Маркус Пэррис, приятель Жасмин, старше ее и уже окончил школу. Шелби слышала, что он отличается плохим поведением, и это, возможно, не худшее его качество. Он отправлял Жасмин кучу эсэмэсок каждый вечер, желая убедиться, что она не обманывает его, встречаясь с другими мальчиками.
У Маравелль были свои подозрения. Она нашла в ящике письменного стола золотую цепочку, которую ухажер подарил Жасмин на день рождения.
– Может быть, стоит обрить ей голову, пока она спит? Тогда Жасмин будет выглядеть как ты раньше и все мальчики станут ее избегать.
Когда Маравелль нашла дом своей мечты, она настояла, чтобы Шелби приехала и высказала свое мнение. Шелби села в поезд лонг-айлендской железной дороги и отправилась до станции Вэлли-Стрим, где Маравелль ждала ее в машине своей матери. Миссис Диас и две ее сестры, одна из Пуэрто-Рико, другая из Фэр-Лон, штат Нью-Джерси, предложили помочь Маравелль с оплатой дома в рассрочку.
– Мисс Субурбия[12], – ухмыльнулась Шелби. – Что это? – спросила она про машину, которую вела Маравелль. – «Вольво»?
– Для тебя скорее не «мисс», а «миссис». Это «Субару». «Вольво» идет следом за нами.
Дом стоял в приятном районе. Он был кирпичный, в колониальном стиле, с деревянными ставнями, ухоженной лужайкой перед входом и большим задним двором. Над гаражными воротами висело баскетбольное кольцо.
– Дай-ка я угадаю, – сказала Шелби. – Мальчики любят эту игру.
– До полного безумия. А моя мама просто счастлива: над гаражом есть маленькая квартирка для нее. Мы сможем жить вместе и притом отдельно друг от друга.
Они поднялись на крыльцо, и Маравелль вытащила ключ из кармана.
– Опля! – сказала она и открыла дверь.
– Разве мы не должны подождать риелтора или кого-то еще?
– Никто нам не нужен, крошка. Я купила его! Конечно, не одна, с помощью мамы и тетушек, но в документе стоит мое имя.
На лужайке перед домом раскинулся большой дуб. Он без листвы, но когда придет осень, дерево сбросит все свое убранство, и это станет настоящей головной болью. Шелби знала оборотную сторону жизни в пригороде, но не стала рассказывать Маравелль, сколько работы ее ожидает. «Готовь грабли, газонокосилку, лопату для расчистки снега, посевной материал».
– Красивое дерево, – сказала она.
Когда они зашли внутрь, увидели бумагу, раскатанную для защиты полов из древесины лиственных пород, чтобы потенциальные покупатели не шаркали по ней ногами.
– Великолепно, правда? – щебетала Маравелль.
Для кого-то, скажем той же Маравелль, наверно, да. Но почему Шелби должна разделять ее восторги? В доме камин, который разжигается газом, и большая гостиная. На кухне – новые электрические приборы и пол, выложенный белой плиткой, которую, как хорошо было известно Шелби, будет жутко трудно отчистить, когда мальчики потопчутся по ней в грязной обуви.
Шелби подошла к окну и посмотрела на двор. Он похож на тот, в котором она выросла в Хантингтоне. Даже столик для пикников на месте. Жасмин наверняка его возненавидит.
Маравелль подошла к ней.
– Ущипни меня, – сказала она.
Шелби выполнила ее просьбу, и Маравелль завизжала.
– Полегче, блин! – Маравелль потерла свою руку и ухмыльнулась: – Этот дом у меня есть благодаря тебе. Сама знаешь.
Шелби бросила на подругу выразительный взгляд. Она не желала делить с ней ответственность за покупку дома в Вэлли-Стрим.
– Ведь это ты заставила их дать мне работу управляющего! – весело воскликнула Маравелль.
Так оно и было, но Шелби не желала признавать этого. Они вышли через дверь кухни во внутренний дворик. Пахло дождем и травой.
– Жасмин ведь не хочет переезжать сюда, верно? – спросила Шелби.
– Она привыкнет. Школа всего в трех кварталах отсюда. Мне не придется беспокоиться, сели ли дети в автобус. Моя мама сможет ходить в супермаркет пешком.
Шелби зажгла сигарету и села, скрестив ноги.
Она знала, что безопасности в мире нет нигде, даже на Лонг-Айленде. То, что происходит в Куинсе, может случиться и здесь. Но она держала свое мнение при себе.
Маравелль подошла и села рядом:
– А что ты думаешь на самом деле?
Шелби всегда беспощадно честна, поэтому Маравелль ее и любит. Она сама такая же. Если ты ведешь себя подобным образом, трудно рассчитывать, что у тебя будет много друзей. Но на тех, которые есть, можно положиться смело.
– Если бы я жила здесь, убила бы себя, – сказала Шелби. – Но я горжусь тобой.
Маравелль вскочила, раскинула руки и закружилась, привстав на цыпочки.
– Субурбия, я люблю тебя! – закричала она.
Несколько последних листиков упали с виноградной лозы, растущей у гаража. Шелби не отказала себе в удовольствии представить, какой будет беспорядок, когда виноград перезреет и нападает повсюду, а злые пчелы, пьяные от сока, зажужжат в воздухе. Тогда Маравелль не будет хотеться танцевать.
