— И хотите туда поехать?
— Я должен, должен.
— Когда?
— Уже сегодня вечером! Я не могу терять ни дня, ни часа, ни даже минуты. Я сто раз, иногда целыми неделями, охотился за этим мерзавцем, но мне никогда не удавалось даже посмотреть на него. Мне известны только его имя и его черные дела, но я никогда его не видел. Сейчас я вдруг узнал, где его можно найти, и можете себе представить, чего мне стоит находиться здесь хотя бы одну лишнюю минуту. Я должен немедленно ехать!
— А почему вы считаете, что Генерал вам не солгал, я ему не верю.
— Подумайте как следует, сэр! Какую выгоду он может получить, если это ложь?
— Заманить вас в ловушку.
— Нет, я верю его словам и скачу в Форт-Террел.
— В одиночку?
— Да, спутников у меня нет.
— Ну, одного вы, по крайней мере, будете иметь.
— Кого?
— Меня.
— Как? Вас? — переспросил он с радостным удивлением. — Вы хотите ехать со мной?
— Да, если вы согласитесь взять меня с собой.
— Соглашусь ли я! Что за вопрос! Я хочу быть рядом с вами всегда, даже в самых обыденных ситуациях; вы не можете себе представить, насколько сильно я к вам привязан. И теперь, когда речь идет о жизни и смерти, когда предстоит охотиться на дикого зверя, который уже много раз от меня ускользал, ваша помощь вселяет в меня уверенность, что на этот раз Эттерсу не удастся уйти. Когда на охоту выходит Олд Шеттерхэнд, зверю не на что рассчитывать. Значит, вы хотите ехать со мной, еще раз подумайте, в самом деле хотите?
— Я решил!
— Это такое счастье для меня, что вы… вы… я едва могу в это поверить. Но без вас тут не смогут обойтись!
— Ничего! Виннету отлично справится сам.
— И из-за меня вы готовы с ним расстаться?
— Разлука будет короткой. Потом мы его снова быстро найдем. Итак, вы позволите мне отправиться с вами?
— Позволю? О позволении здесь не может быть и речи! Наоборот, я готов на коленях просить вас поехать со мной и помочь советом и оружием!
Тут Апаначка положил руку ему на плечо и сказал:
— С тобой поскачет еще один человек.
— Кто?
— Апаначка, вождь найини-команчей. Не отказывай мне в этом! Ты мне по душе, и я поеду с тобой. Я знаю язык бледнолицых, умею отыскивать тайные людские тропы, и в моей душе нет страха перед врагом. Разве я не смогу быть тебе полезным? Я выкурил трубку мира с тобой, Виннету и Олд Шеттерхэндом, и теперь я — твой брат. Ты ищешь своего смертельного врага, чтобы убить его, и тем самым подвергаешь свою жизнь страшной опасности. Разве твой брат не должен быть рядом с тобой? Смогу ли я сказать, что являюсь таковым, если ты уедешь один?
Его жесты и тон, которым он все это говорил, явно свидетельствовали об искренности и трогательной преданности. Не ответив, Олд Шурхэнд вопросительно посмотрел на меня. Я понял, что решать придется мне:
— Наш краснокожий брат хочет совершить поступок, который ни один человек из его рода не назовет хорошим.
— К чему вспоминать мой род, когда речь идет о моем брате Олд Шурхэнде! Сыновья команчей способны лишь ненавидеть и убивать, в вас же я встретил любовь и человечность. Краснокожие люди побеждают при помощи томагавков, вы же покоряете ваших врагов оружием милосердия и прощения. Где лучше — там, где ненависть, или там, где любовь? Я ваш брат и поеду с вами!
— Хорошо, ты будешь нас сопровождать. Но мы отправимся в путь не сегодня, а завтра. Немногие оставшиеся часы не будут потеряны, наши лошади должны отдохнуть, от этого они станут только более резвыми.
— Но если мы упустим Эттерса? — озабоченно спросил Олд Шурхэнд.
— Он оставит след, по которому мы и пойдем. Не беспокойтесь особенно об этом! Прежде всего у нас должны быть хорошие лошади. За своего вороного я спокоен, у Апаначки конь тоже довольно быстрый и выносливый, я специально за ним наблюдал. А вот как обстоит дело с вашим конем, мистер Шурхэнд?
— Это прекрасное животное, хотя с вашим жеребцом его, конечно, не сравнить, но за последнее время я его несколько загнал, так что ему может оказаться не под силу выдержать ту нагрузку, которая его ожидает в ближайшие дни.
— Well, в таком случае вы поедете на коне Вупа-Умуги, захваченном нами в Каам-Кулано.
— Что? Вы хотите предоставить мне его в аренду?
— Не в аренду, хочу подарить.
— Подарить? Но это очень дорогое животное.
— Возьмите его, однако. Что мне с ним делать? Вупа-Умуги его не получит, а мне он не нужен.
Тут он сжал мне руку и взволнованно воскликнул:
— Я беру его, да, я беру его! Я не могу отказаться принять этот подарок, потому что надеюсь, что вы разрешите мне когда-нибудь расквитаться с вами. Итак, мы отправляемся завтра утром. А сейчас я пойду во двор, мне надо заняться моим новым конем!
— Но смотрите, чтобы никто ничего не заподозрил! Вам лучше всего вообще больше не разговаривать с Генералом.
