– Что ж, тогда нам нужно сделать следующие несколько месяцев особенными. Пойдем, нам пора.
Мы идем через поле, и Хэдли рассказывает мне о своем дне. Она немного тише обычного, менее оживленная, и меня бесит, что это разговор так на нее повлиял. Но я должна держаться.
Впереди наконец появляется наш дом, и я сразу ощущаю рвотные позывы. Перед глазами вспыхивают воспоминания: я снова слышу все, что Кевин говорил мне в ту ночь; словно со стороны вижу, как он пинает меня. Все это произошло здесь – в нашем доме.
Дыхание Хэдли учащается, и я крепко сжимаю ее ладошку.
– Все в порядке. Мы возьмем вещи и сразу же уйдем. Никто не сможет нам навредить, хорошо?
Интересно, кого я в первую очередь пытаюсь этим успокоить: ее или саму себя? Пожалуй, нам обеим нужно это услышать.
– Его там нет?
– Нет, зайка, его там нет.
Она так напугана, что я снова приказываю себе быть сильной и решительно шагаю вперед. При этом я крепко сжимаю ее маленькую ручку, тем самым показывая, что нам нельзя сдаваться.
Но когда мы подходим к парадной двери, меня охватывает паника. Я не знаю, как выглядит сейчас дом внутри. Хэдли всегда видела его идеально чистым. Я тщательно следила за тем, чтобы все стояло на своих местах – лишь бы Кевин был доволен. Но в ту роковую ночь там определенно были опрокинуты какие-то вещи.
Черт.
И тут я замечаю, что дверь кто-то заменил. Может, и внутри не все так плохо?
И действительно: все на своих местах. Фотография, брошенная в другой конец комнаты, снова стоит на столике. Лампа, которой Кевин угрожал проломить мне голову, больше не лежит на полу, а вернулась на комод.
Не понимаю. Как? Кто-то пришел и убрал здесь?
Хэдли отпускает мою руку, когда замечает свою любимую куклу в углу.
– Фиби! – она молниеносно подбегает к ней, поднимает и крепко прижимает к груди. – Можно я возьму ее к Коннору?
– Уверена, он будет не против.
Я мягко улыбаюсь, чувствуя облегчение от того, что дочка преодолела свои страхи, и благодарность за то, что кто-то пришел и навел тут порядок, чтобы она не увидела весь тот погром, который остался от Кевина.
18. Элли
Когда мы возвращаемся к дому Коннора – каждая с сумкой вещей, – там стоит очень дорогой джип.
– Кто это, мам? – спрашивает Хэдли.
– Не знаю.
Мы подходим к машине, и дверь со стороны водителя открывается. Я вижу, как на землю опускается пара красных туфель на высоких каблуках, и начинаю улыбаться.
– Привет, Сидни.
– Я надеялась найти тебя здесь.
– Хэдли, это мисс Сидни.
Сидни протягивает ей руку:
– Приятно познакомиться.
Они пожимают руки, и Хэдли поднимает взгляд на нашу гостью.
– И мне приятно познакомиться. У тебя очень красивые туфли.
– Спасибо, – в голосе Сидни слышатся веселые нотки. – А у тебя очень красивые глаза.
Мое сердце замирает.
Заметила ли она? Если Сидни знает братьев так хорошо, как рассказывает, догадается ли она обо всем?
– Спасибо, мисс Сидни. Мам, можно мне пойти поискать Коннора?
– Я не думаю…
– Ну пожалуйста! Я должна помочь ему с амбаром. Уверена, он там. Коннор сказал, что, как только я приду из школы, могу помочь ему. И ему и правда нужна помощь. Вчера он выпустил куриц не в ту дверь, и мне пришлось гоняться за ними, чтобы вернуть их обратно. Нельзя выпускать куриц вместе с коровами, – Хэдли возмущается так, будто это общеизвестный факт. – Я говорила ему об этом, но Коннор сказал, что просто хочет поскорее закончить с делами, чтобы взяться за ремонт дома. Потом мы нашли еще одну проблему в заборе, и он расстроился.
– А ты не думаешь, что будешь путаться у него под ногами, раз он так занят? – спрашиваю я в надежде, что она все-таки оставит Коннора в покое.
Сидни рядом смеется:
– Думаю, тебе стоит найти его и сообщить ему обо всех остальных поломках.
– Ты знаешь Коннора? – в голосе Хэдли ясно слышится подозрение.
– Да. Я знала его, когда он был еще малышом. Бегал за мной всюду и упрашивал дать ему покататься на моих лошадях.
– Правда?
– Ага.
Хэдли хмурится, оглядывая Сидни с ног до головы.
– А ты знаешь, что он мой лучший друг и считает меня самой крутой?
– Да? Ну тогда ему очень повезло, – веселится Сидни. – Хотелось бы и мне иметь такого лучшего друга.
Хэдли кивает:
– Да. А еще он называет меня Постреленком.
Улыбка Сидни становится шире:
– Он дал тебе прозвище?
– Да.
– Здорово, тогда знай, что Коннор очень любит прозвища. Когда мы были маленькими, я нашла для него самое классное, и, раз вы с ним лучшие друзья, думаю, ты можешь его использовать.
Хэдли хлопает в ладоши и взвизгивает:
– Правда?
– Безусловно! Зови его Утенком. Помнится, Коннору оно так нравилось, что он будет смеяться, когда снова его услышит.
