Лили уже давно не бывала в директорском кабинете — больше года, но несмотря на то, что до этого момента оставалось еще больше трех лет, сама комната, похоже, за это время ничуть не изменилась… Да уж, от такого сочетания времен просто голова шла кругом.
Облаченный в изумрудно-зеленую мантию, Дамблдор сидел за письменным столом. Лили показалось, что ее сердце и желудок собрались поменяться местами. Она привыкла к непринужденным беседам в кресле у камина — общаться с ним как взрослая, не как студентка, которую усадили за письменный стол чуть ли не в милю шириной. Привыкла говорить с ним откровенно — полностью доверяя и ничего не скрывая, а сейчас должна была обмануть человека, которому и солгать-то нельзя.
Ты должна убедить его, что тебя проклял вовсе не Северус… что Северус никогда не стал бы тебе вредить — наоборот, он готов был заболеть сам, лишь бы тебя вылечить, и готов был умереть, лишь бы исправить свои ошибки…
Горло сдавило спазмом… в кабинете было так тепло и светло, а небо за окном уже совсем почернело… в камине весело плясал огонь, портреты на стенах дремали, и их тоненькое посапывание сливалось с шипением и жужжанием серебристых блестящих приборов — звуки умиротворяли, обволакивали и укутывали. Здесь пахло тростниковым сахаром и густым, терпким ароматом чайных листьев, а сам директор улыбался, спокойно и ласково, будто любую ошибку еще не поздно исправить — Лили всегда себя чувствовала именно так, когда попадала в этот кабинет…
Внезапно ей захотелось обо всем рассказать Дамблдору — излить на него свои тревоги и печали, все, от чего сжималось сердце; слова так и вертелись на языке — целый поток признаний, откровенная исповедь…
Исповедь!..
Слово полыхнуло в голове, словно зарождающийся пожар, который наконец-то вырвался на простор. Исповедь — Контрапассо — Темные искусства — умирающий Северус, ожоги у него на руке — от ее пальцев, пальцев той, кто его проклял, — и его слова… Он собирался обречь твоего сына на гибель, но утаил это от меня; он обратил против меня мой стыд, мое раскаяние, и я послушался, я сделал все, как он хотел, как он задумал с самого начала…
Лили пришлось схватиться за спинку ближайшего кресла. Открой она рот — ее бы, пожалуй, стошнило.
— Спасибо, Минерва, — Дамблдор тепло улыбнулся им обеим. — На тебя всегда можно положиться: все будет выполнено эффективно и без промедления.
А затем он обратил свой взор на Лили — словно просветил рентгеновским лучом; взгляд прошил ее насквозь, будто пуля — сливочное масло, и в яркой белой вспышке озарения она вдруг придумала отвлекающий маневр.
— У Северуса на каникулах умер папа, — собственный голос показался ей скрежетом.
Они оба уставились на нее — и Дамблдор, и Макгонагалл; на стеклах их очков плясали отблески каминного пламени. Лили затаила дыхание — сердце колотилось о ребра…
— Умер? — повторила Макгонагалл — таким тоном, словно впервые услышала о существовании смерти.
Лили с трудом разлепила губы:
— Прямо… прямо на Рождество. Его машина сбила. Я… я была на похоронах.
— …Батюшки мои. — Обычно невозмутимая Макгонагалл приподняла брови. — Бедный мальчик.
Дамблдор расцепил сложенные домиком пальцы и изучающе посмотрел на Лили — ей стало неуютно под этим пристальным взором. Затем задумчиво произнес:
— Уверен, что в столь трудное и горестное время дружеская поддержка много значила для мистера Снейпа.
Лили молчала — не в последнюю очередь потому, что вовсе не была уверена в его правоте. Она и сама не знала, переживал ли Северус из-за смерти отца… почти перестала понимать своего друга — что он думает и что чувствует… Даже тогда, когда он терял над собой контроль, и можно было увидеть хоть какую-то реакцию, Лили все равно не понимала, отчего он реагирует именно так — словно видела только поверхность, а сам Северус обитал где-то там, в глубине.
— Пожалуйста, присядьте, мисс Эванс, — предложил Дамблдор, махнув рукой в сторону кресла перед письменным столом — того самого, за спинку которого она держалась. — Спасибо, Минерва. Извини, что помешал тебе ужинать.
Макгонагалл вышла. Когда за ней захлопнулась дверь, Лили присела — словно на электрический стул; ей всегда было проще встретиться лицом к лицу с врагами, чем кому-то солгать — особенно тем, кого считала друзьями…
Дамблдор знал, что мальчику придется умереть, но утаивал это от меня, пока не стало слишком поздно…
Лили сглотнула и уставилась куда-то на плечо директора.
— Я… я в чем-то провинилась, сэр?
— Вовсе нет, — заверил ее Дамблдор — словно Санта Клаус, который утешает напуганного малыша, что нет, ему не грозит получить угольки вместо рождественского подарка. — По правде говоря, я очень рад видеть вас в добром здравии. Должен признаться, что пару дней назад ваше состояние внушало мне серьезные опасения — однако, насколько я понимаю, с тех пор вы уже успели прийти в себя?
— Да, сэр, — согласилась Лили — последнее ее слово заглушил неожиданный стук в дверь.
— Заходи, Поппи, — отозвался директор; замок щелкнул, и в кабинет вошла мадам Помфри. Неужели Дамблдор затеял все это только ради медицинского осмотра?
