— Я и так собираюсь сдаться властям, — он улыбнулся, но глаза оставались мертвыми, неподвижными. – Мне здесь больше нечего делать. И помнить я больше ничего не хочу.
Сара нахмурилась – только время потеряла на этого урода. Наверное, мышь почувствовала, что пахнет жареным и залезла в какую-то глубокую нору. Ничего, у нее есть для нее приманка. И получше этого дерганого психа.
Сара подошла к нему и тихо сказала:
— Если вернется Дивинская, передай, что у меня ее парень. Хочет, чтобы он жил – пусть приезжает на фабрику. Времени у нее до завтра.
Когда она ехала обратно на фабрику, ее мысли невольно возвращались к Ивану. Она заявила Элу, что убьет Ивана, когда узнает о машине. Неужели она действительно хочет этого? Дьявол! Пять лет прошло, а увидела его и размякла. До сих пор тянет к нему. Доверить Элу допросить Ивана? Чтобы избежать соблазна. Он ведь будет упираться до последнего, и в конце она все равно убьет его. Или отпустит? Что, если он согласится бросить свою подружку и снова вернется к ней? Они отдадут Буллсмиту машину, получат деньги и купят себе остров где-нибудь ближе к экватору.
Сара давно перестала мечтать. Вся ее жизнь шла вразрез с любыми мечтами и планами. После того, как ее избили близнецы Грейнорсы, и она попала в больницу, Сара сменила несколько приютов. Ей часто приходилось драться, и она налегла на спорт. Бегала по утрам, и, когда удавалось, занималась тяжелой атлетикой. Занятия не прошли даром, и настал день, когда Сара дала отпор четырнадцатилетнему Стиву, задиристому лидеру школьной банды. На всю жизнь она запомнила бурлящую в крови радость победы. И ничто, даже строгая отповедь директора, не могло омрачить ее первый триумф. Когда Саре исполнилось восемнадцать, она поступила в колледж. Хотела стать врачом. Не вышло. Спустя два года началась война, студентов отправили в военный госпиталь, а Сара поступила в морскую пехоту.
В морской пехоте Саре тоже пришлось нелегко. Мужчины посмеивались над рыжей девчонкой или пытались клеить ее. Сара напрягалась изо всех сил, вдвое больше времени уделяла тренировкам и через несколько месяцев стала одной из лучших. С тех пор она никогда не опускала планку. Потом и кровью она получила то, что имела и не собиралась с этим расставаться. Когда Иван выдаст местонахождение машины, она его пристрелит. У Сары Прешис не должно быть слабостей. Они тянут вниз, на дно.
Глава восемнадцатая. Иван
Комната, где заперли Ивана, походила на кладовку. У одной стены торчал высокий стеллаж, заполненный коробками, железными банками, упаковками. Вероятно, здесь Гилрой хранил съестные припасы. Хотя магазинов в Трущобах не было, продукты и вещи получали в Центре, все же подпольную торговлю никто не отменял. Гилрой успешно торговал едой, сигаретами, алкоголем. Если у тебя есть деньги – можно и в Трущобах достать все, что нужно. Конечно, был другой способ сделать покупки — выбраться в Хоупфул-Сити, богатый супермаркетами, моллами и прочими торговыми местами. Вот только в Хоупфул-Сити были патрульные. И каждый поход в магазин означал риск быть пойманным. От того обитатели Трущоб предпочитали дилеров Эла. Те брали деньги, отдавали товар и не задавали вопросов.
Иван, как только его доставили на фабрику и приковали к стулу, задумался о побеге. Напротив двери было окно, забранное решеткой, с открытой форточкой, в которую и ребенок едва пролезет. В форточку с улицы задувал ветер и залетал мелкий холодный снег. Перед тем, как приковать к стулу, люди Эла забрали у него куртку. Неужели Эл рассчитывал, что он замерзнет? Иван усмехнулся – он спокойно переносил жару и холод. Солдатская привычка.
Он оценивающе глянул на решетку. Расстояние между прутьями хоть и не маленькое, все же не для такого здоровяка, как он. Окно отменяется. Остается дверь. Железная дверь снаружи запирается на засов. Изнутри не открыть. Разве что заманить охранника внутрь. Но для начала нужно отцепить наручники. Здесь у Ивана было небольшое преимущество. Его протез. Как только его оставили одного, он попытался правой рукой отсоединить кисть протеза, чтобы стянуть наручник. Не успел. Дверь открылась и в комнату вошла Сара.
Иван с грустью смотрел на нее и сравнивал с той, которую любил. Искал в ее лице, в глазах следы другой девушки — молодой, отчаянной, смелой. И невероятно красивой. В годы войны Сара коротко стригла рыжие волосы, отчего ее белая шея казалась еще длиннее, а ясный, прямой взгляд зеленых глаз поражал в самое сердце. Через месяц после знакомства, сержант отправил их с Сарой в разведку. Под покровом ночи они пробрались к вражескому лагерю, собрали данные, но, когда уходили, едва не попались. Раздались выстрелы, Иван схватил Сару, и они вместе упали на землю. В те минуты, когда над ними свистели пули, а лицо Сары было так близко, что он слышал ее дыхание, ощущал толчки ее сердца, Иван понял, что влюбился. С тех пор они больше не расставались. До той встречи в парке после войны, когда он разозлился и оставил Сару одну.
Теперь, пять лет спустя, перед ним была другая Сара. Красивая, как прежде. Вот только годы стерли с ее лица нежность и мягкость. Скулы заострились, в глазах появилась жесткость. Рыжие волосы отросли, и она забрала их в тугой хвост. На Саре была черная косуха, джинсы и длинные сапоги. Узкую талию обтягивал ремень с двумя кобурами. Иван присмотрелся: оба пистолета сорок пятого калибра. Серьезное оружие. Такая Сара ему не нравилась. Она внушала страх, а не любовь.
