А это еще кто? Не сразу заметила внизу маленькую до боли знакомую фигуру. Вихрастый парнишка стоял под окнами и, кажется, смотрел прямо на меня.
— Донни?!
Что ж, если мои догадки верны и этот мальчишка — слуга наемника, то совсем скоро Тони и Гек убедятся, что артефакт не лжет. Но неплохо было бы задержать Донни, на случай, если его хозяину удастся ускользнуть от бравых героев халифата. В конце концов, я выйду на крыльцо, заманю его в гости и запру в ванной. Всё. Никакого риска. Ну или придумаю еще что-то в этом роде…
Махнула мальчугану в окно и, накинув куртку, рванула на улицу. Хорошо, что волосы я по привычке забирала в небольшой пучок на затылке — не пришлось тратить время на прическу.
— Здравствуй, Дон… — я осеклась.
Из окна не было видно, что лицо мальчика разбито в кровь: опухли губы, рассечен подбородок и правая бровь, на щеке ярко-алая полоса, словно кто-то стегнул его кончиком кнута.
— Что с тобой случилось? Кто это сделал?
Если это наемник, то я прямо сейчас пойду и задушу его без всяких артефактов. Что за изверг может так издеваться над ребенком?!
— Да ерунда, — парень небрежно махнул рукой и достал из кармана ярко-красное яблоко. — Хочешь? Последнее осталось.
— Спасибо. Не ерунда, что произошло? Говори сейчас же!
Я очень старалась, чтобы голос звучал хрипло и жестко, как у мужчины. Кажется, Донни проникся и, смущенно втянув голову в плечи, сознался:
— Это меня стражник за незаконную торговлю. Яблоками торговал у западных ворот, вот. Говорю ж, последнее! — подкинул яблоко в руках и сунул обратно в карман.
— А откуда ты взял яблоки? — зашевелилось во мне нехорошее предчувствие.
— Где взял, там больше нету. Зато аж три дихрама заработал!
— Только не говори, что украл. Тебе же могут отрезать руку!
И я при всем желании не буду смотреть спокойно на то, как ребенка лишают будущего. Да, хулигана, вора и раба наемника, но он все равно еще мальчишка. В конце концов, сколько раз будучи маленькими мы с Дексом бегали вместе с деревенскими детишками в чужие сады и воровали яблоки? Никаких рук не хватит.
— Я мужчина, а значит, начнут с пальцев, — гордо заявил паренек. — И это если поймают. А меня не поймают, если ты не выдашь.
— И не подумаю. Пошли ко мне, обработаю твои раны целебным составом.
Донни не успел ответить, как над площадью разнесся звон колокола. Я не видела, что происходит и никак не могла разобрать откуда этот громкий до боли в ушах звук. Зато горожане поняли сразу и устремились в центр площади, как раз к тому возвышению, вокруг которого и стояли лотки с товарами.
— Ого, смотри! Вора ведут! Пошли скорее! — Донни схватил меня за рукав и потянул в центр площади вслед за оживившимися зеваками.
— Не понимаю, что интересного в отрубании рук! — вырвалась из удивительно крепкой хватки уже рядом с местом для наказания.
По ступенькам на круглый постамент как раз медленно поднимался грузный мужчина в длинной черной мантии, следом за ним шел огромных размеров палач с топором в руках и высоким нем подмышкой, а за ним вели подсудимо…подсудимую. Маленькую испуганную конопатую девочку, которая несколько часов назад столкнулась с Геком. Точно, у нее была корзина с яблоками.
— Ар дари Ин На, дочь дари Рон Та, обвиняется в краже товаров у своего хозяина. Сегодня ею была вероломно украдена корзина яблок. Суд Халифата считает, что такое поведение недостойно женщины и приговаривает ар дари Ин На к наказанию через отсечение кисти правой руки. Мать правосудию не препятствует.
Я и еще несколько десятков любопытных глянули на стоящую у ступеней женщину. Невысокая, смуглая и черноглазая, в темном платке, она стояла с открытым лицом, значит, вдова или женщина, которая по каким-то причинам живет без мужа. Насколько я знала, не самый уважаемый класс женщин в халифате. Её лицо не застыло восковой маской, не выражая ровным счетом ничего. За её черную юбку в пол цеплялось еще трое детей: два мальчугана лет шести и трехлетняя малышка, такая же конопатая как старшая сестра. Если сыновья были похожи на мать, то дочери…
Меня осенило. За эту женщину и эту девочку никто не заступится. Ведь судя по внешности, она предала Халифат и спуталась с врагом. Чуть рыжеватые волосы, светлая кожа и веснушки — южный Континент. Отца, скорее всего, или казнили, когда союзная армия пошла войной на Халифат, или он сам сбежал, почуяв неладное.
Сердце сжалось до боли. Я не знала, что делать, но должна была сделать хоть что-нибудь. Как раз в этот момент услышала слова Донни:
— А вот она попалась.
Картинка в голове сложилась. Девочка ничего не крала, на неё просто повесили эту кражу, ведь заступников нет. Теперь она останется без руки, а её семья должна будет возместить ущерб нанимателю или, как они сказали, хозяину.
Девочка, услышав приговор, побледнела так сильно, что веснушки на лице стали еще заметнее. Но и дернуться не посмела, спасибо воспитанию матери из халифата. Никто не попытался их защитить. Толпа ждала зрелища, им было плевать на то, что будет с девочкой дальше. Меня замутило, отвращение подкатило к горлу. Отвращение не только к окружающим, но и к самой себе. Какого дохлого дракона я тут стою и ничего не делаю?
