— Постойте здесь, я приведу Кристину, — скомандовал Иван и оставил меня наедине с Люком.
— Будете кофе? – спросил Люк, когда я сняла, наконец, грязные перчатки и расстегнула куртку. На станции было довольно тепло.
Люк провел меня к кофейному автомату и нацедил стаканчик дымящейся жидкости. Я с наслаждением пригубила пахучий напиток.
— Для девушки Ивана вы слишком молодая, — заметил Люк. Я чуть не поперхнулась.
— Иван сказал, что я – его девушка? – спросила я, пожалев, что не узнала раньше, что за «легенду» он мне придумал, лишь бы не спугнуть Кристину.
— Сказал, — ответил Люк, с любопытством разглядывая мое лицо. – Похоже, вам тоже стирали память. И не раз.
— Это так заметно? – спросила я. Хотя сама привыкла к некоторой растерянности, внезапному погружению в себя на лицах пациентов, перенесших эту процедуру.
— Вы смотрите так, будто пытаетесь что-то вспомнить, но не можете. Меня чистили один раз, после чего я долго не мог работать. Хорошо, Сэм нашел меня и привез сюда. Иначе после очередной чистки вместо физики мне пришлось бы заниматься уборкой помещений.
— Я была здесь. В детстве, с отцом. Еще до войны. В квартале отсюда был парк развлечений, и мы приезжали сюда по воскресеньям. Катались на аттракционах, стреляли по воздушным шарам, плавали по реке на лодке. Мать не любила такое времяпровождение и обычно оставалась дома. А мы с отцом были здесь счастливы.
— Ваши родители живы? – нахмурившись, спросил Люк.
— Да. Но теперь все иначе, — мне не хотелось говорить об этом. И он не спросил. Лишь тихо сказал:
— Теперь у каждого все иначе.
Мои отношения с родителями не назовешь теплыми и дружелюбными. Сколько помню, мама вечно ко мне придиралась, винила то в неряшливости, то в недостаточных способностях к точным наукам (она всю жизнь занималась математикой). Отец был нейрохирургом, обладал слишком мягким характером и не мог достойно противостоять властности и напору моей матери.
Родители не одобрили мой выбор колледжа, и мне пришлось зарабатывать на учебу своим трудом. По вечерам я трудилась официанткой, а в выходные работала курьером. Я поступила в колледж в 2142-м году, когда подписали мирный договор. Хоупфул-Сити еще только начал отстраиваться. В городе повсюду были стройки, метро не работало, и мне приходилось добираться до колледжа на велосипеде.
Благодаря своему упорству, которое мать считала вредностью, я хорошо училась. Но родители по-прежнему считали мою профессию «никчемной блажью», а мои стремления наладить личную жизнь – жалкими потугами дурнушки.
Все изменилось, когда родился Димка. Сыночек у меня получился красивый, смышленый, добрый. Родители сменили гнев на милость и теперь часто приезжали к нам в гости. Помогали деньгами, дарили подарки. Я видела, как мать ласкает моего сына и чувствовала, как теплые лучи ее любви согревают и мое сердце. И ошибалась. Когда не стало Димки, они вылили на меня целый ушат гадостей. Я – эдакая росомаха, не смогла уследить за единственным ребенком. Убила их любимого внука. Вместо любви и поддержки я получила злобу и ненависть. И такое их отношение в те дни лишь обострило мою депрессию.
— Вы не жалеете, что оставили прежнюю жизнь? — спросила я Люка. – Дом, родных, карьеру.
— И да, и нет, — нахмурился Люк. – Мой выбор был не тяжелее, чем у других.
Десять лет назад тридцатилетний Люк Чапман работал вместе с Сэмом Воткиным. Люк тогда был молодым ученым, только окончившим университет, а Сэм — маститым доктором наук, обладателем наград и званий. Люк был горд и счастлив трудиться под эгидой Сэма. Институт хорошо платил за работу, Люк купил дом в пригороде Хоупфул-Сити, женился на Элис. А потом все рухнуло.
В год, когда у Люка и Элис родилась дочь Миранда, к власти пришли Новаторы. Открыли нейроцентры, ограничили права и свободы граждан Хоупфул-Сити. У Люка был выбор – остаться в Хоупфул-Сити и работать на Новаторов или бежать. Решить было непросто. Побег в Трущобы ставил его семью вне закона. Если сбегут, Люк никогда не станет доктором наук, не сможет опубликовать свои работы на научных сайтах, не получит признание. Жизнь в Трущобах сделает его невидимкой для научного мира. Изгоем для бывших друзей и знакомых. Его жене Элис придется отказаться от уютного дома с лужайкой, покинуть родных, забыть о легкой и комфортной жизни. Их дочь не сможет учиться в хорошей школе, не поступит в колледж. Над ними всегда будет висеть дамоклов меч закона. В любой момент их смогут арестовать и подвергнуть принудительной чистке памяти.
Но Люк не одобрял законы Новаторов, их стремление насильно загнать граждан в нейроцентры, подчистить их воспоминания, превратить в покорных марионеток, «беззаботиков». Люк, как и Сэм, участвовал в протестах оппозиции и, когда все закончилось, и протестная волна захлебнулась, бежал в Трущобы.
