Я слушала Ивана и думала. Странно. Ему на вид лет сорок. Где он познакомился с этой Кристиной и что у них общего? Хотя ничего удивительного. Здесь, в Трущобах, судьба свела совершенно непохожих людей, которые в прошлой жизни летали на разных, далеких друг от друга, орбитах, и никогда не пересекались.
Я посмотрела на него. Он ждал моего ответа. Настороженно, даже с опаской. Боится, что откажу?
— Хочу познакомиться с Кристиной. Чтобы решить, как ей помочь.
Облегченно выдохнул.
— Только не говорите ей о вашей профессии. Иначе из нее слова не выдавишь. Нужно соврать.
— Не в моих привычках врать пациентам, — возразила я, глянула на него, подняла руку. – Ладно. Давайте я встречусь с девочкой, посмотрю, какая нужна помощь.
— Окей, док! – он снова встал и направился к двери. Я изумленно глядела вслед. Это все? Он уходит? У двери Иван обернулся, и широкая улыбка озарила его лицо:
— Завтра приду за вами в шесть и отведу к Крис. Будьте готовы!
Я не успела ответить, как его шаги уже гулко застучали по коридору. Вскоре послышался отдаленный скрип железной двери и наступила тишина.
Мое сердце громко колотилось о ребра. Что это? Неужели меня так взволновал визит красивого мужчины? Я немного подышала, чтобы успокоиться, и открыла книгу по психоанализу. Пыталась читать и не понимала ни слова. Строчки в бешеном темпе плясали перед глазами, а губы невольно растягивались в улыбку.
Глава шестая. Окончание. Аня
Когда я впервые попала на Конечную, мой мир перевернулся. Все, что я знала о времени, оказалось неверным. А вновь узнанное ошеломило, взорвало мозг, вырвало из сердца отчаяние и заполнило мое существо теплыми водами надежды.
Мы отправились туда тихим ноябрьским вечером. С мутного серого неба медленно падали редкие снежинки и неслышно ложились на искалеченные Трущобы. Мы долго шли узкими улицами, загроможденными разрушенными домами. Возле некоторых домов на корточках сидели грязные, оборванные люди с такими осоловевшими глазами, будто они пребывали в другой реальности.
— Торговля «солью» здесь процветает, — злобно ощерился Иван при виде очередного наркомана. – Здесь нет счастливых. У каждого свои плохие воспоминания, своя боль. А подонки вроде Могучего Эла наживаются на чужих бедах.
— Могучий Эл – кто это? – спросила я и чуть не споткнулась о камень. Иван резко схватил меня за руку – удержал. Идти было нелегко. Эту улицу не расчистили от последствий бомбежки, и она была густо завалена обломками плит, осколками кирпичей, битым стеклом, кусками мебели, тряпками и бог знает каким еще мусором.
— Элайджа Гилрой – бывший боксер—тяжеловес. Здесь ходят слухи, что на жизнь он зарабатывал не боксом, а более прибыльной торговлей дурью. Когда народ массово повалил в Трущобы, хитрый Эл быстро смекнул, какие здесь открываются возможности и перенес свой грязный бизнес в эти кварталы. Хотя перед этим пришлось застрелить парочку местных боссов и устроить кровавую бойню. Зато теперь он рулит всеми местными бандами. Любой владелец незаконного бизнеса подчиняется Элу. Говорят, он в сговоре с властями Хоупфул-Сити и вовсю пользуется своими связями, когда хочет стереть кому-нибудь память.
— Разве власти Хоупфул-Сити не борются с преступностью в Трущобах? В новостях ежедневно отчитываются об арестованных здесь беглецах, о поимке и наказании преступников, омрачающих светлый облик «Города надежды».