Я обещала Тони, но сейчас не могу иначе. В конце концов, рядом со мной настоящий вор, которому просто отрубят палец, а если повезет — за Донни еще и хозяин заступится. Девочка же пострадает ни за что, просто из-за идиотских традиций халифата. Да, я считаю традиции, которые диктуют отрубать руки детям, идиотскими. Какие бы сказки мне Тони не рассказывал про чудесный халифат, которого я ни разу не видела.
Все мое недовольство традициями, этими темными и безжалостными людьми, в момент достигло своего пика. Наверное, поэтому, когда девочка положила дрожащую руку на подставленный палачом пень, я сделала то, что сделала…
— Стойте! Она же ребенок! — выбежала вперед и выкрикнула изо всех сил, наивно стараясь, чтобы голос звучал пониже. — И ни в чем не виновата. Настоящий вор он!
Обернулась, чтобы ткнуть пальцем в Донни, но мальчишка уже скрылся в толпе людей.
Я стояла перед десятком удивленных глаз и чувствовала себя полной идиоткой.
— Иностранец, ты посмел сомневаться в священном суде Халифата? — взвыл мужчина, который зачитывал приговор.
От его спокойствия и умиротворения не осталось и следа: широкое лицо раздулось и щеки, кажется, увеличились раза в два, а и без того полные губы надулись, как у обиженного ребенка. Я бы пошутила, что он сейчас лопнет от гнева, но вместо этого получила болезненный, раздирающий тонкую рубашку и обжигающий кожу, удар хлыстом.
Кто-то в толпе вскрикнул, а я сжала зубы и попыталась прикрыть обнажившуюся грудь, которую забыла перемотать после принятия ванны…
— Женщина…
— Сумасшедшая…
— В мужской одежде…
— Ей конец…
Слышалось со всех концов, а я понимала, что испортила всё. Не спасла девочку. Подставила Тони. Погубила себя.
И теперь мне никто не поможет.
Глава 7
Что было дальше? Я помню с трудом. Кто-то схватил меня под руки и буквально поволок в сторону той самой прекрасной городской ратуши. Вот только полюбоваться шедевром архитектуры мне не удалось, зато казематами точно под ним — во всех красках.
Я попыталась дернуться, но меня держали крепко и лишь усилили хватку.
— Аршарх дари! — выругался один из, видимо, стражников.
— Да ладно, посмотри какая краля, явно не из простых, — ответил второй голос за моей спиной. — Чистенькая, небось.
Меня передернуло. Даже такой идиотке, как я, понятно, что на уме у охраны. Как это типично. Если женщина оказалась в их власти всё, первым делом нужно залезть ей под юбку, даже если она в брюках. Интересно, мужчины халифата все думают только тем, что ниже пояса или мне так везет?
— Жениться тебе пора, только одно на уме, — гоготнул его товарищ.
— Отпустите меня или пожалеете! — дернулась еще раз, но снова безрезультатно. И я точно знала, ни о чем они не пожалеют. Защитить меня некому. Тони и Гек точно не будут штурмовать местную тюрьму, чтобы вытащить оттуда одну безмозглую идиотку.
Мы обошли ратушу сбоку, и меня втолкнули в неприметную тяжелую дверь. Здесь было сыро, мокро и грязно. Пахло землей и гнилью. На какое-то мгновение меня отпустили, а после резким движением прижали лицом к покрытой мхом стене. Несколько горьких ворсинок попало мне в рот, но то, что случилось через секунду, заставило забыть об этом.
С меня грубо сорвали куртку и вновь прижали лицом к стене. Грубая мужская рука проникла под разодранную рубашку и бессовестно накрыла правую грудь. Я зарычала и дернулась, но незнакомец был сильнее.
—Я пожалею, красотка? — прошипел мужчина мне на ухо. Я чувствовала, как его тело прижимается к моему и сдерживала рвотный порыв. Впервые мне было так отвратительно прикосновение другого человека. — Ты нарушила два священных закона: усомнилась в правосудии и посмела уподобиться мужчине. Это ты пожалеешь, а я сделаю с тобой все, что захочу и никто меня не осудит. Ты в халифате, детка! И ставлю месячное жалование, уже не чистая.
— Это не благородный халифат, это логово варваров и садистов, — глупо дергалась, пытаясь оттолкнуть сволочь.
— Стэн! Потом! Пусть пообщается с Эдом, будет посговорчивее.
— Он попортит ей тело, но ничего, я не брезгливый. Кровь меня не пугает! В этом даже что-то есть, особенное, — пропел мой мучитель и, напоследок еще раз сжав грудь, отпустил.
Меня трясло от стыда, отвращения и унижения. Аннет Ван Дайк, дочь третьего советника императора Континента попала в тюрьму Халифата и оказалась в грязных руках каких-то извращенцев. Не знаю как еще назвать любителей таким образом унижать девушек. Но что может быть хуже? Только то, что скоро я получу пятьдесят ударов кнутом, а стадо людей-баранов будет смотреть и считать. Кто-то, наверное, даже позлорадствует.
В камеру недалеко от входа зашвырнули грубо и резко, словно я грязная половая тряпка, а не человек.