Она была раздавлена, и это выбивало из колеи. Коварная, уверенная, сильная женщина просто разваливалась у меня на глазах. Да, я все еще была обижена, зла и расстроена, но мое сердце понимало Риа, как никто другое. Вопреки всякой логике, я тоже не хотела терять Тони.
— И причем здесь я?
— Для противоядия не хватает одного ингредиента. Не знаю, как тебе объяснить. Есть легенда севера, что цветок арании, шипом которого отравили Тони, был даром людям от богини любви.
Я не удержалась и фыркнула. С детства презирала эти романтические легенды, мне всегда ближе была логика, четкие формулировки книг по артефакторике и научный подход к делу.
— Знаю, что “от яда спасет кровь любимой” — похоже на бред. Я и сама так считала, пока не плюнула на все и не отдала свою кровь для эксперимента Ра Мона. Противоядие спасло ему жизнь. И оно могло бы спасти жизнь Тони, если бы нашлась женщина…
— … которая его любит? — выдохнула я, всем сердцем желая поверить в легенды и судьбу.
— Да. К сожалению, такой женщины нет.
Глядя в пустые глаза Риа, я невольно пыталась искать выход. Раз за разом прокручивала варианты, где можно было бы за несколько часов достать подходящую женщину. У нас есть Джон, хоть и плохонький, но маг и запас магии у Ра Мона. Открыть простой магический коридор на небольшое расстояние не составит труда. Например, в столицу Халифата.
— Но, как же гарем? Невеста? Кто-то же должен быть, — я перечисляла варианты, чувствуя как сжимается сердце.
— Невесты нет. Тони не планировал брак до восхождения на трон, но вместо того, чтобы официально занять место Наследника престола, отказался от Халифата и уехал, так и не женившись. Гарема тоже нет. Мой брат считает это пережитком прошлого, а содержание кучи жен Великого Халифа — растратой средств казны. Говорит, что сейчас лекари так продвинулись в излечении болезней, что из двух десятков детей выживают почти все и не нужно столько плодить. А слишком много детей — это гарантированная борьба за власть и смута. В чем-то он прав, но это уже не имеет значения. Гарема нет.
— Ясно. Никаких серьезных отношений, — выдохнула я.
— Да. Так вышло, что ты единственная женщина, которую он не поставил на мокрый песок. И я подумала, что…
Снова этот мокрый песок и снова я ничего не понимаю.
— Объясни, наконец, что значит “не поставил на мокрый песок”?
— Больше не имеет смысла скрывать. Так в Халифате говорят о том, что мужчина оберегает свою женщину — не позволяет ей испачкать и намочить ноги. Высшая форма заботы, которую проявляют только к любимой. Когда Тони не позволил тебе намочить ноги, он проявил эту заботу. Впервые на моей памяти.
У меня закружилась голова, и я присела рядом с Риа, пытаясь разобраться в мыслях и успокоить бешено стучащее сердце. Неужели она говорит правду? Но Тони никогда… он будто играл со мной. Я думала, что халифатский варвар просто забавляется, вытаскивая меня из неприятностей и наблюдая за тем, как я раз за разом сажусь в лужу, не зная строгих законов. Ну и хочет использовать для чего-то, разумеется.
Но то, что таким образом он проявляет любовь? Мне и в голову не могло прийти, поэтому сейчас новость обухом ударила по голове. А Риа не давала прийти в себя, продолжая:
— Он запретил к тебе приходить, даже попробовать не дал. Ему капля твоей крови дороже собственной жизни.
— Идиот, — выдохнула я, понимая, что щеки вновь мокрые от слез.
— Ты права. Но он мой любимый брат и настоящая душа Халифата. Если он умрет, я боюсь представить, что станет с нашей страной. Понимаю, что тебе плевать, но все же хочу попросить, — она достала из пристегнутой на поясе сумочки тонкий нож из халифатской стали и маленькую хрустальную бутылочку с причудливо изогнутым горлом. — Не ради меня. Не ради Халифата. Ради него и того, что он для тебя сделал.
Я молча протянула ладонь. Возьмет она немного моей крови или нет — не имеет значения, ведь все равно не поможет. Сердце скакало в груди, как безумное, но мне все еще не удавалось понять, какие чувства я испытываю к Наследнику Халифата. Любовь? Помню, как все трепетало в груди сотней разбуженных ночных мотыльков — это я называла любовью. То, что я чувствовала к Тони даже отдаленно не похоже на неё. Это похоже на смесь лихорадки, неловкости и бесконечного доверия: рядом с ним меня бросает то в жар, то в холод; я не могу решить, хочу я сбежать от него или остаться рядом, верить ему или нет. Слишком много противоречий, слишком много разных полюсов для такого короткого слова “любовь”. Это что-то другое. Но может это другое тоже станет противоядием?
Так задумалась, что не сразу ощутила, что по ладони полоснули кинжалом. Впервые меня коснулась халифатская сталь. Странное чувство, сначала она будто заморозила кожу, потом мягко взрезала и только когда на ране выступила кровь, я ощутила боль. Но стиснула зубы, чтобы не выдать себя.
— Сожми, — скомандовала Риа.
Я послушалась. Будто во сне видела, как по бледной руке медленно стекает кровь. Риа собирала её осторожно и внимательно, боясь потерять хоть каплю надежды на спасение брата.