Иван насмешливо глянул на меня:
— Удивительно, что ты, док, такая наивная. Властям Хоупфул-Сити выгодно иметь под боком Трущобы. Это близкий, знакомый враг, на которого всегда можно оттянуть внимание электората. К тому же, я уверен, что Буллсмит и его банда Новаторов имеют свою долю прибыли с незаконного бизнеса в Трущобах. Политика – грязная и вонючая сука. Не удивлюсь, если Могучий Эл лично знаком с мэром Буллсмитом.
Иван замолчал, а у меня на душе стало мерзко и гадко. Лицемерие властей Хоупфул-Сити в который раз больно ударило по моей гордости. На всех углах кричат о правах и свободе, а сами тайком покрывают злодеяния таких, как Эл.
— Жалеешь, что перебралась в Трущобы? – спросил Иван.
Я на миг задумалась, хотя уже знала ответ:
— Лишь о том, что не сбежала раньше, а целых пять лет позволяла стирать себе память. Как бы здесь не было плохо, я хочу помнить все. Это моя жизнь, и не им решать, что делать с моей памятью.
Разгневавшись, я шла, не разбирая дороги, и, когда в очередной раз споткнулась и чуть не рухнула на остатки какой-то арматуры, Иван схватил меня за плечи, выругался и дальше вел под руку, словно беспомощную старушку.
Мы подошли к развороченному зданию, стены которого сложились карточным домиком и теперь выглядели грудой обломков. Местами среди плит виднелись отверстия – входы. Видно, их раскопали мародеры, любители быстрой наживы. Иван подтолкнул меня к одной из дыр и тихо сказал:
— Лезем внутрь.
Я посмотрела на груду плит: казалось, стоит нам залезть под нее, и все это рухнет на наши головы. Зачем нам туда? Разве можно через эту дыру попасть на станцию Конечную? Или это не развалины, а эдакий волшебный портал? Войдешь туда — и переместишься в сказочное царство.
— Торопись, пока вокруг никого. Не хочу, чтобы нас выследили.
Я выхватила из кармана фонарик и полезла в дыру. Луч осветил грязный цементный пол, на котором лежала куча старого тряпья. Рядом виднелась железная печурка, давно остывшая. Чье-то убежище.
Иван забрался следом за мной, прицепил на голову фонарь и быстро направился к круглому люку в углу.
— Мне стоит опасаться, что ты привел меня сюда, чтобы изнасиловать и убить? – я решила пошутить, чтобы избавиться от колких иголочек страха, впившихся в тело. Я жутко боялась темноты.
— И для этого тащил тебя пять кварталов. Ближе не нашлось места, — съязвил Иван, наклонился и открыл люк.
— Здесь лестница. Спускайся осторожно.
Сперва я порадовалась, что надела перчатки – прутья были грязные, осклизлые. Но быстро пожалела – это были мои любимые перчатки, и теперь, после встречи с канализацией, их придется выбросить.
Иван тоже спустился и закрыл за собой крышку люка. Дергающийся луч его фонаря осветил мрачные стены, вдоль которых змеились толстые черные кабели и ржавые трубы. Холод этого подземелья пробирал до костей. Я поежилась и подняла воротник своей кожаной куртки.
— Почему мы идем этим путем? В ваше убежище можно пройти по верху? – спросила я Ивана. Мой голос и наши шаги звонко разносились по длинному подземному коридору.
— Мы не хотим, чтобы шпионы Хоупфул-Сити проведали о нашей мастерской. Наши разработки слишком секретные и важные, чтобы отдать их в руки Новаторов. Надеюсь, и ты, док, будешь молчать о нас.
— Если ты опасаешься, что я могу вас выдать, зачем ведешь меня туда? – хмыкнула я. Странно, как быстро мы стали говорить друг другу «ты».
— Не опасаюсь, — фыркнул Иван, а затем пояснил: – Вначале, когда ты только появилась в Трущобах, многие подозревали в тебе агента Буллсмита. Здесь таких не любят. Поэтому за тобой следили. Некоторые, самые дотошные даже отважились навести справки в Хоупфул-Сити.
— И как убедились, что я – не агент?
