Главным образом потому, что как только развод станет официальным, этот дом уже не будет моим, и из-за этого нам нужно все вывезти. Кевин владеет всей землей и домом на этой ферме. Я ничего об этом не знаю, и дом принадлежал его семье, а не моей, поэтому я не имею на него никаких прав, даже если бы и хотела.
— Я ненавижу быть там.
— Ты же знаешь, что нам там ничего не помешает, не так ли?
Хэдли посмотрела на меня — ее зеленые глаза широко раскрыты и доверчивы.
— Я знаю. Папа в тюрьме.
И это самое печальное. Она чувствует себя в безопасности только потому, что Кевин в тюрьме.
Я столько раз была близка к тому, чтобы сказать ей, что Коннор — ее отец. Я хотела выжечь это вместо того, чтобы мучиться над каждым словом, которое хочу сказать. Было трудно знать правду и скрывать ее от нее, но мы с Коннором решили подождать. Я хочу, чтобы Кевину вручили документы, что произойдет на этой неделе.
На этой неделе я также буду подавать заявление о расторжении родительских прав из-за ДНК, которое доказывает, что Кевин не является ее отцом.
Сидни удалось заставить Кевина согласиться на тест ДНК, и она сохраняет эти результаты для судебного разбирательства.
Все это беспорядочно и уродливо, но каждый шаг был необходим, чтобы убрать его из моей жизни.
— Ладно, как насчет того, чтобы ты побежала назад и приступила к домашнему заданию, и вскоре мы встретимся в доме?
Хэдли улыбнулась и бросилась бежать.
Я возвращалась к дому, не спеша, наслаждаясь чистым осенним воздухом. Это напоминает мне мою маму. Она любила это время года. В нашем доме пахло яблоками, тыквами и пряностями.
Выпечка приносила ей огромное чувство радости, а мой отец любил все, что касается ужасов, поэтому Хэллоуин был его любимым праздником.
Я иду по высокой траве, просто дышу без волнения. Сейчас у меня совсем другая жизнь. Я не беспокоюсь об обеде на столе или о том, чтобы дом был безупречным. Как мой способ поблагодарить Коннора, я действительно готовлю и убираю, но он не ожидает этого от меня.
Напротив, он требует, чтобы повар не убирал. Так что я могу сидеть за столом после ужина и… ничего не делать.
Подойдя ближе к дому, я увидела его высокое телосложение — солнце ярко пылает за спиной мужчины.
Господи, он великолепен.
Его кепка наклонена назад, скрывая волосы, сквозь которые я люблю проводить пальцами, а его белая рубашка подчеркивает напряженные мышцы, когда он поднимает тюк сена.
Видимо, фермерство действительно ужасно сексуально.
Я стою в нескольких футах от него, жую большой палец, впивая его полностью.
Он без труда подбрасывает тюк, и я тихо вздыхаю.
Наши взгляды встречаются, и он бросает мне одну из своих легких улыбок.
— Привет.
— И тебе привет.
— Нравится то, что ты видишь?
Каждый раз, блядь, да. Но вместо того, чтобы он получил удовольствие от моего ответа, я пожимаю плечами.
— Думаю, ничего так.
В его голосе заплясали веселые нотки.
— Думаешь?
— Ну, я имею в виду, ты хорошенький.
И тогда он бросается ко мне. Я пищу и бегу, но у меня нет ни единого шанса, чтобы он меня не поймал. Коннор хватает меня и тащит на руки. Мои ноги подкашиваются, а потом Хэдли выбегает на улицу.
— Коннор! — кричит она, и он бросается бежать со мной на руках.
— Ты не сможешь нас поймать!
Мои руки обхватили его шею, когда он кружится, а Хэдли бежит следом.
— Ты поймал мою маму!
— Да, и если хочешь ее вернуть, то должна поймать нас!
Я смеюсь, когда он уклоняется от нее. Она истерически хохочет, гонясь за ним, и в этот момент я самая счастливая женщина в мире.
Никто не тянет меня на дно.
Сейчас я в его руках, мы бегаем по полю, наша дочь гонится за нами. Я улыбаюсь, и мне кажется, что мир улыбается вместе с нами.
— Иск на развод официально подан. Судья рассмотрит дело, и, независимо от того, подпишет его Кевин или нет, он вынесет решение, поскольку Кевин в тюрьме в ожидании суда.
Даже не знаю, что сказать. Прошли месяцы ожидания, пока закончится дурацкое ограничение времени, и Сидни была бдительна, отсчитывая дни до момента, когда она сможет нанести удар.
— А как насчет отцовства?
Женщина достает копию анализа.
— Ему вручили ее в то же время, когда он получил свою версию результатов. Ты хочешь увидеть?
Я кивнула. Я знаю, что Хэдли не его, но было бы приятно увидеть это собственными глазами.
— Ты смотрела?
— Нет, я не думаю, что это мое дело.
Я улыбнулась. Сидни стала надежным другом, чего у меня никогда раньше не было. Хэдли любит ее, а она любит дразнить Коннора. С ней весело проводить время.
— Спасибо, Сид.
— Все хорошо, но, пожалуйста, открой эту чертову вещь, чтобы я могла успокоить внутреннее напряжение.
Я делаю, как она попросила, улыбаясь, пока читаю результаты.
— Я так понимаю, что он не ее отец?
— Нет, — сказала я со слезами радости, — Нет, нет, но мы это уже знали, хотя… это снова все подтверждает.