— Держи, — закончив сбор, женщина осторожно достала из все той же сумочки светлый клочок ткани. — Приложи к ране и замотай чем-нибудь. Через пару часов от пореза ничего не останется.
Риа деловито убрала баночку с кинжалом обратно в сумку и направилась к двери. Я крепко сжимала влажную тряпицу со странным, щекочущим ноздри запахом.
— Стой, я с тобой, — вскочила, но тут же осела на постель. Тело внезапно стало слабым, а веки потяжелели.
Последнее, что я увидела прежде чем отключиться — это точеный профиль сестры Тони. В ушах же еще долго звенел её голос:
— Отдохни, девочка с Континента.
Надеюсь, это не яд.
Тони
Было так странно умирать в постели. Он всегда думал, что погибнет в сражении, пронзенный вражеской саблей или, на крайний случай, канет в омут морских глубин вместе со своим кораблем. Смерть на мягкой перине в его планы не входила. Но высказать протест Тони не мог — губы уже не двигались, также как ноги, руки и туловище. Всё, что было в его силах — это смотреть как Ра Мон колдует над своими склянками, слушать, да глотать горькие микстуры, которые друг с упорством молодого барана вливал ему в глотку.
Тони предпочел бы закрыть глаза, но стоило это сделать, как из темноты возникало лицо Аннет Ван Дайк. Наверное, он так и умрет, глядя в испуганные глаза девочки с Континента.
— Ра Мон! Противоядие! Быстро! — Риа вихрем влетела в комнату, громко хлопнув дверью.
Непозволительное поведение для женщины Халифата, но в этом доме его хозяйка могла позволить себе всё что угодно. Пятый Халиф лишь снисходительно улыбался и с каждым днем обожал свою слишком деятельную жену всё больше. Тони им немного завидовал. Особенно сейчас, когда будущего у него не было. Но если бы было, он хотел бы похожую семью. Жену с характером, на которую можно смотреть и каждый день восхищаться всё больше.
— Риа, что это? — он не услышал ни капли удивления в голосе Ра Мона.
— Кровь. Мы успеем сделать противоядие? Скажи, что успеем, пожалуйста.
Пятый Халиф лишь фыркнул себе под нос и поставил на стол небольшой стеклянный стакан с прозрачной жидкостью. С первого взгляда могло показаться, что эта вода, но если присмотреться, можно было увидеть как в ней кружатся едва заметные снежинки, поблескивающие в тусклом свете огня.
— Ты приготовил его?! — сестра замерла с полуоткрытым ртом.
— Да. И велел магу сплести заклинание мягкого падения под женской башней, чтобы ты не свернула шею.
— Я говорила, что люблю тебя?
— Можешь еще повторить, я не против, — улыбнулся халиф, принимая склянку с кровью из тонких пальчиков жены.
С чьей кровью? Тони мог только гадать и, что самое страшное, догадываться. Аннет. Но хуже всего, что чувствуя, как сердце с каждой минутой бьется все медленнее, он не сомневался — не получится. Это напрасная жертва.
Но где-то внутри, на какую-то долю секунды затеплилась надежда, что вот сейчас Ра Мон добавит последний ингредиент и оцепенение спадет, сердце снова начнет биться так, как нужно, а ноги сами понесут его в покои Континента к Аннет Ван Дайк. Просто чтобы сказать “спасибо”.
Ра Мон вылил склянку кровь в стакан и, кажется, сам перестал дышать.
— И что дальше? — Риа в нетерпении подалась вперед, но несколько мгновений ничего не происходило. Кровь просто растворилась, оставив жидкость прозрачной. — Подходит? Или нет? Ра Мон, скажи хоть что-нибудь!
— Терпение не твоя сильная сторона, Ри. Смотри внимательно, если противоядие станет голубым — не подходит, если алым, как лепестки арании, — Тони спасен.
Халиф накрыл стакан какой-то пластиной и с силой тряхнул. Тони попытался податься вперед, чтобы разглядеть цвет, но тело не слушалось. Морские дьяволы, да он даже прошипеть ничего не мог, язык уже не слушался. А с кровати подняться — это нереально. Моргнул и погрузился во тьму, открыл глаза — снова темнота. Зрение пропало.
Прислушался к ощущениям — сердце еще билось. Совсем слабо, через раз, но билось. Значит, жив.
Он хотел закричать: “Ну что там? Что?”. Хотел вскочить и сам все увидеть, но уже не мог. Только услышал, как сдавленно всхлипнула Риа.
Значит, не ошибся. Надежды нет.
Сердце пропустило еще пару ударов и замерло, будто размышляло биться дальше или уже можно остановиться. Внезапно губ коснулось что-то холодное.
— Пей! Ты можешь, Тони! Глотай эту дрянь и быстро! — Ра Мон заливал ему в рот что-то похожее на густой фруктовый кисель, которым в детстве его пичкала няня — якобы для здоровья полезно.
— Он не глотает? Уже не может? — обеспокоенный голос сестры.
— Ничего, зальем. Только попробуй сдохнуть, мы еще с тобой коронацию отпразднуем, понял?!
Тони сквозь спутанные мысли заметил, что впервые на его памяти Ра Мон так напряжен и зол. Обычно он больше напоминал снисходительного сытого кота, но никак не матроса его шхуны в пьяном угаре. Если бы Тони мог говорить, то с удовольствием подколол бы учителя, но язык все еще не слушался, а сознание уплывало в темноту, из которой на него смотрела испуганная Аннет Ван Дайк.