Я спросил:
— Кто это?
— Моя сестра, — ответил он.
— Которая спряталась от бандитов?
— Да.
— Я должен задать ей несколько вопросов. Где вы прятались, мисс?
— В лесу.
— Неужели все это время?
— Нет, не все. Сначала я спряталась за домом. Потом, когда увидела, что брат уезжает, пошла за ним. А скоро появился человек, которого эти негодяи называли Генералом, вывел свою лошадь и сел в седло. Тут он заметил меня и поскакал в мою сторону. Я побежала и уже у самого леса он догнал меня.
— А дальше? — спросил я, когда она сделала паузу, чтобы перевести дыхание — видимо, вместе с воспоминанием об этой погоне к ней вернулось и ее тогдашнее состояние.
— К дому подъехали какие-то всадники.
— Это были мы. Он видел нас?
— Да. Мне показалось, он сильно испугался и разозлился — судя по тому, как сильно и страшно выругался.
— Как вы думаете: он узнал нас?
— Думаю, узнал.
— А вы не припомните: когда он выругался, он не называл никаких имен?
— Называл. Это были имена Олд Шеттерхэнда и Виннету.
Значит, узнал! Досадно!
— Что он сделал потом?
— Ускакал.
— Не сказав больше ничего?
— Он дал мне поручение.
— К кому?
— К Олд Шеттерхэнду.
— Это я. Так что вы должны мне сообщить?
— Это… Это… — замялась девушка, — это может показаться вам оскорбительным, сэр.
— Я прошу вас, мисс, не думайте об этом. Пожалуйста, постарайтесь передать мне как можно точнее то, что он говорил, лучше если слово в слово.
— Он назвал вас самым большим мерзавцем на свете. Он сказал, что ничего не пожалеет ради того, чтобы отомстить вам.
— Это все?
— Больше он ничего не говорил. А когда назвал вас мерзавцем, меня, признаться, охватил ужас, сэр, может быть, я что-то и забыла.
— Теперь вы можете быть спокойны, я от вас скоро уеду.
Я снова вошел в дом; юноша вместе со мной.
— Ну как, узнали, где Генерал? — со злой иронией выкрикнул мне навстречу Тоби Спенсер.
— Да, — ответил я.
— Где же?
— Сбежал.
— Это точно. — Он радостно оживился.
— Да. В отличие от вас я говорю правду с первого раза.
— Слава Богу, что это так! Человек чересчур честный, как вы, никогда не найдет Генерала.
— Сегодня нет, а дальше видно будет. Вас же я поймал.
— Хау! Вы же сами нас и отпустите!
— Почему вы так думаете?
— Отпустите, никуда не денетесь… Из страха перед ним.
— Что? Перед этим трусом, который удрал, как только завидел нас?
— Он еще отомстит вам за нас.
— Вряд ли это у него получится. К тому же, думаю, он просто-таки рад, что наконец отделался от вашей компании.
— Ложь!
— Он передал мне через дочь кузнеца, что и пальцем не шевельнет, даже если я всех повешу.
— Я не верю этому!
— Мне все равно, верите вы или нет. Однако нам надо поговорить и о другом. Где хозяин дома?
— Внизу, в подполе, — ответил вместо Спенсера юноша и показал на люк в полу.
— Вы заперли его силой? — обратился я опять к Спенсеру.
— Да. Они его повалили, а я заткнул ему рот.
— Выпустите его!
На это требование Спенсер сначала было вновь попробовал солгать, сказав, что ключ от люка у него забрали, но, увидев, что моя рука вновь потянулась к револьверу, отдал мне ключ.
Весь пол в комнате был усыпан осколками бутылок и посуды и разным другим мусором. И это безобразие было первым, что увидел вышедший из подпола кузнец. Это был высокий, мускулистый человек, его лицо в ссадинах и кровоподтеках, с резко очерченными скулами казалось мужественным. Я представил, сколько нужно было усилий, чтобы связать такого молодца. Он обратился почему-то сразу именно ко мне:
— Кто выпустил меня?
— Мы.
— Как зовут вас?
— Олд Шеттерхэнд.
— Это имя я слышал не раз. Оно принадлежит знаменитому вестмену.
— Я рад, что мое имя так известно.
— Но с вами индейцы. Им можно верить?
— Они заслуживают доверия в высшей степени. Это знаменитые вожди, и они защищают всех обиженных и угнетенных.
— Well! Вы появились в нужное время в нужном месте. Но разве это не ужасно, что белого человека освобождают краснокожие?
— Я верю им, потому что хорошо их знаю.
— Но вы, вероятно, не знаете, насколько бывают подлы эти плуты.
— Мне известно, что такое человеческая низость, но я не возьмусь утверждать, что этого качества лишены представители какой-то одной расы. Ваши непрошеные гости — белые, но на этих подлецах пробы ставить негде. Мы еще должны с ними посчитаться.
— И как велик ваш счет к ним?
— Достаточно велик. Малый с лицом побитого бульдога, который вчера был здесь, стрелял в меня, чтобы убить.
— Слава Богу!
— Что-что? Если я вас правильно понял, вы благодарите Бога за то, что на меня было совершено покушение?
— Да. А почему бы мне этого не сделать?
— Ну, знаете, это уж слишком! Или это у вас такая манера шутить?