Когда мы вышли из дома, Виннету не было во дворе, он ушел проверять посты вокруг пленных команчей, оставив лежать на столе, рядом с моими двумя ружьями, свое знаменитое серебряное ружье. И тут я увидел Генерала, который стоял у стола, держа их все в руках, и внимательно разглядывал мой штуцер. При этом его глаза горели жадным блеском.
— Не правда ли, сэр, это как раз и есть ваш «медвежий бой»? — спросил он, увидев меня.
— Да, — сухо ответил я.
— А это — знаменитый штуцер работы мастера Генри, о котором рассказывают всякие чудеса?
— Да, но вы-то что здесь делаете?
— Я хотел открыть затвор, но у меня не получилось. Может быть, вы мне скажете, как…
— Да, я вам, конечно, скажу кое-что, — оборвал я его, — а скажу я вам, чтобы вы убирались подальше от этих ружей. Это вовсе не игрушки для генерала, который в глаза не видел Булл-Ран.
— Что? Не видел? Ну, скажу я вам…
— Молчать! Я не желаю вас слушать. Дайте сюда!
Только я взял у него мой штуцер и «медвежий бой», как вдруг вернулся Виннету, ружье которого он все еще держал в руках. Апач, мгновенно поняв, в чем дело, вырвал у него свое оружие и заговорил, едва сдерживая гнев:
— Как смеет лживый бледнолицый трогать мое оружие? Его еще никогда не касались грязные руки белого негодяя!
— Негодяй? — вскричал Генерал. — Виннету возьмет свои слова обратно или…
— Или? Что? — грозно спросил Виннету.
Испугавшись, Дуглас весь как-то съежился и, отступив на шаг назад, смиренно ответил:
— Я просто подумал, что мне можно посмотреть на ружье.
— Посмотреть можно, но трогать нельзя! Виннету никогда не коснется того места, на котором лежала твоя рука!
Он вытер оскверненное ружье свисавшим концом тонкого одеяла, которое было обмотано у него вокруг талии наподобие пояса, и сказал, протягивая его мне:
— Мой брат Олд Шеттерхэнд мог бы повесить оружие в доме, чтобы впредь его не пачкали подобные руки!
Он повернулся и пошел к своему коню. Посмотрев на Генерала, я заметил, что тот обменялся многозначительным взглядом, смысл которого мне остался тогда неясен, с Олд Уобблом. Затем я отнес ружья в дом. Без приглашения туда никто не заходил. По крайней мере, я тогда так думал, и того же мнения придерживался Виннету.
Сделав это, я пошел к нему и рассказал о моем разговоре с Олд Шурхэндом. Согласившись со мной, он сказал:
— Мой брат поступает правильно. Я не знаю, сказал ли этот Генерал правду, или солгал, но то, что ты поедешь с Олд Шурхэндом — хорошо. Кроме того, я рад, что вас будет сопровождать Апаначка. Он не будет вам обузой — наоборот, может оказаться очень полезным. Меня вы встретите в стойбище мескалерос, коня Олд Шурхэнда, на котором ездил до сего дня, я возьму с собой, там он сможет его забрать.
Тут мы заметили, что Генерал при помощи Олд Уоббла наполняет водой свои кожаные бурдюки. Закончив, они понесли их к шикасавам. Мы не придали их действиям особого значения, восприняв их как знак того, что Дуглас хочет уехать рано утром, что мы могли только приветствовать.
Боб, приготовив нам место для ночлега, ушел в домик, где они спали вместе с Санной. Мы легли. Кровавый Лис, обычно предпочитавший ночевать в домике, сегодня, из-за царившей там духоты, собрался улечься рядом с нами. Костры, в которые никто больше не подбрасывал дров, вскоре погасли, и мы заснули.
Утром, проснувшись первым, я разбудил товарищей. Не обратив сначала внимания на отсутствие Генерала я Олд Уоббла, мы с Виннету отправились посмотреть на пленных. В том, что касалось команчей и апачей, все обстояло в полном порядке, но вот шикасавы отсутствовали. Спросив о них у Энчар-Ро, который здесь командовал, мы получили следующий ответ:
— Разве мои братья не знают, что они уехали?
— Нет.
— Белый человек, называющий себя Генералом, заявил, что он больше не хочет здесь оставаться, потому что Олд Шеттерхэнд и Виннету его оскорбили, он ускакал прочь вместе с шикасавами и своими тремя бледнолицыми.
— А Олд Уоббл?
— Он уехал с ними.
— Быстро же они подружились! Ну и провались они пропадом вместе с этим чертовым Уобблом! Не о чем тут жалеть. Однако, должно быть, они снялись с места еще в темноте, потому что рассвело не более, чем полчаса назад.
— В темноте? — удивленно переспросил Энчар-Ро. — Но на небе была луна.
— Что? Луна? Сегодня утром?
— Почему утром? Это было вчера вечером.
— Так, значит, они уехали вчера вечером? Ну тогда они сильно поторопились.
— Это потому, что я сильно обидел Генерала, — заметил Виннету, — гнев погнал его прочь.
Мы возвратились обратно к воде, позавтракали и напоили лошадей. Боб упаковал провиант для меня, Олд Шурхэнда и Апаначки и наполнил водой несколько бурдюков. Когда он закончил с этим делом, я приказал ему принести ружья.
— Ружья? — переспросил он. — А где они?
— В доме. Они висят на стене, около двери.
Он пошел в домик, но быстро вернулся с пустыми руками и доложил:
— Ружей там нет.
— Ты ошибаешься. Разве ты не обратил на них внимания вечером, перед тем как лечь спать?