— Тебе и правда стирали воспоминания. Пять раз. Все агенты Буллсмита с нетронутой памятью. До поры до времени. Пока он не захочет избавиться от них. Но тогда они уже перестают быть агентами. Чистка памяти – верный признак, док. Поверь мне!
— Весомый аргумент. Что насчет тебя? Неужели тебе ни разу не чистили память?
— Упаси бог! Когда все началось, я был на службе. Военным не чистят память. Иначе какой от них толк? Едва уволился в запас и понял, что меня ожидает, быстро свалил в Трущобы.
Он посмотрел на меня. Его лицо в ореоле желтого света фонаря было серьезным и немного мрачным.
— Почему ты позволила стирать себе воспоминания, Аня? Целых пять раз.
Я съежилась под его строгим взглядом. Словно нашкодившая школьница перед директором. Мы стояли и смотрели друг на друга. Мне хотелось убежать, провалиться сквозь землю, скрыться. Я опустила глаза — не могла смотреть на него, и тихо ответила:
— Было слишком больно помнить.
Он вздохнул, взял меня за руку, и мы пошли дальше.
Шли мы долго, несколько раз сворачивали то в одну, то в другую сторону. Я с опаской оглядывалась назад и думала: сумею ли найти путь обратно? Вряд ли. Когда мы закончим, попрошу отвести меня домой. Подумав о своей квартирке в старом блоке, усмехнулась. Теперь это мой дом. Неказистый, неудобный, без излишеств. Зато можно не опасаться, что ночью ко мне ворвутся патрульные и насильно увезут в нейроцентр для чистки мозгов.
— Пришли! – выпалил Иван и постучал в массивную железную дверь.
Дверь выглядела новой и явно была установлена не так давно.
Пару минут мы ждали, потом лязгнул засов, и в подземелье хлынул поток света.
— Привет, Люк, — сказал Иван и вошел в дверь.
Я щурилась от яркого света, разглядывая невысокого, щуплого парня, густо заросшего черной бородой. Над бородой угольками блестели живые, умные глаза. Темные волосы Люка были слегка растрепаны, будто он только проснулся. В правой руке он держал пистолет. При виде оружия у меня по спине пробежал едкий холодок. Что за тайны они охраняют за толстыми дверями?
Люк тщательно запер за нами дверь. Сначала на замок, потом на засов. Когда меры безопасности были соблюдены, посмотрел на меня и протянул руку. Левую, без оружия.
— Люк Чапман, физик—экспериментатор, — голос у него оказался приятным. Глубоким, бархатным.
— Аня Дивинская, — ответила я, умолчав о профессии. Иван просил не говорить, зачем привел меня на Конечную. Иначе Кристина откажется со мной разговаривать.
— Где Кристи? – спросил Иван, когда мы поднимались по гладким ступеням.
— Рядом с Машиной. Они с Сэмом вносят изменения в программу. С самого утра не отходят. Пару раз звал их обедать – ни в какую. Принес им сэндвичи.
Лестница закончилась. Люк толкнул еще одну дверь, и мы выбрались наружу. Я удивленно замерла. Знакомая мне с детства станция метро Конечная походила на корабль, потерпевший крушение. Стены пузырились лопнувшей краской, штукатурка на сводах потрескалась, вот-вот посыплется на голову. На серебристых рельсах уныло застыл электровоз с одиноким вагоном, местами покрытым пятнами ржавчины. Почти все свободное от рельсов пространство было заставлено оборудованием. Сверху над ним натянут полог – от осыпающейся штукатурки. У одной из стен мигали разноцветными датчиками корпуса серверов и компьютеров. В дальнем углу виднелась железная лестница на второй этаж. Оттуда слышался ровный, приглушенный шум. Все пространство станции освещали желтые диодные лампы, отчего Конечная напоминала пещеру с сокровищами. И, полагаю, здесь хранились истинные сокровища. Иначе их бы не прятали так хорошо.