
20 октября 1941 года генеральный комиссар в Риге д-р Отто-Генрих Дрехслер доложил Лозе о проведении вермахтом и полицией безопасности «самых необходимых и неотложных мероприятий»: регистрации евреев, их обозначении желтой звездой, запрете на пользование общественным транспортом и пребывание в общественных местах. Для всех работоспособных евреев и евреек была введена трудовая повинность, был создан еврейский совет, проведены предварительные работы по созданию гетто в округе Московского предместья. Одновременно биржа труда изыскивала возможность замены евреев, работающих на вермахт. «По возможности евреи в вермахте должны быть заняты только там, где латвийская рабочая сила а) не может быть использована и б) отсутствует», — говорилось в сообщении.[302]
В это время с мнением гражданской администрации были солидарны и многие военные. В конце октября 1941 года командир 707-й охранной дивизии фон Бехтольсхайм и начальник его штаба подполковник Фриц-Ведиг фон дер Остен предложили генерал-майору Нагелю, прибывшему в Минск с инспекцией от военно-экономического отдела, «в целях умиротворения территории» заменить всех евреев рабочими-специалистами из числа военнопленных и убеждали его в том, что «действенным средством было бы освобождение Белой Рутении от евреев и поляков, а также частичное распределение земли… В России они имеют дело с преступниками самого худшего пошиба… В качестве инструкции могут быть использованы только Карл Май или Эдгар Уоллес».[303]
Но очевидно, что эксплуатация евреев комендатурами и воинскими частями осенью 1941 года приобрела очень широкие масштабы, так как 17 ноября оперативный штаб ОКВ запретил любое использование евреев на Востоке, кроме труда в составе специальных рабочих колонн.[304]
Например, в Минске немецкие и белорусские евреи работали в строительных фирмах Тревица, в универмаге «Тролль и компания» (100 занятых в 1944 году), на фабрике производства приборов для люфтваффе и радиоприборов (200 человек), на других производствах, в лазаретах (300–350 немецких евреев), в солдатских домах, госпитале СС и казармах в качестве вспомогательных рабочих, на складе материалов люфтваффе, в мастерской по ремонту танков, в автопарке сухопутных войск (200 человек), многие трудились в организации Тодта и т. д..[305]
Десятки мужчин и женщин еврейской национальности в Риге трудились в мостостроительном отряде генерал-майора Вальтера Брунса, который отвечал за ремонт мостов в тылах группы армий «Север». Когда в декабре 1941 года до Брунса дошли слухи о предстоящем расстреле еврейских женщин, он пытался защитить «своих» евреек и, поскольку его попытка не имела успеха, направил на место расстрела двух офицеров, чтобы они представили ему письменный доклад. «Женщины были выведены, и оба офицера подошли туда, когда очередь примерно 1500 метров длиной стояла в одном лесочке. В двух местах очереди у женщин отбирали их вещи, очередь двигалась к лесу постепенно. В лесу в трех рвах происходил расстрел. Оба офицера подошли, когда рвы были заполнены уже примерно на метр. Экзекуция проводилась людьми в униформе СС. Шесть автоматчиков у каждого рва сменялись ежечасно». Брунс передал доклад в ОКХ, думая, что там об этом не слышали. Жертвами расстрелов в Риге стали 30–40 тысяч женщин и детей.[306]
Часто евреи в имперском комиссариате Остланд работали вне гетто, например на строившихся вермахтом аэродромах вблизи Каунаса, что давало возможность для контрабанды, установления контактов с внешним миром, повышало возможность побега, но одновременно было сопряжено и со значительным риском. Многие военнослужащие — офицеры, унтер-офицеры, солдаты, гражданские служащие вермахта — появлялись в гетто на экскурсиях, совершали с евреями сделки и давали им заказы на изготовление тех или иных предметов. Об этом свидетельствуют памятки и приказы, издававшиеся в сентябре 1941 года местным комендантом Минска фон дер Марвицем, в июле 1942 года — его преемником Шперлингом.[307]
С конца января 1942 года работающим на вермахт евреям было запрещено оставаться ночевать вне гетто, и даже внутри еврейского жилого района работодатель мог содержать «своих» евреев не вместе с их семьями, а в составе рабочей команды. С сентября рабочие команды следовали из гетто к месту работы и обратно под конвоем, причем конвойные не могли входить в гетто, принимая и сдавая евреев у ворот. Доставка обитателей гетто к месту работы на транспорте разрешалась только в исключительных случаях, на рабочем месте евреи должны были носить желтую звезду не только на верхней, но и на рабочей одежде. Потребность в рабочей силе заставила Бамберга разрешить ночевки евреев прямо на рабочем месте, однако о каждом таком случае следовало немедленно сообщать по телефону в комендатуру гетто. Наконец, местный комендант Риги предписывал с максимальной отдачей использовать рабский труд обитателей гетто: «Евреев во время работы следует строго контролировать. Не надо считать, что евреи — дешевая рабочая сила, полная нагрузка которой не является необходимой. Я встречал на рабочих местах евреев, читающих книги и газеты. Если это повторится, я буду привлекать к ответственности надзирателей. Противодействие настоящим постановлениям влечет за собой отзыв еврейской рабочей силы. Кроме того, я оставляю за собой право привлечь виновных к ответственности». Аналогичные приказы были отданы и местным комендантом Минска.[308]