— Нет, я не шучу. Я благодарю Бога дважды — в первый раз за то, что вы не убиты. И во второй раз за то, что в вас стреляли, потому, что теперь вы получили моральное право расправиться с этим человеком.
— Его пуля попала мне в ногу. Я ранен, и довольно серьезно.
— Слава Богу!
— Как? Опять вы благодарите Бога!
— Да в третий раз.
— За что же теперь?
— За то, что вы ранены.
— Послушайте, вы, конечно, большой оригинал, но не кажется ли вам, что и оригинальность имеет пределы?
— Это уж как получится. Меня радует то, что, раз пролилась ваша кровь, вы имеете право распоряжаться теперь его жизнью по своей воле.
— А что же в таком случае, по-вашему, должно радовать меня самого?
— Сознание того, что негодяй будет уничтожен.
— И вы полагаете, что это смягчит мою боль, вылечит мою рану?
— Но вы же не хотите все спустить ему с рук? Как вы собираетесь его наказывать?
— Об этом я еще не думал.
— Вот-вот, не думали, и это подсказывает мне, как в данном случае следует поступить. Нам нужно собрать свой суд — суд прерии, на котором и определить наказание для него.
— В этом я с вами, пожалуй, согласен. Позволите ли вы мне участвовать в этом суде?
— Вы не только имеете на это право, но просто обязаны войти в него.
— Да уж, имею. И ручаюсь, когда дело дойдет до меня, я вобью последний гвоздь в обвинение. А когда вы предполагаете созвать этот суд?
— Возможно, очень скоро.
— Лучше всего не откладывать это дело надолго и собраться прямо сейчас.
— Согласен.
— Где?
— Перед домом. Закон прерии, как известно, должен вершиться под открытым небом.
— Well! Это мне нравится. Ремней и веревок у нас хватит.
— Я могу позвать остальных? — спросил сын кузнеца.
— Зови. Они во дворе.
Тут Тоби Спенсер произнес:
— Тоже мне судьи! Вы, парни, много о себе возомнили! Не смейте меня вязать!
Кузнец подошел к нему, поднес к его лицу свой костистый кулак и сказал:
— Молчи, каналья! Если ты еще хоть пикнешь, то не так еще попрыгаешь у меня! Понял?
Сын кузнеца принес веревки. Я приказал:
— Свяжите их одного за другим, в том порядке, как они сидят. — А бандитам сказал: — Кто шевельнется, пусть потом пеняет на себя!
Это помогло, они притихли и не оказывали никакого сопротивления, когда их вязали. Сына кузнеца мы поставили их охранять. Я хотел было вывести бандитов также на улицу, но это оказалось хлопотно чисто технически, поскольку они были связаны в одну цепь, и мы оставили их в доме.
И тут выяснилось, что наши взгляды на принципы правосудия как такового и вообще на многие вещи не во всем совпадают.
Я отнюдь не имел намерения поступить с ними чересчур гуманно, но требовать казни Тоби Спенсера, чего хотели все, кроме Виннету, я тоже не мог. Начались долгие и, как всегда в таких случаях бывает, бесплодные, хотя и жаркие дебаты.
Их оборвал кузнец, который вел себя, как разъяренный бык.
— «Я вижу, — сказал он гневно, — вы готовы заседать до завтрашнего утра, но судьбу этих людей должен решать прежде всего я, потому что это в моем доме они все разгромили и разграбили, это на меня они набросились как дикие звери! Видите, ссадины на моем лице еще кровоточат. А вы, мистер Шеттерхэнд, кажетесь мне чересчур снисходительным, — продолжил он уже более спокойно, — но я уважаю ваше мнение и отказываюсь от своего требования казнить Спенсера. Поэтому со своей стороны надеюсь, что мои предложения будут приняты уважаемыми членами суда прерии.
— Какие предложения? — спросил я.
— Во-первых, я считаю, что имею право получить все, что захочу из их собственности, и это будет возмещением за то добро, которое они уничтожили в моем доме. Как вы полагаете, сэр, это справедливое требование?
— Да, возмещение убытков само собой разумеется, невзирая на все другие решения суда.
— Well! Теперь о Спенсере, который виновен больше всех остальных. Вы не хотите его смерти, поскольку он не убил вас, а только ранил. Я нахожу, что в этом вы проявляете слабость, ведь Дикий Запад не знает снисхождения к убийцам, независимо от того, удалось им черное дело или нет. Мы не должны поступать вопреки обычаям Запада. Он заслуживает смертной казни, но вы помните: я уже сказал, что только из уважения к мистеру Шеттерхэнду соглашаюсь на снисхождение суда к негодяю. Так вот, я предлагаю подвергнуть его смертельной опасности и при этом дать ему возможность защищаться.
— Что вы имеете в виду?
— Он будет бороться за свою жизнь.
— С кем?
— Со мной.
— На это мы не можем согласиться.
— Почему?
— Тоби Спенсер чудовищно силен.
— Хау! И я не мальчик! Или вы думаете, что я слабак, потому что они засунули меня в подпол? Да они навалились на меня вшестером!
— Нет, я не отрицаю того, что вы можете оказать ему достойное сопротивление: я вижу — вы крепкий парень. Но несмотря на всю вашу силу, борьба будет неравной.
— Почему?
— Он — законченный подлец и способен на любую пакость, лишь