Стоящая сзади кухарка ударила его сзади по темечку заранее припасённой сковородой, на которой Ника так любила жарить яичницу. Будь Виталий в своём теле, он такого рода удар мог бы и выдержать, просто схватившись за голову и ринуться в схватку, но он был заперт в теле довольно-таки хрупкой Маринки, и потому, не выдержав встречи с металлом, свалился на пол, ошеломлённо выкатив глаза.
Быстро обмотав его руки и ноги скотчем, отвратительная парочка принялась запихивать его негнущееся тело под стулья с онемевшей от ужаса Никой. Она понимала, что давным-давно следует во всё горло кричать и звать на помощь, но предательская жила, где-то глубоко в теле, словно отключила защитную систему и Ника не могла издать не звука, замерев как кролик и скорчившись от ужаса.
Расположив бесчувственную Маринку снизу, Ольф взял в руки один из кошмарного вида ножей, принесённых с собой, и холодной, липкой рукой, потрогал съёжившийся Никин живот.
– Я очень надеюсь, что ты беременна, детка. Да и как иначе? Иначе бы нас не втянуло вслед за этим дурацким ожерельем. Так что я тебя поздравляю. Ты практически мать. Ты поможешь родиться новому миру. Хотя, если честно, мать нового мира, скорее всего будет твой бывший муж, – Ольф радостно захихикал. – Вот это его удивительная награда, хоть он сам этого ещё не понял и не оценил.
Нет! – кричало всё в её сознании, – нет, пожалуйста нет! Пожалуйста, пусть он не делает этого!
– Или сделать всё по высшему разряду? – спросил сам у себя Ольф. – В середину ночи? Договорились, – он отложил нож в сторону. Надо дождаться ночного равновесия, думаю часа ночи будет достаточно. И мы вскроем тебя как консервную банку, чтобы накормить тех, кому это необходимо. Твоя судьба, прямо скажем, не завидна, но, положа руку на сердце, сознайся – столь великой роли ты для себя даже представить не могла.
Ника закрыла глаза, не в состоянии наблюдать происходящее, и еле-еле удерживая себя от того, чтобы не свалиться в обморок, спасительные объятия которого ощущались совсем близко у границ паникующего мозга. Господи, господи, господи, пожалуйста, сделай так, чтобы этот ужас закончился. Спаси меня, господи, выведи из беды! – как заевшая пластинка повторял и повторял её мозг.
– Ты зеркала позакрывала? – через какое-то время скучным голосом поинтересовался Ольф, продолжавший все время поглядывать на часы.
– Нет, – помотала головой кухарка.
– Дура, – рявкнул слабым голосом Ольф. – Ну как с такими дурами работать? В ванне и в спальне проверь, обязательно.
Зеркало! Как за последнюю, сумасшедшую надежду вцепилась в эту мысль Ника. Господи, прошу, сделай так, чтобы виконт выручил меня, пройдя в зеркало, как я ходила. Кто-нибудь, спасите меня!!!
Шум со стороны ванны заставил Ольфа встрепенуться. Что-то упало на пол, словно кто-то с размаху бросил на пол мешок картошки.
– Что случилось? – кинулся в ту сторону и, не успев выйти в коридор, ввалился обратно, опрокинувшись на спину, заливая лицо и пол брызнувшей во все стороны кровью.
– Так приятно иногда встретить старых знакомых, – скидывая рукавицу с металлическими накладками на пол сообщил виконт, входя в комнату и с любопытством оглядываясь. – Знакомые лица рождают ощущение спокойствия и приязни. Я рад, что успел появиться вовремя. Но, судя по веревкам, ты была близка к неприятностям. Следовало тебе собраться с силами ранее.
Ника, не веря, смотрела и смотрела на вошедшего, который сначала освободил её от пут, а потом, подняв на руки, как невесомую, но очень хрупкую вещь. Его лицо приблизилось так, что глаза Ники сами собой закрылись. Поцелуй длился так долго, что Ника успела мечтами унестись на этой волне куда-то очень далеко.
Наконец, они одновременно остановились и, чуть отстранившись и весело прищурясь, виконт шепнул прямо ей в глаза:
– Я нашел тебя. Почти потерял веру, что найду, но ты нашлась! И, наверняка, тебе не просто будет принять решение сейчас и ответить на мою просьбу, но ты попробуй, – он крепче прижал её к своей груди. – Ты согласишься взять меня своим мужем? Я так люблю тебя, моя многоликая богиня!
Ника, рассмеялась, словно рассыпая звонкие колокольчики безмятежного, счастливого смеха.
– Мне никогда не делали столь приятного приглашения и в такой вот форме. Я должна бы для проформы подумать, но я не буду себя морочить. Конечно, я согласна! – она поцеловала его в ищущие губы. – А почему ты считал, что мне будет не просто принять решение?
– Как бы это тебе поточнее передать, – замялся виконт. – Тут две новости. Одна – хорошая, другая… другая. Очень. Хорошая, это то, что, судя по силам, включившимся вокруг тебя, ты зачала, то есть беременна от меня. А другая новость – это, я сам боюсь запутаться в определениях, но теперь для этого куска мира ты являешься создателем процессов и причин. – И, увидев ошарашенное и явно непонимающее лицо Ники, он добавил. – Короче, ты беременна… и ты бог.