Когда Сара спросила о Машине, он встревожился. Кристи была права, когда предположила, что она ищет Машину. К тому же Сара призналась, что состоит в сговоре с Буллсмитом. Пока она говорила – соблазняла деньгами и лучшей жизнью, Иван напряженно думал. Надо бежать. Предупредить Сэма и ребят о грозящей опасности. У Гилроя здесь небольшая армия, они ищут Машину и со дня на день доберутся до Конечной. И тогда им конец. Если он не успеет отправиться в прошлое и сделать, что должен.
Иван еле дождался, пока Сара закончит допрос и уберется из комнаты, и продолжил разбирать протез. И снова не вышло. В коридоре раздались тяжелые шаги, лязгнул засов, дверь открылась, и в комнату вошел Могучий Эл – главарь банды и король преступного мира Трущоб.
Иван невольно дернулся, увидев Эла. Желание наброситься, избить негодяя ударило в голову, захлестнуло, затмило разум.
Эл сверкнул белозубой улыбкой, схватил пустой стул и уселся напротив. Иван стрельнул глазами на дверь. Там стоял охранник с пистолетом в руке. Не такой силач, как Эл, но достаточно крепкий, чтобы представлять угрозу скованному наручниками Ивану.
— Не дергайся! Второй раз я тебя отсюда не выпущу, будь уверен, — съязвил Эл. Он положил руки на спинку стула и насмешливо глядел на Ивана. На указательном пальце его правой руки блестел широкий ободок кольца с бриллиантом.
– Если бы ни сведения в твоей белой голове, ты был бы уже мертв, труп выбросили бы на свалку, и его бы терзали бродячие псы. Подходящий конец для белого отребья.
Иван молчал, лишь сжал руку в кулак.
— Знаешь, эти сведения в твоей башке стоят хороших денег. Поэтому, предлагаю выбор. Ты рассказываешь, где найти машину, и я стреляю тебе в голову. Легкая, достойная смерть.
Эл сделал паузу и вгляделся в лицо Ивана. Тот напряженно молчал.
— Другой вариант менее приятный и очень болезненный. Сначала я прострелю тебе оба колена, потом выстрелю в живот. Ты будешь умирать медленно, в жутких муках. И умолять, чтобы я прикончил тебя. И ради этого выдашь все, что знаешь и заложишь всех, кто тебе дорог. Ты был на войне и знаешь, каково это.
Иван посмотрел на врага. Темные, с яркими белками глаза Эла казались непроницаемыми, словно две черные дыры. Он понял, что Эл опасается его. От того не вошел один, взял охранника. Будь они вдвоем, Иван мог разделаться с Элом. Да, его руки скованны. Но есть ноги и железный стул. В голове мелькнула отчаянная мысль – броситься на Эла и получить пулю от его шестерки. Иван с негодованием отбросил ее. Он должен выжить и вернуться на Конечную. И убить Буллсмита. Ему нужно время, чтобы освободить руки и бежать. Нужно запутать, обмануть Эла и выиграть себе немного времени.
— Зачем тебе Машина? Сара служит Буллсмиту, но у тебя здесь свой грязный бизнес. Разве тебе мало денег, которые ты отнял у нищих и обездоленных изгоев?
— Денег у меня достаточно, — хмыкнул Эл. – Я запросто могу купить любого Новатора и Буллсмита в придачу. И я не хочу ничего менять. А эта ваша штука может забрать у меня мой бизнес и мои деньги.
— Мы всего лишь хотим, чтобы мир вокруг стал лучше. Чтобы никому не стирали память. Чтобы Трущобы заново отстроили, открыли школы, магазины, фабрики. Чтобы изгои вновь стали людьми. Разве ты не желаешь, чтобы улицы Трущоб вновь стали спокойными и безопасными?
Эл запрокинул голову, расхохотался. Его смех гремел, словно рокот камней, бегущих по склону горы. Охранник у входа в ответ разразился тихим, подобострастным хохотком.
— Зачем мне менять свою налаженную жизнь, белый придурок? Я вырос в этих кварталах. Властям Хоупфул-Сити всегда было наплевать на нас. Знаешь, сколько детей с этих улиц окончили колледжи? Пара сотен, не больше. А сколько спились или сдохли от передоза? Тысячи. Трущобы годами были помойной ямой для чистенького Хоупфул-Сити. Здесь тюрем было больше, чем школ и больниц. Я в восемь лет вышел на улицы. Толкал дурь, чтобы купить пожрать себе и матери. Отец напивался и избивал нас. Мать до смерти боялась его и не могла меня защитить. И все вокруг жили так. Мне повезло. Я был выше, крепче других, и меня приметил тренер по боксу. И я смог вырваться. Но никто из моих друзей не дожил до тридцати. Все, что я узнал в этой гребаной жизни – если ты не выбрался из этой ямы, ты сдохнешь. А чтобы выбраться отсюда, приходится делать плохие вещи.
— Но ведь ты выбрался, — возразил Иван. – Почему не хочешь помочь другим? Ребятам с твоих улиц. Тем, у кого сейчас нет шансов вырваться из Трущоб, изменить свою жизнь.
— Разве я не даю им шанс? – усмехнулся Эл. – Каждый на этих улицах знает, что у него есть выбор. Толкать дурь и зарабатывать деньги или употреблять и сдохнуть через пару лет. Разумный выбор, тебе не кажется? Те, кто работают на меня, имеют все: крышу над головой, защиту, еду, тачку. Если желают, могут посылать детей в школы Хоупфул-Сити. Их все устраивает, правда, Бэдж?