Я плачу до тех пор, пока не чувствую, что слез больше не осталось. Я опустошена и разбита, лежу в кровати, хотя даже не помню, как туда вернулась.
Смотрю на Коннора и все еще надеюсь, что сейчас он скажет, что все это был дурной сон. Однако, судя по его взгляду, это ужасная реальность.
– Я должна идти, – говорю я грубым и охрипшим голосом.
– Нет, – быстро отвечает он.
Я выпутываюсь из его рук, и сердцу больно оттого, что он больше не касается меня.
– Ты должен был понимать, какой будет исход.
– Что мне сделать? Хочешь, чтобы я сдался полиции? Я сделаю это. Прямо сейчас пойду к шерифу Мендосе и сознаюсь.
Я мотаю головой, и меня накрывает новая волна слез.
– Не надо, Коннор. Я не хочу, чтобы еще один отец Хэдли оказался в тюрьме.
Он берет мое лицо в ладони:
– Скажи, что я могу для тебя сделать.
В том-то и дело, что ничего. Не он был за рулем той машины. Если Коннор пойдет сейчас к шерифу, то это только навредит людям, которые и так сполна заплатили за грехи своего отца.
– Ты можешь позволить мне встать с кровати и выйти прочь из этой комнаты.
Он сжимает челюсть так, будто хочет поспорить, но затем делает так, как я прошу.
Я снова думаю о том, что не хочу терять его. Мысль о том, чтобы уйти, убивает меня. Но я должна взять себя в руки. Я не могу совершить те же самые ошибки.
Соскользнув с кровати, я хватаю вещи и направляюсь в ванную.
Одевшись, я смотрю на себя в зеркало. Кто эта женщина? Я не плакала уже несколько месяцев. Все это время я чувствовала себя сильной, красивой и умной. Но в одно мгновение все это исчезло.
Я думаю о Хэдли. Она будет подавлена, причем гораздо сильнее, чем была из-за Кевина. Малышка любит Коннора и обожает этот дом. Все ее надежды рассеются как туман, когда я расскажу ей, что снова ошиблась с выбором.
Я выхожу из ванной и натыкаюсь на Коннора. Он ждет меня, прислонившись к стене. Мы встречаемся глазами, и мне приходится отвести взгляд. Он – моя слабость, а прямо сейчас мне нужна сила.
– Куда ты пойдешь? – наконец спрашивает Коннор.
– Сегодня переночую у Сидни. Потом не знаю. Думаю, поищу что-нибудь.
– Оставайся здесь.
– Здесь?
Он отталкивается от стены и подходит совсем близко ко мне, но не притрагивается.
– Да, здесь Хэдли счастлива, и ей комфортно. Вы можете остаться здесь, а я найду другое место.
– Ты хочешь, чтобы я осталась в этом доме?
– Я хочу, чтобы ты осталась со мной, но пока просто пытаюсь упростить ситуацию и отпустить тебя.
Ничего простого в этом нет.
– Мне нужно немного времени. Я не могу притвориться, будто ничего не случилось. Мне очень хочется верить, что ты ничего не знал и именно брат ввел тебя в курс дела, но все это очень…
– Не нужно оправдываться, Элли. Если тебе нужно время, то я дам тебе его.
Я хочу броситься ему на шею, обнять его, чтобы не дать ни пространству, ни времени разлучить нас. Но мне нельзя этого делать.
– Хэдли захочет увидеться с тобой.
Из его горла вырывается глубокий вздох, а лицо бледнеет.
– Я буду здесь. В любое время… для вас обеих.
Я ничего не беру с собой из вещей, только хватаю сумочку со столика в прихожей. Взявшись за дверную ручку, я замираю.
«Просто открой ее, Элли. Уйди, потому что ты понимаешь, что должна», – велю я себе. Но моя рука не может пошевелиться, так как я чувствую его за спиной.
– Элли…
Я закрываю глаза, и всхлип застревает у меня в горле. Ничто не причиняло мне так много боли.
Ничто.
Я бы вынесла хоть тысячу избиений, если бы это означало, что мне не придется переживать этот момент.
С трудом выдохнув, я расправляю плечи и собираю все силы, которые у меня есть.
Пора.
– Прощай, Коннор.
Как только дом исчезает из виду, я останавливаю машину и плачу так сильно, как никогда в своей жизни.
36. Элли
Прошло уже два дня.
Два дня страданий.
Я не могу есть. Я не могу спать. Мне удается быть сильной только тогда, когда Хэдли рядом, и то выходит не очень убедительно.
– Мам, где Коннор?
Вопрос, которого я пытаюсь избегать.
Дочка пристально смотрит на меня, ее губы дрожат.
– Он у себя дома, – я протягиваю руку, чтобы успокоить ее.
– Почему мы до сих пор у Сидни?
Потому что нам больше некуда идти.
Не хочу врать ей, но и сказать правду не могу.
– Коннор не очень хорошо себя чувствует, так что мы останемся здесь, пока ему не полегчает.
Хэдли склоняет голову набок:
– Разве мы не должны быть рядом с ним?
Мое сердце, кажется, готово вырваться из груди. Я хочу быть рядом с ним, но как я могу?
Как я могу простить его после всего, что случилось? Он врал мне. Я отдала ему душу, а он ее уничтожил.
– Не сейчас.
– Когда мы сможем пойти домой? – допытывается малышка.
Я беру ее ладошки и пытаюсь улыбнуться.
Она тоже через столько всего уже прошла, и я чувствую, будто снова ее подвела. Я снова доверилась мужчине, который не заслуживал этого. Нужно как-то подготовить дочку к тому, что семья, которую мы строили, распадается.