Письма военных чиновников из Барановичей показывают условия жизни и настроение работавших на германскую армию евреев. В апреле 1942 года инспектор сухопутных войск писал домой, что «евреи, в том числе женщины и девушки, могут выходить из гетто на работы только в колоннах, сопровождаемые литовской полицией. Их толпами расстреливают, так как хотят, чтобы они исчезли, и упрекают их в том, что они делают общее дело с партизанами». Через несколько дней он рассказал, что работающие в конюшне евреи «время от времени спрашивают, будут ли они позднее расстреляны». Неизвестно, что отвечал им инспектор, но он хорошо знал, что по приказу бургомистра из 8 тысяч евреев в Барановичах было расстреляно 2007 человек, в том числе женщины и дети. В сентябре другой чиновник по секрету сообщал своим домашним, будто «акция против евреев» произвела на него столь тягостное впечатление, что он не в силах описать ее в деталях.[309]
Советские евреи не только стали объектом беспощадной эксплуатации, но и подверглись со стороны вермахта бессовестному ограблению. Массовое мародерство немецких военнослужащих наказывалось командованием, но солдатам разрешалось участвовать в официальных реквизициях. Так, 44-я пехотная дивизия, укомплектованная в основном австрийцами, в октябре 1941 года «ариизировала» носки, чулки и ткань для портянок. В докладе интендантского отдела дивизии говорилось, что «чувствительная нехватка носков особенно вредит маневренности войск». Поэтому «еврейскому населению… было дано задание поставить все имеющиеся в его распоряжении носки и пригодную для применения на портянки ткань в местную комендатуру. Правда, успех акции был небольшим: запасы, которые большей частью были в руках евреев, еще до оккупации города немецкими частями были вычищены русскими. Все же один пехотный полк удалось экипировать материалом для портянок».[310]
Когда поздней осенью 1941 года положение с продовольственным и вещевым снабжением войск значительно ухудшилось, показатели «злоупотреблений» солдат стали стремительно возрастать. Примером является запись 13 ноября 1941 года второго адъютанта LV армейского корпуса, ответственного за унтер-офицеров и рядовой состав: «Ко второму адъютанту поступают первые сообщения о злоупотреблениях войск: с одного еврея было «снято» меховое пальто; когда русский бургомистр был «при исполнении», солдаты ограбили его квартиру; одну русскую заперли в подвале, и там шесть солдат по очереди изнасиловали ее». 6 декабря этим же офицером была сделана новая запись: «Ежедневно приходили груды сообщений: мародерство солдат у гражданского населения, изъятие продуктов питания, неправомерные «конфискации» вещей, изнасилования женщин… Командующий генерал приказал преследовать эти происшествия не в судебном, а в дисциплинарном порядке».[311]
На рубеже 1941–1942 гг. некоторые экономические специалисты вермахта начали осознавать, что в условиях затяжной войны массовое истребление еврейского населения на оккупированных территориях наносит ущерб материально-техническим интересам германской армии. Об этом свидетельствует объемистый секретный доклад инспектора по вооружению на Украине, датированный 2 декабря 1941 года и адресованный руководителю управления по делам военной экономики и вооружений в ОКВ генералу пехоты Томасу:
«Позиция еврейского населения с самого начала была боязливой — они добровольно пытались избежать всего, что могло не понравиться германской администрации. Само собой понятно и неудивительно, что они внутренне ненавидели германскую администрацию и армию. Но нет доказательств того, что все евреи поголовно или в большей мере, чем другие, участвовали в актах саботажа и т. п. Конечно, среди них, как и среди украинцев, были террористы или саботажники. Однако нельзя утверждать, что евреи как таковые представляют собой какую-либо опасность для германского вермахта. Производство, в котором были заняты евреи, ускорялось не чем иным, как их страхом, и удовлетворяло как войска, так и германскую администрацию».
