Камера, которую мне выделили, оказалась недалеко от входа. Меня втолкнули туда грубо и резко, словно я грязная половая тряпка, а не человек. К слову о тряпках, в углу камеры валялось нечто похожее на засаленную мешковину, из-под которой торчало старое сено. Видимо, здесь подсудимой предлагается спать или это рассадник крыс для пыток?
— Даже не смотри, детка. Это не для тебя. Для тебя кое-что другое.
Обернулась и встретилась глаза в глаза со своими мучителями. Один из них был, к моему удивлению, не молод и низок. В его некогда темных волосах теперь оставалась всего пара темных прядей, а над верхней губой красовались седоватые усы. Он держал в руках мою куртку. Вообще, он был бы даже приятным на вид, если бы не смотрел на меня как на кусок грязи, прилипший к его сапогам.
А второй, видимо, и был тот самый Стэн, который прижимал меня к стене. Здоровенный детина с приличного размера пузом, на которое с трудом натянули черную форму стража халифата. Лицо толстяка покрывали разномастные прыщи, а руки, которыми он отстегивал от стены кандалы, явно давно не мыли. Мерзость.
Я думала, что ничего более унизительного, чем ситуация у входа, со мной пока не произойдет. Ошибалась. Через несколько минут я оказалась скована кандалами, которые крепились к потолку, и почти висела, не имея никаких шансов даже полностью опереться ногами на пол. Хуже стало, когда под визги и попытки пинаться, с меня стащили штаны и много страдальные сапоги, оставив лишь в длинной разодранной спереди рубахе.
— Шлюха не достойна носить наряд мужчины! — выплюнул седовласый.
— Так ей больше идет, — Стэн бросил сальный взгляд на мои обнаженные ноги, но, к счастью, больше не прикасался.
— Потом. У нас служба! — одернул его, видимо, старший по званию.
Я смогла хоть немного выдохнуть, когда стражники удалились из камеры. Висеть было неудобно — все тело вмиг затекло. Кожа покрылась мелкими мурашками от холода. Есть ли шанс отсюда выбраться? Я попыталась оглядеться, но не увидела ничего, кроме каменных стен и маленького окна с решетками под самым потолком.
В ногу тем временем ткнулось что-то влажное, а после неприятно пощекотало. Глянула вниз и чуть не вскрикнула от неожиданности — это была приличных размеров крыса. Хорошо, что я с детства их не боялась, поэтому попыталась отпихнуть ее ногой, но не вышло.
— Кыш! Кыш! Я не вкусная!
Крыса все-таки убежала, но не благодаря моим стараниям, а тому, что дверь скрипнула и открылась, впуская в камеру мужчину.
Того самого амбала-палача с площади. Глупо, но увидев его, я подумала не о себе, а о девочке, которая сейчас, наверное, горько рыдает под присмотром лекарей и это если её кто-нибудь додумался туда отправить. Дело сделано. Страшное дело, которому я не смогла помешать.
Одна эта мысль окончательно лишила меня сил и последней надежды, что моё отчаянное путешествие завершится благополучно. Я так глубоко погрузилась в отчаяние, что не услышала слов палача, лишь дернулась, когда он принялся разматывать хлыст.
— Что происходит? Суда не будет? — выкрикнула я, не понимая, почему меня собираются избить прямо сейчас и в этой камере, а не на рыночной площади.
— Ты глухая или тупая? — проревел мужчина и стегнул хлыстом каменный пол, разминаясь. — Я сказал, градоначальник сомневается в твоем простом происхождении, поэтому публичного наказания не будет. Ты получишь свои плети в темнице, как благородная. С тобой не было опекуна, а закон ты нарушила публично, значит, судебного разбирательства не будет. Получишь наказание и свободна.
Очередная тонкость законов Халифата. Благородных не порят публично, но порят все равно. Если нет рядом мужчины, в суде у женщины нет права голоса — еще одна “приятная” неожиданность.
— Подождите, но у меня есть опекун! Он живет в гостинице на площади!
“И не придет меня вызволять, потому что я сама виновата в своей беде, а у него гражданская война на носу,” — закончила уже мысленно.
— Мне плевать. Я палач, а не судья. На тебя есть приказ, который я должен исполнить. Так что кричи громче, твоим соседям понравится! — оскалился мужчина, а через мгновение мое тело обжег кнут. Затем еще раз и еще.
Я стиснула зубы. Не кричать. Не хочу доставлять ему такое удовольствие и тем самым соседям, о которых он говорит. Еще два удара, по спине поползла тонкая струйка крови, другая щекотнула подбородок — я не заметила и прикусила губу.
Еще три удара, и я чуть не потеряла сознание от боли, когда четвертый пришелся на уже кровоточащую рану. Слезы текли по щекам, но я упорно молчала. Если придется, откушу себе язык, но не пискну.
С еще одним ударом я почти лишилась чувство и все же пискнула, как та мелкая крыса, что несколько минут назад терлась у моих ног.
Внутри мне было больнее, чем снаружи. Я одна в чужой стране. У меня нет друзей, нет родственников и власти. Мне никто не поможет. Никто не спасет от унижения. Эти мысли иголками кололи изнутри, перебивая боль от хлыста.
Я сквозь пелену слез увидела, что дверь снова открылась. Вошли две смутно знакомые фигуры, кажется, стражники, а следом еще кто-то.
