— Мы еще сделаем из них римских подданных, — обратился Вар к Вале Нумонию.
— Да пожелают боги, чтобы так и было, — ответил начальник конницы. — Но даже если мы построим на месте нашего лагеря новый Рим, я все равно без сожаления расстанусь с этой жалкой страной. Ни оливкового масла, ни вина — и чересчур много проклятых германцев.
— Прекрасно тебя понимаю, — вздохнул Вар. — Но все же Август послал меня сюда, чтобы я добился успеха, а не потерпел наудачу, значит, я добьюсь успеха. В этом году мы соберем еще больше налогов, вот увидишь. Причем большую их часть — серебром. Если мы приучим германцев к мысли, что платить необходимо, полдела уже будет сделано. Как только они привыкнут и перестанут всякий раз хвататься за копья при виде сборщика налогов, мы уже будем на пути к триумфу…
Поняв, что переборщил, Вар торопливо поправился:
— На пути к победе.
— Я понял, командир, — заверил Нумоний.
С тех пор как Август стал верховным и практически единоличным правителем Рима, полководцы не могли рассчитывать на настоящий триумф — торжественное шествие через ликующий город в окружении своих войск, с пленными и трофеями. Теперь считалось, что все совершается во имя и от имени Августа. Пожелать собственного триумфа было почти все равно что сознаться — ты метишь на место императора.
Вообще-то Вар не возражал бы против триумфа, но вряд ли мог рассчитывать на него даже после смерти Августа. Судя по всему, преемником императора предстояло стать Тиберию. Он был сыном жены Августа, женатым на дочери Августа, превосходным воином. Чтобы сбросить Тиберия, потребовалась бы гражданская война, а Рим и без того слишком много их повидал.
Правда, и Тиберий был уже немолод — и бездетен. Если он скоро умрет…
«В таком случае люди, возможно, обратят свои взоры на меня», — подумалось Вару.
Его мечты об императорской славе прервала свисавшая над тропой ветка, задев его по лицу.
— Я не против того, чтобы построить тут новый Рим, Нумоний, — промолвил Вар. — Но первым делом стоит проложить в здешнем диком краю приличные дороги.
— В самую точку, командир! — воскликнул Вала Нумоний. — Однако это будет нелегко и недешево. Здесь, куда ни посмотри, сплошные топи, болота и прочая дрянь.
— Мы справимся с этой задачей, — заявил Вар. — Поколение назад германцы и подумать не могли, что мы построим мост через Рейн и накажем их за то, что они суются в Галлию. Цезарь доказал им, насколько они ошибались. Но настоящие дороги в Германии и впрямь обойдутся так дорого, как в другом краю обошлись бы дороги, мощенные чистым золотом. С этим не поспоришь. И все равно прокладывать их придется. Ведь, не считая рек, здесь нет других способов свободно передвигаться по стране.
— Мне ли не знать!
Нумоний закатил глаза.
— Кавалеристам приходится еще тяжелее, чем пехотинцам: попробуй-ка проехать по извилистым звериным тропам, когда копыта коней то и дело вязнут в грязи!
— Да, я понимаю, каково это.
Вар решительно кивнул, подражая обычному кивку Августа.
— Итак, в первую очередь — дороги. Как только мы решим, что здесь достаточно безопасно, чтобы строители могли приступить к делу, тут же и начнем. А может, и немного раньше.
— Было бы очень хорошо начать немного раньше, — отозвался Вала Нумоний. — Ведь если дожидаться той поры, когда в Германии будет безопасно, можно прождать вечность.
— Ха!
Смешок Вара прозвучал невесело.
— Одна из тех шуток, которые могли бы позабавить, будь они и впрямь шутками… Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Вон деревня, командир! — крикнул всадник, ехавший перед наместником и начальником конницы. — Паршивая дыра, населенная вонючими дикарями.
Квинтилий Вар сомневался, что последняя фраза предназначалась для его ушей, поэтому сделал вид, что не расслышал. Тем более что, выехав из леса на расчищенное пространство и приглядевшись, Вар понял, что трудно не согласиться с кавалеристом.
Коровы и овцы были мелкими и неказистыми, лошади — мохнатыми и низкорослыми, свиньи мало чем отличались от диких кабанов, а высыпавшие навстречу римлянам злобные собаки казались отпрысками рыщущих в здешних лесах волков. Дома представляли собой лачуги с соломенными кровлями, со стенами из обмазанных глиной, переплетенных прутьев. Края кровель нависали над стенами, чтобы во время дождя возле дома оставалась полоска сухой земли.
Что касается жителей… Что ж, германцы есть германцы.
Их облик не вызывал у Вара большого раздражения — особенно облик женщин, по большей части рослых, светловолосых, с пышными формами. Зато мужчины как будто ушли от первозданной дикости не дальше, чем их собаки и свиньи. Вар уже знал, что «свинский пес» считается у германцев одним из самых крепких ругательств, и теперь подумал, что понимает, почему варвары так часто пускают это ругательство в ход. Очень уж оно им подходит.
Десять или двенадцать высоких мужчин с копьями, завернувшись в плащи, стояли кружком на поляне (видимо, игравшей роль деревенской площади) и спорили — верней, орали во все горло, потрясая друг перед другом сжатыми кулаками. Драка еще не началась, но Вару подумалось — за ней дело не станет.
