н будет ко мне все ближе и ближе!
Эти слова меня очень порадовали. Как же мне действительно не быть счастливым, если чья-то душа благодаря моим советам выходит на правильный путь? Тем более душа такого человека, как Олд Шурхэнд! Вероятно, существовали в его жизни очень серьезные причины, разрушившие его веру. Он о них ничего не говорит, сохраняя это в тайне, но я думаю, что это не было все-таки выражением недоверия мне; он, вероятно, просто не хотел касаться своей душевной раны, которая до сих пор продолжает кровоточить. И все же он сделал попытку рассказать об этом. И я был очень доволен, что, не зная ни о чем таком, а только догадываясь, я смог облегчить его сердце и вывести на путь, который он, видимо, долго искал.
Вокруг нас все было спокойно. Незадолго до рассвета мы остановились, чтобы дать лошадям отдохнуть, а перед полуднем увидели слева от нас первый кол и пустились по следу Виннету и его апачей, с которыми уже наверняка повстречался Кровавый Лис. Примерно через километр от этого места попался и второй кол, следуя по ним, мы очень скоро достигли цели своего путешествия.
Это место, как уже говорилось, апачи называли Гутеснонтинкай, а команчи Сукс-малестави, то есть Сто деревьев, и лежало у края пустыни и представляло собой вот что: граница между Льяно и зеленой долиной, простирающейся на запад, не проходит по прямой линии; она была создана самой природой, но нередко почти незаметной, и образовывала цепь непрерывных больших и малых изгибов, в одном из которых и располагались Сто деревьев. Это место в плане напоминало подкову, довольно высокое ребро которой переходило в постепенно снижающийся склон. В глубине подковы виднелся ручей, стекающий в небольшой водоем примерно двадцати футов диаметром, из которого вода вытекала в восточном направлении в пески пустыни. Здесь вся местность была покрыта сочной травой, которой наши лошади отдали должное. Эта подкова как бы несколько возвышалась над окружающей местностью, благодаря тому, что весь склон до самого верха зарос довольно густым кустарником, из которого почти по всей площади торчали тонкие жердины молодых деревьев. Они-то и были использованы отрядом Большого Шибы в качестве кольев для обозначения дороги в оазис Льяно для следующих за ними команчей. Было очень хорошо заметно, где они срубали деревья; кругом были разбросаны срезанные ножами ветки и сучья.
Мы спешились у источника, чтобы сначала напиться самим, а потом напоить и своих лошадей; после водопоя, пустив лошадей попастись, расположились у воды; я послал нескольких апачей на высотку подковы для наблюдения, чтобы нас не застало врасплох приближение Вупа-Умуги.
К сожалению, в этом благословенном уголке мы не могли оставаться слишком долго. Мы еще раз напоили лошадей, вскочили в седла, чтобы проехать к тому месту, где намеревались провести ночь.
Нам надо было проскакать примерно две мили на север от Ста деревьев, там, в центре равнины, была впадина наподобие Долины песков, в которой мы когда-то захватили Большого Шибу с его людьми.
Здесь был сплошной песок, ни единой травинки, и только поэтому команчам никак не могло прийти в голову, что кому-то захотелось бы провести тут всю ночь, а может быть, и больше времени. Кроме того, эта впадина была надежным укрытием еще и потому, что враг, подойдя лишь к самому ее краю, мог заметить нас. А вообще-то у нас не было никаких оснований предполагать, что кто-нибудь из команчей захочет сюда подъехать. Забравшись в низину, мы стреножили лошадей и улеглись на белый теплый песок, выставив, естественно, часового наверху, чтобы вовремя заметить Вупа-Умуги с его отрядом.
Как я ранее узнал от Большого Шибы, краснокожих можно было ожидать сегодня вечером. Мне очень хотелось, чтобы они не опоздали, поскольку пребывание в нашем, лишенном воды, песчаном лагере никак нельзя было назвать приятным.
К счастью, это мое пожелание исполнилось еще раньше, чем я думал. Солнце еще далеко не достигло горизонта, когда часовой сверху прокричал:
— Уфф! Команчи на подходе!
Я захватил свою подзорную трубу и взобрался вместе с Олд Шурхэндом наверх. Несмотря на большое расстояние, с которого нас заметить было невозможно, мы проводили свои наблюдения только лежа. Да, они подходили и чувствовали себя, судя по их движениям, очень уверенно. Скакали они не своим обычным строем, так называемым гусиным маршем, особенно когда они находятся на тропе войны, а совершенно свободно, поодиночке и группами, как кому хотелось.
— Они совершенно точно знают, что путь свободен, и полностью уверены, что перед ними ни одной вражеской души нет. Они даже дозора не послали вперед, — сказал Олд Шурхэнд. — Это с их стороны очень неосторожно.
— Я тоже так думаю, — заметил я. — Я бы на месте Вупа-Умуги выслал вперед лазутчиков, чтобы как следует разведать Сто деревьев и их окрестности.
— Хорошо, что он этого не сделал, разведчики, возможно, обнаружили бы наши следы.
— Конечно! Я тоже изменил своей обычной осторожности, иначе мы бы прямо сюда не поехали.