— Именем Великого Халифа! Прекратите!
Мне что это снится? Я потеряла сознание или уже отправилась к праотцам, не выдержав пыток?
— Эта женщина принадлежит законному Наследнику Халифата! — голос Гека звенел металлом. И нет, это был не сон.
Боль прекратилась мгновенно. Я сморгнула слезы и увидела, как палач молча сворачивает кнут и поспешно покидает камеру. Да, он прав. Его дело — карать. Прекратить? Ему не сложно и прекратить. Нужно будет добить девушку, сами позовут. Такая вот простая логика.
Наконец, смогла рассмотреть вошедших. Гек стоял впереди остальных, за его плечом невысокая фигура в золотом плаще, расшитом неизвестными мне символами. Мантия наследника? Кажется, нечто такое рассказывали о регалиях Халифата на занятиях. У наследника — мантия. У Верховного халифа — плетеный обруч из трех видов золота: желтого, красного и белого.
Стражники еще недавно такие смелые и наглые со мной сейчас были бледны, особенно Стэн. Отвратительные прыщи на его лице стали сейчас в два раза ярче.
— Освободите девушку! — скомандовал Гек.
Стэн принялся перебирать ключи, словно не знал каким именно отпираются кандалы. Кажется, это длилось целую вечность, но хуже всего было, когда он приблизился ко мне. Сама не знаю почему, я дернулась в сторону, не давая ему приблизиться. Глупо. Но это оказалось сильнее меня. Я боялась, что этот человек снова (даже случайно) коснется меня.
— Пошел прочь!
Низкий голос эхом отразился от стен, словно был усилен магией. Капюшон слетел с Наследника Халифата, и я увидела Тони. Точнее нет, я увидела кого-то другого: сильного, пугающего, способного одной рукой разрушить ратушу вместе с темницей и пойти дальше, оставив после себя лишь руины. Лицо все еще принадлежало Тони, как и растрепанные волосы, поджатые губы и глаза, в которых пылал гнев сотни драконов.
Когда мужчина сделал шаг вперед, я поняла, что и одежда была та же самая, мантия была лишь небрежно накинута на плечи. Всего два шага и он замер рядом с ошарашенным Стэном.
— Ты прикасался к ней?
В камере повисла пугающая тишина. Мой обидчик хмурился и упрямо молчал.
— Приказываю отвечать. Ты прикасался к ней?
Первым сдался старый страж. Он бросился к Тони:
— Он ничего не сделал, только немного запугал. Ну пощупал немного, так часто делают в тюрьме.
Видимо, старик решил, что признание спасет Стэна. Но этим лишь оказал тому медвежью услугу. Я не сразу поняла, что произошло. Быстрое, едва уловимое движение Тони — мой обидчик падает замертво. Рассмотреть кинжал толком не успела, мужчина уже спрятал его то ли в рукав, то ли в складки мантии.
— Зачем? Что вы сделали? Он не нарушил закон! Какое право вы имеете? — закричал седоволосый страж.
— Право Сиятельного! — рявкнул Тони, небрежно подбирая с пола ключи. Он поднялся и продемонстрировал стражу приличного размера перстень. — Эта женщина принадлежит мне и никто не смеет к ней прикасаться. Он оскорбил меня, а оскорбление Сиятельного карается смертью. И я не хочу разбираться, почему стражники позволяют себе такие вольности с подсудимыми. Этот вопрос я обсужу с вашим халифом.
С каждым словом страж отступал все дальше, пока не уперся спиной в стену и не слился с ней, будто хамелеон. По крайней мере, в моих глазах, на которых вновь выступили слезы, все выглядело именно так.
Меня спасли. Тони пришел.
Если бы люди умирали от благодарности, мое сердце уже бы разорвалось. Но я просто безвольной куклой упала в надежные мужские руки. Последнее, что услышала, это короткий разговор:
— Гек, помоги снять мантию. Нужно её укрыть.
— Это же реликвия Халифата, а ты решил испачкать её в крови. Лучше в мою куртку!
— Помоги снять мантию. У этой тряпки есть два достоинства: она прекрасно убирается в наперсток и легко отстирывается от крови. Кажется, я нашел ей достойное применение…
— Ты сумасшедший!
— Я сделаю все, что потребуется для блага Халифата.
Глава 8
Очнулась под размеренный стук копыт. Просторная карета размеренно покачивалась из стороны в сторону и чуть поскрипывала, спотыкаясь на кочках. Лежа с закрытыми глазами, я на секунду подумала, что снова дома и экипаж отца везет меня в родовой замок, но жгучая боль мгновенно вернула к реальности.
Я чувствовала каждый след от удара кнута так, словно только что опять их получила. Но стиснула зубы и, открыв глаза, попыталась подняться. Чудом успела подхватить ту самую мантию, в которую меня завернули, вынося из темницы. Струящаяся золота ткань некрасиво помялась и перепачкалась в моей крови, следы были рваными, будто и по мантии кто-то бил кнутом, а она кровоточила в ответ.
Удивительно, но под тонкой мантией не было холодно, она согревала, словно была зачарована магией. Я провела кончиками дрожащих пальцев по вышитым черной нитью витиеватым символам. Значит, вот так выглядит мантия Верховного Наследника Халифата. Значит, Тони не просто капитан, а Сиятельный, перед которым принято приклонять голову.