По заговорщическому виду Сидни становится понятно, что Коннор точно этому не обрадуется.
– Хорошо! Я пойду, мам?
– Иди, но, если не найдешь его в амбаре, сразу возвращайся.
– Конечно! – кричит Хэдли через плечо, потому что уже бежит прочь.
Сидни тихо смеется:
– Она очаровательна.
Я провожаю Хэдли взглядом. Она бежит изо всех сил, и ее волосы развеваются во все стороны. На сердце сразу становится легче: дочь выглядит беззаботной и счастливой. Не помню, когда последний раз видела ее такой. В ней больше нет скованности, и она ведет себя как все дети. Словно Хэдли действительно обрела чувство безопасности, которое позволяет ей… быть свободной.
– Она мое все.
– Кажется, Коннор ее покорил.
Я киваю:
– Они сразу понравились друг другу.
Сидни расправляет плечи.
Я знаю, о чем она думает, учитывая ее замечание о глазах.
– Коннор хороший человек, – говорит Сидни.
– Это так.
– Он через многое прошел. Они все прошли… Вы с Коннором были знакомы раньше?
Похоже, скрывать что-то бессмысленно.
– Мы с ним переспали восемь лет назад, – выпаливаю я. – И да, я знаю, что у Хэдли его глаза… и его улыбка.
Сидни выдыхает:
– Я не хотела лезть не в свое дело, но это… невозможно было не заметить. По крайней мере, мне. Я ведь… Ну я влюбилась в такие же глаза его старшего брата еще девочкой.
Сидни так легко это поняла, что я не могу не задаться вопросом, замечал ли это когда-нибудь отец Коннора. Обычно он смотрел на Хэдли в некоем замешательстве, но никогда ничего не говорил, не делал никаких намеков. Мог ли он знать? Может, поэтому он всегда был так мил с нами? Я списывала все на его одиночество, но что, если он тоже все понял?
– Может, присядем? – предлагаю я. – Это долгая история.
Мы с Сидни поднимаемся на веранду, и я вижу, как ей неловко.
– Этот дом, в нем столько моих воспоминаний. Я не была здесь с того вечера, как Деклан уехал, – она издает легкий смешок. – Думала, если буду обходить это место стороной достаточно долго, то не будет так больно, но…
– Дома хранят правду, которая никогда не умирает.
Она поднимает на меня взгляд:
– Вероятно, но любовь, черт ее побери, умирает точно.
И в чем она не права?
Мы садимся, и я рассказываю ей, как познакомилась с Коннором и что случилось потом.
– Вот это да, – говорит она, как только я заканчиваю свою историю.
– Ага.
– А он знает о твоих подозрениях?
– Да, – отвечаю я немного нерешительно.
На самом деле Коннор не поднимает эту тему. Я все жду, когда он решит сделать тест на отцовство, но ничего не происходит. Думала, он захочет сделать это сразу, но…
Может, Коннор и вовсе не хочет ничего больше узнавать? Хотя, зная его, вряд ли. Он яростно защищает свою семью. Коннор ясно дал это понять, когда рассказывал о братьях и матери. Кроме того, он говорил, что и Хэдли ему небезразлична. Так что это должно относиться и к ней.
– Вот это, конечно, открытие.
– Это что-то изменит в бракоразводном процессе?
Сидни мотает головой:
– Не-а. Если уж на то пошло, это облегчит твою жизнь, так как нам не придется бороться за алименты или график посещений ребенка. Вы уже сделали тест?
– Нет, мы вроде как… не совсем… Я жду, когда он… попросит. Не хочу на него давить. Ему нужно много всего переварить, тем более что та ночь не должна была вылиться во что-то такое. Я даже не знала его имени до недавнего времени.
Сидни смеется и смотрит на меня с недоверием.
– Ты шутишь.
– Не-а.
– Я даже не знаю, испытывать мне трепет или шок. Похоже на те истории, когда люди сходятся спустя пятьдесят лет, но эта даже удивительнее.
Может ли у нас еще что-то получиться? Коннор ведь спас меня не только от гнева Кевина. Воспоминания о той нашей ночи спасали меня на протяжении всех этих лет. Если бы я не знала, что бывает по-другому, то давно бы сдалась.
– Что ж, это все.
Сидни откидывается назад.
– Это так безумно и так в духе Коннора, – протягивает она.
– Что в духе Коннора?
Его низкий голос заставляет меня подпрыгнуть.
– О, привет. Мы как раз говорили о тебе.
Они с Хэдли обмениваются взглядами и поднимаются к нам на веранду.
– Я уж понял. Рад видеть тебя, Сид. Чем могу помочь?
Она встает и кладет руки на пояс.
– Можешь для начала сказать, как сильно по мне скучал.
– Я бы с радостью, Гусенок, но, кажется, моя подружка Хэдли зовет меня теперь Утенком. Не знаешь, кто ей подсказал?
Сидни широко улыбается и почти сразу заливается смехом:
– Боже, тот вечер был незабываемым!
Как только она немного успокаивается, то поворачивается ко мне:
– Видишь ли, братья Эрроуд – сущее зло, по крайней мере по отношению друг к другу. Никаких запретов и тормозов. Если они знают твою слабость, они этим воспользуются. Коннор боялся пруда у меня на ферме. Возможно, потому, что Деклан, Джейкоб и Шон как-то сказали ему, что, если сунуть туда ноги, пальцы отвалятся. Но, конечно же, только если твое имя начинается с буквы «К».