— Это и есть то собрание, которое они хотели тебе показать, командир? — спросил Вала Нумоний. — Если им кажется, что таким сборищем можно похвастаться перед наместником, одним богам ведомо, что эти дикари вытворяют, когда мы их не видим.
— Верно, — со вздохом признал Вар.
Ему подумалось, что он вправе, не погрешив против истины (или почти не погрешив), написать Августу, что германцы начинают перенимать римские обычаи. Август обрадуется, получив такое известие. Ну а если это пока не вполне соответствует действительности, он, Вар, сумеет в скором времени изменить действительность в нужную сторону. В этом он не сомневался.
Один из варваров вдруг устремился ему навстречу, размахивая руками, с энтузиазмом восклицая:
— Хайл, почтенный наместник! Рад тебя видеть! Как твое драгоценное здоровье? Если позволишь, я буду твоим толмачом!
— Арминий?
Вар был доволен, что вспомнил имя парня. Правда, ему всю зиму вопили это имя в ухо, не говоря уж о скандале с похищением девушки, случившемся прошлым летом… Но ведь Арминий был, в конце концов, всего-навсего германцем, и большинство римлян не стали бы запоминать его варварское имя, даже имейся у них на то веская причина. В общем… Квинтилий Вар был собой доволен.
Жители деревни спорили о том, что следует им предпринять в отношении жителей соседней деревни, лежавшей в нескольких милях отсюда. В безлунные ночи соседи повадились угонять у них скот. Собственно, решение напрашивалось само собой: устроить засаду и перебить воров. Но германцы не могли заявить об этом в присутствии римлян, присвоивших себе право карать (многие варвары видели в этом еще одно посягательство на их исконные права).
Арминий переводил речи местных жителей на латынь для Квинтилия Вара. Исказить смысл он не решался, поскольку кто-нибудь из римлян смог бы его уличить. Поэтому Арминий искренне надеялся, что у его соплеменников хватит ума не наговорить при чужеземцах лишнего. И германцы проявили благоразумие, не став упоминать о нападении и кровной мести. Кто-то даже попросил Вара послать к соседям воинов с требованием, чтобы угонщики скота прекратили набеги.
— Почему бы и нет? — рассуждали жители селения. — Конечно, такой приказ воров не остановит, зато унизит. А они заслуживают унижения!
Арминия вообще не волновала эта деревня и краденый скот. Здешние жители не принадлежали к его клану, не принадлежали даже к его племени. Но они тоже были германцами, и его злило, как хорошо они притворяются, будто следуют римским обычаям.
Впрочем, сам Арминий тоже волей-неволей улыбался и пожимал руку толстопузого римлянина, демонстрируя притворное дружелюбие. Еще прошлым летом он сделал все возможное, чтобы понравиться наместнику, потому что иначе Сегест руками римлян поквитался бы с похитителем Туснельды. Судя по словам Вара, Арминий напоминал ему сына, обучавшегося где-то во внутренних землях Римской империи. Тут германцу просто повезло: не будь у Вара сына, будь у него только дочери или будь его сын с виду другим…
Но лучше было не полагаться на случайное везение.
По мнению Арминия, если бы молодой Вар был настоящим мужчиной, он находился бы сейчас в Германии, рядом с отцом. Что может быть важнее, чем помогать отцу в выполнении огромного дела, порученного вождем его народа? Наверное, лучше было бы вообще не напоминать римлянину о таком сыне.
Но Вар как будто не находил в отсутствии юноши ничего странного. У римлян не существовало семейного и родового единства, которое народ Арминия принимал как должное. В империи мужья и жены разводились по самым разным причинам, а то и вовсе без причин, и никто их за это не осуждал, никто не думал о них плохо. Римские женщины были настолько ветреными, настолько часто изменяли своим мужьям, что на сей счет даже ходили шуточки… Для германцев такое казалось немыслимым.
Представление было сыграно деревенскими жителями до конца, и донельзя довольный Квинтилий Вар сказал Арминию:
— Пожалуйста, передай этим почтенным гражданам, что я восхищен их вдумчивыми и зрелыми рассуждениями. Слыша, как мудро и справедливо толкуют они о делах своего селения, я верю, что их внуки, возможно, наденут тоги и украсят своим участием заседания сената в Риме.
Арминий, приложив максимум стараний, перевел это на родной язык, причем снова не решился исказить перевод, боясь, что кто-нибудь из присутствующих римлян достаточно хорошо понимает речь германцев. Он надеялся, что собравшиеся на лужайке люди помнят, что не должны выдавать Вару своих истинных чувств. К радости Арминия, никто об этом не забыл, ведь прибывших с Варом всадников хватило бы, чтобы перебить так называемое народное собрание, да и всех остальных жителей деревни в придачу. Осознание этого, несомненно, помогло германцам сосредоточиться на исполнении своих ролей.
Арминий восхитился тем, что они не выказали ни малейшей обиды, когда Вар сказал, что их потомки когда-нибудь станут римскими сенаторами. Конечно, Вар думал, что делает комплимент, но вряд ли свободные германцы могли пожелать своим потомкам подобной судьбы.