Инспектор сообщал, что казни «происходили совершенно открыто с привлечением украинской милиции и часто, к сожалению, при добровольном участии военнослужащих вермахта. Форма проведения этих акций, которые распространяются на мужчин и стариков, женщин и детей всех возрастов, была ужасной. Акции по массовости казней были столь гигантскими, как ни одно другое до сих пор предпринятое в СССР подобное мероприятие. В целом к настоящему моменту казнены примерно 150–200 тысяч евреев в области, относящейся к имперскому комиссариату. До сих пор потребности экономики во внимание не принимались».
В докладе подчеркивалось, что «решение еврейского вопроса на Украине» определялось не требованиями целесообразности, а «принципиальными мировоззренческими соображениями», следствиями чего явились: «а) устранение части едоков в городах, излишних в настоящее время; б) устранение части населения, которая нас, несомненно, ненавидела; в) устранение ремесленников, настоятельно необходимых для потребностей вермахта; г) очевидные последствия для внешнеполитической пропаганды; д) вредное воздействие на войска, которые, во всяком случае, имели косвенное отношение к экзекуциям; е) одичание формирований, непосредственно проводивших экзекуции (полиции порядка)».
Конечно, инспектор был озабочен прежде всего интересами военной экономики. «Если мы перебьем евреев, позволим умереть военнопленным, предоставим значительную часть населения голодной смерти, в будущем будет потеряна от голода часть сельского населения, остается без ответа вопрос: кто же здесь, собственно говоря, должен производить экономические ценности».[312]
Об отношении вермахта к проблеме еврейских рабочих-специалистов говорится и в докладной записке главного комиссара в Барановичах Фридриха Фенца, 10 февраля 1942 года направленной имперскому комиссару Лозе и генеральному комиссару Кубе: «После того как местное еврейское население убедилось, что сопротивление германскому вермахту бессмысленно, его тактика изменилась. Если еще вчера взрывами и поджогами оно опустошало лучшие здания и стреляло в немецких солдат из засады, то теперь оно выползло из своих укрытий, чтобы по видимости лояльно предложить свои услуги германскому вермахту. Он с первого момента использовал еврея, с которым мог найти лучшее понимание (идиш), который к тому же казался услужливым и добровольным в своем страхе. К тому же евреи всегда пытались путем профессионального образования в ремесле, промышленности и торговле создать себе монопольное положение и старались как можно дальше отстранить от этой деятельности местное арийское население». Фенц жаловался на то, что в учреждения вермахта принимались не только еврейские рабочие, но и персонал для личного обслуживания, уборки и даже в органах контроля трудятся главным образом евреи. Главный комиссар указывал на наличие достаточного количества нееврейского населения, способного выполнять те же самые обязанности. «Даже у офицеров в ответственных учреждениях часто встречаешь совершенно неразумный настрой к еврейскому вопросу, — констатировал Фенц. — Еврейский вопрос не может быть полностью урегулирован, пока еврейские рабочие на промышленных предприятиях, в ремесле и т. д. не могут быть заменены арийскими рабочими. Поэтому в большей мере в качестве учеников на различные предприятия принималась белорусская молодежь». Фенц, противодействуя вермахту, провел перепроверку евреев-специалистов, часть из них заменил и составил списки оставшихся. «Евреи, которые не причисляются к специалистам, но полностью работоспособны, будут согнаны в молодежные рабочие лагерные гетто или объединены в подразделения принудительного труда, которые под необходимым надзором могут применяться для работ по расчистке, в дорожном строительстве и т. д.», — докладывал он имперскому комиссару.[313]
Нам представляется, что непоследовательность военно-экономических органов и руководителей как в Берлине, так и на местах вызывалась, во-первых, противоречием между идеологически мотивированным отношением к советским евреям как к организаторам партизанского движения, саботажникам и лентяям, с одной стороны, и необходимостью эффективной экономической эксплуатации завоеванной территории, что было немыслимо без труда евреев — с другой. Во-вторых, колебания военных базировались на нечеткости концепции экономического будущего захваченных земель, вследствие чего евреи виделись им то излишними едоками, то ценными специалистами. Это привело к отсутствию серьезного сопротивления со стороны инспекции по вооружению на Украине уничтожению евреев, предпринятому СС и полицией летом 1942 года. А когда весной следующего года оккупационные власти по приказу Гиммлера приступили к полному истреблению работавших на вермахт евреев, командующий вермахта в Белой Рутении Клепш приказал держать в секрете намеченное «общее решение еврейского вопроса» и говорить только о том, что «евреев группами будут привлекать для целесообразного трудового использования».[314]