Чутье подсказывало, что дело швах. Что он знал о проклятии? А об исцеляющих заговорах в целом? А как…
— Добрый вечер, мисс Эванс, — отрывисто поздоровалась мадам Помфри — и не успела Лили выдавить ответное приветствие, как оказалась под прицелом волшебной палочки. Взмах — и палочка просканировала все ее тело, от макушки до пяток, потом вернулась к голове — описала круг и закончила путешествие, тронув Лили за запястье.
— Пульс нормальный, степень утомления тоже — для пациента, недавно пострадавшего от темного проклятия…
Не сдержавшись, Лили вздрогнула всем телом — но мадам Помфри продолжала, указав на ее рукав:
— …а кроме того, мои глаза подсказывают, что тут есть следы крови.
— Это Северус, — созналась она — и торопливо пояснила, заметив сведенные брови собеседницы, — в смысле, это его кровь. Из пореза на лице. Сириус — Блэк — попал в него заклятьем.
— Это объясняет, отчего профессор Макгонагалл, как только долевитировала до лазарета носилки с мистером Блэком и мистером Поттером, тут же спросила, не видела ли я мистера Снейпа. А также отчего она так ужаснулась, когда я сказала, что нет, совершенно точно не видела. Что ж, директор, мисс Эванс сейчас не в лучшей своей форме, — добавила медсестра, — но в целом все довольно неплохо. И, насколько способны установить мои заклинания, симптомы проклятия полностью исчезли.
— Спасибо, Поппи. После твоей столь скрупулезной диагностики у меня просто камень с души свалился — как, должно быть, и у вас, мисс Эванс, — мягко продолжил он. — Или вы и без того уже знали, что ваше здоровье вне опасности?
И, пока Лили пыталась придумать ответ, от которого будет меньше всего вреда, Дамблдор улыбнулся Помфри:
— Что ж, Поппи, не буду мешать тебе отдыхать. И еще раз спасибо за уделенное время.
— Да какой уж тут отдых, — раздраженно сказала медсестра. — Пока эти пятеро здесь учатся. А сейчас все даже хуже, чем обычно — еще и слизеринцы между собой перегрызлись…
Лили вздрогнула. Северус тогда сказал, что в слизеринском дортуаре стало небезопасно… Ужасно хотелось расспросить мадам Помфри — откуда ей известно то, о чем умолчал Северус? — но та уже собиралась уходить и поворачивала дверную ручку. Мгновение — и скрылась из виду, только в воздухе остался висеть запах антисептика, перебивая дым, которым тянуло от горящих поленьев.
— В Слизерине за последнее время произошло немало интересного, — задумчиво произнес Дамблдор — пальцы Лили впились в обивку сиденья. — Возможно, вам, мисс Эванс, известно об этом что-то, чего не знают остальные?
— О… о слизеринцах, сэр? — запнувшись, пролепетала она.
— О да, — Дамблдор слегка усмехнулся в бороду. — Поскольку вы, так сказать, располагаете внутренним источником информации.
— Северус не очень-то разговорчив, — пробормотала Лили — что, кстати, было чистейшей правдой. Дамблдор кивнул, будто не мог не согласиться со столь мудрым утверждением.
— Меня ничуть не удивляет, что мистер Снейп, как выражаются магглы, предпочитает придерживать козыри. Это как-то связано с карточными играми, так ведь?
— Э-э… наверное?
Еще одна улыбка.
— Хотите чаю, мисс Эванс? "Лапсанг Сушонг"? Или, возможно, "Эрл Грей"?
— Я…
— Попробуйте лапсанг, — посоветовал директор, и справа от него на столе появился поднос — словно сам по себе; только еле слышно звякнула посуда. — Я порядком к нему пристрастился, и, боюсь, несколько увлекся, делая запасы для школы… никто, кроме меня, его не пьет, а чайные листья нельзя хранить слишком долго, иначе они высыхают. Печенья? Вот это с мятной глазурью — прекрасная, скажу я вам, находка…
Лили молча взяла круглое печенье с бледно-зеленой глазурью — такого же цвета, как стены в Мунго, — и невольно задумалась, не было ли в заварном чайнике Веритасерума. Или в сливочнике, если уж на то пошло. Директор щедро добавил себе и сахара, и сливок — она уставилась на его чашку, на серебряную ложечку, которая размешивала чай… динь-динь-динь — металл звенел о фарфор… но ведь Дамблдор мог выпить антидот…
— Надеюсь, мистер Снейп уже оправился от перенесенных испытаний? — он постучал ложечкой о край чашки, стряхивая в нее капли чая.
Пальцы у Лили стали влажными — а потом еще и липкими от подтаявшей глазури.
— Я… в смысле?
— От событий, которые произошли на каникулах, — Дамблдор поднес чашку к пушистым седым усам и осторожно подул на ее содержимое.
— Я… не знаю, можно ли так легко и быстро смириться со смертью отца…
— О нет, я вовсе не об этом, — сказал он, словно извиняясь, что ввел ее в заблуждение, — хотя вы совершенно правы — смерть подкашивает живых едва ли не так же, как и своих мертвецов. Я имел в виду то пребывание мистера Снейпа в больнице Святого Мунго. М-м… просто великолепно. Чувствуется, что его готовил настоящий мастер.