— Не сказать, что я был плохим семьянином, — усмехнулся Люк. — В последний вечер в Хоупфул-Сити я предложил Элис остаться. Знал, что им с дочкой будет лучше в городе, где жили родители Элис. Где все привычно и знакомо. Но тогда, семь лет назад, Элис еще любила меня и последовала за мной. Хотя в тот момент мы даже не представляли, с какими трудностями придется столкнуться. Знай об этом заранее, возможно, решили бы по-другому.
Я внимательно слушала. Странно. Люди часто были откровенны со мной, когда не знали о моей профессии. Но стоило им узнать – замыкались в себе, закрывались, словно моллюск в раковине.
Откуда-то сверху послышались голоса. Я поставила пустую чашку на край стола и подняла голову. По лестнице спускался Иван, за ним шла тоненькая девушка с забавно торчащими прядками волос. Будто кто-то взял ее за волосы и обрезал концы тупым ножом.
— Так вот ты какая, — приветствовала меня Кристина, оглядывая с головы до ног. – Интересно, где вы познакомились?
Не зная, что ответить, я бросила сердитый взгляд на Ивана. Он стоял, облокотившись на перила лестницы, и явно потешался над моим замешательством.
— Мы познакомились в Трущобах, Крис. Где же еще? Получали одеяла в Центре, помнишь, те, из синтетики. Аня стояла за мной в очереди, и мы разговорились.
— Раньше с девушками знакомились на вечеринках, а теперь в очереди за одеялом, — раздался новый голос. Я подняла голову и увидела, что к нам спускается еще один обитатель Конечной. Невысокий, но крепкий, с гладко выбритым подбородком и внимательными серыми глазами. Его голову прикрывал капюшон толстовки. Глаза – линзы очков в тонкой оправе.
Он протянул мне бледную руку, и я машинально ее пожала. Рука оказалась сухой и теплой.
— Я – Сэм. А вы, должно быть, та самая Аня?
Я представила, что нетактичный Иван мог рассказать им обо мне, и поняла, что краснею.
— Аня Дивинская, — сухо сказала я, бросив еще один гневный взгляд в сторону Ивана.
— Очень приятно, Аня. Надеюсь, этот повеса не разочарует вас.
Он подошел к Ивану и негромко сказал:
— Мне нужно, чтобы ты взглянул на пару чертежей. Не поднимешься со мной? Кристи и Люк пока угостят Аню чаем.
— Да, конечно, — бросил Иван и посмотрел на меня долгим заговорщическим взглядом.
Я подошла к Кристине, которая уже присела за стол, заставленный компьютерами.
— Скажи, что у вас здесь? Зачем эти станки и поезд и почему вы прячетесь в метро?
— Разве Иван тебе не сказал? – удивилась Кристина. – Ты же теперь его девушка, и он привел тебя сюда.
Она приблизила лицо и зашептала:
— Сэм изобрел машину, способную переместить живое существо во времени. Пока только в прошлое и лишь на очень небольшой срок, но мы продолжаем работу.
В ее голосе звучали волнение и трепет, словно Машина была живым существом, притом, требующим к себе особого уважения.
— Аня, послушайте, — я не заметила, как подошел Люк. Его лицо было серьезным. Он бросил на Кристину строгий взгляд и резко сказал: – Об этом никто не должен знать. Даже ваши друзья из Трущоб. Машина – лакомый кусок для Новаторов. Если они добудут ее, все станет еще хуже. И у нас ничего не получится.
Моя голова вскипела от услышанного. Я не хотела это принять, не могла поверить. Это походило на бред, фантазию чокнутого ученого. Машина времени. Фантастика, ни дать ни взять. Я посмотрела на Люка, потом на Кристину. Не похоже, что у них явные психические отклонения. Тогда что это? Как они могли создать такое сложное устройство на заброшенной станции метро? Я снова оглядела пространство станции и, наконец, поняла, зачем нужны станки. Они все сделали сами. Где-то раздобыли и доставили на станцию материалы, инструмент, оборудование. Привезли сюда на этом ржавом поезде. Собрали команду физиков. Значит, Иван – не просто бывший военный. А Кристи – не обычная девушка—подросток. А Люк сразу сказал, что он – физик. Здание Конечной – не рядовая заброшка, каких полно в Трущобах, а маленькая научная станция, центр революционных разработок. И Машину они создают не только ради науки, иначе не прятались бы.
— Зачем вам путешествия во времени? – вырвалось у меня.
— Мы хотим переместиться в прошлое и не допустить, чтобы к власти пришли Новаторы. Все еще можно изменить, если вернуться назад и кое-что исправить.
И тут передо мной будто разверзлись райские врата. К горлу подступил ком, и я разрыдалась. Я могу спасти Димку. Мой сын будет жить!
Глава седьмая. Люк
Люк возвращался домой после суточной смены на Конечной и чувствовал приятную усталость. Они с друзьями хорошо поработали и, наконец, добились неплохих результатов в удержании стабильности временной червоточины. Он немного передохнет, увидится с Элис и Мирандой, и вернется на Конечную со свежими силами.
Люк привычно заглянул в Центр – посмотреть нет ли чего полезного. В центре с утра было пусто. Лишь бородатый Аарон Фейт бродил с планшетом между каких-то паллет и делал пометки.
— Сегодня есть мыло и стиральный порошок, — сообщил он Люку. – Будешь брать?
— Нам пока не нужно, — Люк помотал головой и с надежной спросил: — Молоко, сахар, масло? Мне бы совсем немного, только для дочки. Она не любит кашу без молока, капризничает.