— Да… Коннор?
— Да, он ее отец.
Сидни откинулась на спинку кресла — на ее лице видно удивление.
— Я так и думала, потому что у Хэдли глаза Эрроувудов, но я не понимала, как это возможно.
— Я всегда надеялась на это.
Она улыбнулась.
— Я тоже надеялась на это. Слушай, — сказала Сидни, прежде чем сделать паузу, — Хочу предупредить тебя, как подругу, у братьев Эрроувуд много… багажа. Я встречалась с Декланом всю свою жизнь. Он поцеловал меня, когда мне было восемь лет, сказал, что мы собираемся пожениться, и все. Я полюбила его всем сердцем и верила, что он был моим навсегда, но он изменился. День за днем парень, которого я знала, исчезал из-за избиения своего отца.
Смотреть на это было невозможно, но у нас был план. А потом он ушел и не вернулся. Любить этих парней легко, но потерять их, ну, пережить это, трудно.
Мой первый инстинкт — защитить Коннора, но я сдержала это желание. Сидни говорит мне это не для того, чтобы сделать больно, она ведет себя как друг. Я тоже слышу боль в ее голосе. Понятно, что она так и не пережила потерю Деклана.
— Я знаю, что у них было трудное детство.
Она фыркнула.
— Элли, все, что он тебе сказал… умножь на два. Эти ребята прошли через ад, и на это было ужасно смотреть. Коннор пережил больше, чем мы, возможно, знаем, потому что он был последним, кто остался дома. Деклан был первым, кто ушел, он учился в колледже, как и я. Нам было хорошо, даже замечательно. Мы учились в школах, расположенных рядом, но когда Коннор ушел в учебный лагерь, Деклан закончил со мной. Я была в депрессии и замкнулась, когда он оставил меня.
— Мне жаль, что он сделал тебе больно.
— Мне тоже. Печально то, что я бы побежала с ним. Я пошла бы за тем мужчиной на край света, но он сказал мне остаться и что я ему больше не нужна. Он хотел начать сначала, а это означало, что "мы" закончились.
Возможно, Сидни делает все возможное, чтобы замаскировать боль в своем голосе, но я слышу ее в каждом слоге. Я также слышу ее любовь к нему. Но Коннор не Деклан, а я не она. Мы поговорили о некоторых вещах, и я должна верить, что после всего, через что я прошла, Коннор не скрывает от меня что-то темное, что заставит его снова сбежать.
Мы уже разобрались с этой частью.
— Я знаю, что у тебя и его брата были проблемы, но мы уже не юны и не входим в отношения с полуоткрытыми глазами. Коннор знает моих демонов, и он рассказывал мне о своих. Я ценю, что ты хочешь мне помочь, и слышу твои слова, правда, слышу, но между нами что-то есть. У нас общий ребенок и… Я не знаю, Сидни, просто так…
— Легко любить его?
Я хочу отрицательно покачать головой. Я не люблю его, по крайней мере, пока не люблю. Я знаю, что могла бы. Знаю, что мое сердце хочет нырнуть в чувства, но я держу голову трезвой. Любовь — могущественная, и может быть использована против кого-то, если ее носитель не имеет добрых намерений, а я отказываюсь бросаться в водоворот снова, не зная, на что иду.
— Легко по крайней мере хотеть любить его.
Сид протянула руку и накрыла мою.
— Я не говорю тебе держаться подальше от него или что-то в этом роде. Я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Я не хочу, чтобы ты или Хэдли испытывали хотя бы половину такой же боли, как я…
Ну, я бы сделала все, чтобы этого не случилось.
— Я ценю это.
Она улыбнулась.
— А теперь давай отпразднуем твой будущий развод и поедем!
Я схватила свою сумочку с широчайшей улыбкой и кивнула.
— Да. Давай.
Сегодняшний день полон возможностей и радости, и я планирую наслаждаться и тем, и другим, но что-то внутри беспокоит меня, говоря, что это не конец.
Не знаю, почему я здесь.
Каждый инстинкт и красные флажки предупреждают меня вернуться.
Но вот я в тюрьме округа Люцерн, где стеклянная стена отделяет меня от пустой комнаты.
Руки покалывает, потому что нервы зашкаливают. Я знаю, что он не может сделать мне больно, прикоснуться ко мне или сделать что-либо в этот момент. Но от того, что я увижу Кевина, меня тошнит.
Всё-таки мне нужно сказать эти вещи. Мне нужно встретиться с ним и дать ему понять, что я не боюсь.
Ну, я боюсь, но не покажу ему этого.
По ту сторону стеклянной перегородки начинает появляться вереница заключенных, одетых в оранжевые комбинезоны. Я держу руки на коленях под прилавком и жду.
Он идет медленно, глаза не встречаются с моими, пока не садится.
Этот человек так долго был причиной моего страха — он мучил меня, преследовал, а теперь, когда я смотрю на него, он кажется таким маленьким.
Кевин садится и снимает телефон со стены, и я делаю то же самое.
— Ты здесь, чтобы толкнуть меня, когда я и так на краю? — Его глубокий голос хрипит в трубке.
— Это ничем не будет отличаться от того, что ты сделал со мной. — Его глаза закрываются, голова падает вперед, но он держит телефон возле уха. — Я здесь не для этого. Я здесь, потому что… Ну, на самом деле даже не знаю, но я чувствовала, что хочу иметь какое-то завершение, независимо