— Отсюда, правда, не очень хорошо видно, но мне кажется, что они едут прямо к Ста деревьям. Им совсем немного надо отклониться от северного направления, чтобы обнаружить нас здесь.
— Этого они точно не будут делать!
— Но это все же возможно.
— Вряд ли!
— Вы думаете, что след Большого Шибы еще не пропал и они следуют по нему?
— Нет. Они уже на горизонте, наверное, уже заметили кустарники. И даже, если это не совсем то, что им надо, они доверились своим лошадям, которые влажный воздух Ста деревьев чуют издалека и наверняка приведут их туда.
Краснокожие всадники, казавшиеся издалека не больше собаки, двигались совершенно точно на восток и становились все меньше и меньше, пока совсем не исчезли из поля нашего зрения.
Теперь перед нами встал очень важный вопрос: обнаружат ли они наши следы? Они их в любом случае заметят, но обратят ли на них внимание? Я предположил, что наши следы они могут принять за следы Большого Шибы; как раз поэтому мы сменили свои сапоги на индейские мокасины.
Если же у них возникнет подозрение на наш счет, то они обязательно прискачут сюда. Поэтому мы напряженно всматривались в южную сторону, откуда они в этом случае должны бы были появиться; но прошел час и еще какое-то время, а никого не были видно. Мы успокоились, только когда солнце начало свой спуск за горизонт и наступили короткие сумерки. С края впадины мы сошли к своим спутникам, где Олд Уоббл встретил нас словами:
— Итак, они здесь. Можно было бы сыграть с ними неплохую шутку: напасть на них ночью и всех перестрелять.
— И это вы называете шуткой?
— Почему бы и нет? Вы что, огорчаетесь, когда уничтожаете своих врагов?
— Нет, но тем не менее я не считаю шуткой уничтожение полутора сотен человек. Мы им позволим, как было договорено, спокойно следовать дальше, а позже окружим их. Все обойдется без кровопролития, и они будут в наших руках.
— Но если они не сделают этого завтра рано утром, то нам придется сидеть здесь целый день. А откуда у вас, позвольте узнать, возьмется вода для нас самих и лошадей?
— Они не задержатся. Им совсем не захочется терять целый день. И даже если им безразлично, теряют они время или нет, они должны уже рано утром уйти из Ста деревьев, чтобы оставить место для белых военных.
— Если те здесь появятся?..
— Это мы очень скоро узнаем.
— От кого?
— От команчей.
— Вы что, хотите подслушать их разговор?
— Да.
— Прекрасно! Я иду с вами!
— Но этого не требуется!
— Даже если не требуется, я все же пойду!
— Но в нашем положении следует делать лишь необходимое. Иначе может сложиться скверная для нас ситуация.
— А разве не опасно подслушивать?
— При определенных условиях большой опасности не будет.
— Наверное, все-таки лучше кого-нибудь взять с собой, чтобы вам помочь?
— Помочь? Хм. Вы хотите мне чем-то помочь?
— Да.
— Спасибо! Я рассчитываю более на себя, чем на вас, мистер Каттер.
— Так вы, значит, действительно хотите идти один?
— Нет. Меня будет сопровождать мистер Шурхэнд.
— А почему не я?
— Потому что я так хочу. На этом закончим разговор.
— Значит, вы ему доверяете больше, чем мне?
— Это в данном случае не имеет никакого значения, я беру с собой его, а вы останетесь здесь!
Я внимательно взглянул на него. Он был в ярости. Однако огромным усилием воли он сдержался.
Я предположил, что команчи отправятся дальше рано утром, сегодня вечером, вероятнее всего, они будут отдыхать. Значит, мне надо было поспешить, если я хочу что-нибудь от них услышать. Поэтому, когда совсем стемнело, мы с Шурхэндом двинулись в путь. Позднее, когда взойдет луна, будет труднее остаться незамеченными.
Мы шли по собственным следам и, подойдя к «Ста деревьям», прежде всего свернули на высотку подковообразного изгиба, чтобы оттуда как следует всмотреться в то, что делается вокруг, и узнать, не выставлены ли часовые. Прошло довольно много времени, пока мы не обошли весь полукруг подковы, не встретив ни единого команча. Вупа-Умуги здесь постов, наверное, не поставил; значит, он очень уверен в себе.
Внизу, у воды, горели многочисленные маленькие костры, поддерживаемые срезанными сучьями и ветками, которые мы заметили раньше. Возле озерца сидел, видимо, сам вождь со своими ближайшими советниками, остальные расположились по обе стороны ручья. Лошадей мы не заметили; было еще слишком темно. Вероятно, ниже, в сторону к Льяно, были выставлены часовые, этого мы не могли видеть, но нам это было безразлично: на ту сторону мы не собирались.
Нашей задачей было подкрасться как можно ближе к вождю, чтобы, если удастся, подслушать его разговоры. Мы спустились в заросли и потихоньку стали красться вниз по склону. Это было не очень легко; из-под наших ног каждое мгновение мог выскочить камешек или комок земли и покатиться вниз, выдав наше присутствие. Индейцы сидели внизу так тихо, что даже этот незначительный шорох обязательно был бы услышан. Поэтому я останавливался на каждом шагу, осторожно ставя ногу при следующем шаге. Мы крались очень медленно. Пока спустились вниз, прошел, наверное, целый ча