– Ты поступила правильно, – сказала Шелби. – Твои дети будут в безопасности, и вы заживете счастливо.
– Ты походишь со мной по мебельным магазинам? – Маравелль по-настоящему взволнована тем, что стала владелицей дома.
– Ни за что! Но я приеду к тебе в гости и привезу из города китайскую еду. Здесь она, наверно, ужасна.
Они вновь сели в автомобиль миссис Диас и направились в Куинс по шоссе «Санрайз». В Вэлли-Стрим большое движение, особенно рядом с торговым центром. Он называется «Зеленые просторы» – по-видимому, это чья-то шутка. Парковки, машины, однотипные сетевые магазины, наполненные никому не нужным персоналом.
Шелби ненавидела моллы и давным-давно их не посещала. Она тяжело вздохнула и посмотрела в окно, думая о городке, в котором выросла. Как они радовались с Хелен, что переедут в Нью-Йорк, окончив школу!
Маравелль, словно прочитав мысли Шелби, попросила ее:
– Не говори сейчас ничего плохого. Я не хочу от тебя слышать, что моя мечта не сбылась.
Маравелль была подругой Шелби, когда та была лысой и курила травку четыре раза в день. Она поддержала Шелби, когда ее подруга дважды разрывала отношения с любовниками. Еще важнее то, что Маравелль доверила ей своих детей, – почему, Шелби непонятно до сих пор.
Зачем же Шелби станет омрачать радость подруги, сказав ей, что девочка-подросток, не желающая жить в пригороде, способна превратить жизнь своей матери в ад? И все-таки она с легкостью сделала это.
Правда, это случилось только через две недели, накануне переезда.
Маравелль в полном исступлении позвонила Шелби в десять часов вечера. Коробки с вещами были упакованы, грузчики должны были приехать завтра утром, а Жасмин куда-то пропала.
– Подожди до полуночи, прежде чем впадать в истерику, – посоветовала Шелби.
Час ведьм, время наступления ночи, которое больше всего пугало всех родителей. К этому времени Жасмин должна была оказаться дома.
Но нет.
Маравелль обзвонила всех друзей дочери, разбудила родителей некоторых из них, но Жасмин нигде не нашлась. Тогда Маравелль оббежала уже по-ночному тихие окрестности, поискала дочь в парке, куда никто, будучи в здравом рассудке, не сунется с наступлением темноты. Она позвонила Шелби на мобильный от закусочной на углу, рядом с остановкой школьного автобуса. Шелби с трудом понимала ее слова сквозь плач.
– Жасмин пытается напугать тебя, – сказала Шелби.
Она, конечно, никому не пожелала бы испытать стрессы, которые сама устраивала матери.
– Что ж, у нее это неплохо получается, – сказала Маравелль. – Я готова ее убить, пусть только попадется мне в руки.
Шелби лежала на диване, надеясь на хорошие новости от Маравелль, рядом храпел огромный Пабло. Она всегда считала, что у нее красивый вид из окна: композиция из гудрона, булыжника, крыш, водонапорных башен, – но сейчас внешний мир казался враждебным.
В ожидании звонка от Маравелль Шелби выпила зеленого чая и выкурила сигарету. Ей казалось, что хорошая привычка сводит на нет плохую.
В полиции Маравелль сказали, что ничем не могут ей помочь, пока не пройдут двадцать четыре часа с момента пропажи ее дочери. Этого времени как раз хватит для похищения или убийства, для того, чтобы засунуть тело Жасмин в большой мешок для мусора и подбросить его на Центральный бульвар. Шелби не могла представить себе, чем сейчас занимается Маравелль. Ответственность любить кого-то непомерно тяжела для человека, вот почему Шелби сделала все от нее зависящее, чтобы избавить себя от этого.
Вскоре после полуночи к дому Шелби подъехало такси. Пабло начал лаять, к нему присоединились остальные собаки. Шелби постаралась успокоить их. Она взгромоздилась на спинку дивана и увидела через окно, как из такси вышла девушка. Это была Жасмин.
Шелби без промедления набрала Маравелль. Как только та взяла трубку, Шелби сказала:
– Забудь про полицию. Она здесь.
– О господи! Я сейчас же приеду.
– Не надо. Она убежит. – Жасмин позвонила снизу. Шелби стремительно бросилась к стене, чтобы нажать кнопку, открывающую дверь. – Ей нужно, чтобы кто-то старший, но не мать, выслушал ее. Я притворюсь, что я и есть этот взрослый. Понимаешь, она расскажет мне то, что не станет говорить тебе.
– Хорошо, Шелби. Но помни: я отдаю в твои руки самое драгоценное, что имею на свете.
«Твою мать», – подумала Шелби, вешая трубку. Она всегда избегала слишком близких отношений с окружающими. Люди опасны, ненадежны, хрупки, глупы, жадны, нуждаются в деньгах. Достаточно вспомнить, что случилось с Хелен, Беном Минком, женой Харпера Леви.
Собаки чуть не сошли с ума, когда раздался стук в дверь. К счастью, сосед сверху – официант, который вернется домой только на рассвете, а парочка, живущая внизу, нередко устраивает пьяные драки и вряд ли станет жаловаться на шум.
Шелби обдумала ударную первую фразу, но когда она увидела залитое слезами лицо Жасмин, просто обняла девушку и прижала к себе.