– Хэдли, Коннор и я… мы… ну мы решили побыть отдельно друг от друга.
– Но, – она вырывает свои ладошки из моих рук, – я люблю его!
– Я тоже его люблю, но иногда не все так просто.
Хэдли мотает головой:
– Мы должны вернуться, мам. Мы должны! Коннор любит нас, и он делает тебя счастливой. Ты больше не плачешь, и Коннор не бьет тебя!
А как же мои душевные раны…
– Я знаю, милая, но мы поссорились и решили, что нам нужно взять перерыв.
Ее глаза расширяются:
– Он мой лучший друг.
– А еще он твой отец и всегда будет частью твоей жизни. Этого я у тебя никогда не отниму.
Хэдли начинает плакать, и все внутри меня сжимается. Я молча наблюдаю, как моя малышка пытается осознать услышанное.
Когда я ушла от Кевина, то почувствовала освобождение. Но, покинув Коннора, испытываю лишь мучения.
– Пожалуйста, мам! Пожалуйста! Мы должны вернуться! У меня там домик на дереве, а еще Коннор не знает, что делать с животными. Мы должны помочь ему, мы нужны ему… Он никогда не заставляет нас грустить. Мы с ним собирали тыквы и яблоки. Пожалуйста!
Пожалуйста, пусть это прекратится.
Я тоже начинаю плакать, видя, как сердце дочери разваливается на части.
– У тебя всегда будет Коннор, Хэдли, – я убираю слезинку с ее щеки. – Знаю, тебе трудно это понять, но иногда мы должны уходить от тех, кто нас любит, даже если они берут нас собирать тыквы и яблоки. Иногда просто по-другому нельзя.
Ее грудь быстро поднимается и опускается, она громко дышит.
– Я хочу к Коннору!
И я хочу.
– Я знаю, и мне жаль. Ты понятия не имеешь, как сильно я люблю тебя, Хэдли. Я готова на все ради тебя, но вернуться к Коннору не могу.
– Ты всегда прощала папу, – ее голос дрожит. – И я не понимаю, почему ты не можешь простить Коннора.
После этого из ее груди вырывается всхлип, и она убегает. Когда хлопает дверь, я подпрыгиваю, ощущая, что еще какая-то часть меня разбилась вдребезги.
– Элли, я волнуюсь, – говорит Сидни в четыре утра.
После разговора с Хэдли я так и не прекратила плакать. Но Сидни ничего не знает. Я не могу рассказать ей о том, что узнала, потому что это слишком болезненно, да и к тому же боюсь, что она будет обязана потом сообщить об этом.
Черт, она ведь может уже все знать, потому что они с Декланом раньше встречались.
Это какой-то кромешный ужас.
– Я в порядке.
– Правда? – сомневается Сидни. – Потому что я никогда не видела, чтобы кто-то столько плакал. Что случилось?
Не уверена, что смогу объяснить.
– Я узнала нечто страшное. Вещи, которые, как Коннор, наверное, надеялся, я никогда не узнаю… Теперь я не могу быть с ним.
– Он сделал тебе больно? Потому что тогда, клянусь, я лично его прикончу.
– Нет, ничего такого… Это просто кое-что о том времени, когда мы познакомились.
– О, – говорит она, потирая мою спину. – Ну это же было восемь лет назад, верно?
– Ага, но там все сложно.
– Уверена, это так, но вы такой путь прошли. Мне не хочется видеть, как у вас все рушится из-за чего-то, что случилось, когда вы были практически детьми.
Если бы она знала, о чем идет речь, то отреагировала бы по-другому.
– Не думаю, что можно как-то это исправить. Черт, я не понимаю, как мне простить его, даже если я захочу.
Сидни качает головой:
– Может, расскажешь, чтобы я могла помочь?
– Подробности не важны.
Ну важны, конечно, но не для нее.
– Хорошо, тогда расскажи мне хотя бы в общих чертах.
Я откидываюсь назад на диване и прижимаю подушку к груди.
– Оказывается, Коннор знал, что случилось с моими родителями.
Сидни округляет глаза:
– Он знал?
Ей тоже известно, что они погибли и что их дело заглохло много лет назад.
– Да, но утверждает, что понял все только четыре дня назад. И тем не менее он знал, что произошло в ту ужасную ночь.
Это то, что больше всего сбивает меня с толку. Как Коннор мог не сложить одно с другим? Знай я, что его отец был замешан в аварии с летальным исходом и последующим бегством в ту же ночь, когда погибли мои родители, я бы обо всем догадалась.
– И ты веришь ему?
– Не знаю.
Сидни откидывается назад и поджимает под себя ноги.
– Я знаю Коннора с детства, и он, конечно, всяким бывает, но не обманщиком. Мальчишкой он не смог бы соврать даже с приставленным к голове пистолетом. Нам с Декланом приходилось прокрадываться незаметно мимо его комнаты, чтобы он не увидел нас и на разболтал. Не хочу сказать, что он не вырос и не изменился, но также я вижу, как он предан и заботлив, когда рядом ты. Думаешь, у него хватит духу намеренно причинить тебе боль?
Нет… по крайней мере, я так думала.
– Как ты тогда это объяснишь?
– Не знаю, Элли. Правда не знаю. Я сталкивалась с разным безумным дерьмом на своей работе и во время волонтерства. Думаю, я довольно хорошо разбираюсь в людях, поэтому не верю, что Коннор способен причинить тебе вред. Я никогда не видела, чтобы он так смотрел на кого-то, кроме тебя. Коннор неистово тебя любит.