Эпилог
Очередной день, полный трудов и событий, пролетел мимо. Далеко у самого края неба, словно зацепившись за длинную тучу, садилось солнце.
Ника стояла, прижавшись лбом к прохладному стеклу окна и глядела на городскую жизнь, бурлившую на дорогах и переливающуюся на тротуары, куда только не кинь взгляд. Людей на этих тротуарах, словно ингредиенты в похлёбке, сталкивало и разводило в стороны по абсолютно случайным поводам.
Какое странно иногда происходит… – думала Ника. Бултыхаешься и бултыхаешься, не только не наметив цель, а попадая как кур во щи в чужую, бессовестную игру. Но под ногами сбивается неведомое масло, как у той лягушки из притчи, и ты можешь крепко на нем стоять. Не тонуть. Так и я. Теперь не тону.
Но понимаю ли я, на каком куске масла я стою? И я ли его сбивала? Или мной сбивали? А если мной, то кто? Я мало что понимающий бог. Вернее, богиня. Которая словами и желаниями может менять события под себя, совершенно не понимая как. Следовательно, есть кто-то, кто понимает. Создатель? И что делать, когда понимаешь, что ничего не понимаешь?
– В коридоре администрация новое зеркало повесила. Как бы не промахнуться, ненароком, – ввалившийся в комнату виконт скептически качал головой. – Они вообще понимают, что делают, окружая себя зеркалами? А двери в доме запирают. Абсурд. Это всё женские затеи. Ненужное. Мужчина и без зеркал знает, что он неотразим и прекрасен.
– Я помню неотразимого Гектора – вот уж первая встреча произвела на меня впечатление, точно никогда не забыть! И это был человек, живущий и работающий у тебя в замке. Как говорится, по слуге можно судить о господине, – улыбнулась она. – Так что не стоит тут разводить рассуждения о прекрасном.
– Некоторые моменты улучшились, – напомнил виконт. – В целом, жизнь у людей стала лучше. Но что характерно, работать они от этого лучше не стали. С твоей мягкостью скоро вообще от рук отобьются.
– А ну и пусть. У многих такая сложная жизнь – надо дать им побольше хороших моментов.
– И мне, – обрадовался виконт. – Мне тоже подавай побольше хороших моментов. Можешь себя во все включить.
– Ты, мистер, подальше держись. Что за студенческие манеры? – она в шутку стукнула его по руке, прилипшей куда не следовало в этой обстановке.
– А где Алекс? – виконт водрузил на стол огромную корзину с фруктами. – Тут я его любимые груши – тоже прихватил.
– С бабушкой. Повёл её в продуктовый магазин. Она туда до сих пор, как в музей ходит. Никогда, наверное, не привыкнет. Лучше бы она музеями интересовалась.
– Я, между прочим, тоже в восторге от вашей еды, – уточнил виконт. – Просто, как мужчина, держу себя в руках – каждый раз, когда мы тут. А коньяк! – он уважительно поднял палец. А водка – с этой, как её зовут… селёдкой под мантией!
– Под шубой, – поправила Ника. – Держи себя в руках. Ваше вино намного полезнее, поверь мне.
– После вашего, в моих жилах просыпается зверь, – поиграл бровями виконт. – Не сравнить.
– Видели мы вашего зверя, – улыбнулась Ника. – Пусть просыпается, но только по ночам, когда можно закрыться от всего мира Мороком...
– А днем что? Будешь править? – он притянул её к себе и легонько прикоснулся губами к встречающим его губам.
– Буду, конечно. Хотя, непросто это – каждый год превращаться на целый месяц в богиню. Никак, если честно, не привыкну. Замышляю одно, а в конечном счёте получается совершенно другое. Пытаюсь убрать зло в одном месте, в другом, вследствие этого война начинается. Такое ощущение, что чтобы я не делала, в конечном результате только хуже становится.
– Не грусти. Помнишь, как объяснял церковник – каждое событие толкает следующее, набирая негативную силу. То, что по твоему слову происходит рождение события, разрушает тонкую плёнку мира, и как камень, брошенный в середину пруда, достигает своими волнами всех берегов.
– И что я за демиург такой, которой всё может и ничего толком не может?
– Уж точно не я тебе отвечу. Храни середину, пытайся поправить очевидное зло, но не напрямую, в лоб, а как-нибудь… наискосок.
– Легко сказать. Мне кажется, чем меньше я вмешиваюсь, тем лучше получается.
– Ну да, советов я могу надавать без трудностей. Но я рад, что не мне решать, как поступать с этим твоим миром. Это я только на словах разбираюсь. Сам бы точно рехнулся. Хорошо, что ты у меня есть, – он поцеловал её в висок, задержавшись и понюхав прядь волос.
– Потом всё это ляжет на Алекса, – грустно кивнула Ника.
– Это его предназначение, – согласился виконт. – Но, до совершеннолетия ещё много времени, ты успеешь его подготовить. Или ты так ему еще ничего и не говоришь?
– Пока рано, – Ника улыбнулась. – пусть растёт как обычный ребёнок, с нормальным детством. С ребячьими обидами и разборками в песочнице. Жаль, что он так редко посещает этот мир, но это необходимый компромисс. Не жить же нам на два дома…
– Ты же знаешь, я многое бы отдал, чтобы мы смогли бывать здесь чаще, но так трудно выбрать момент равновесия мира, чтобы каждое наше появление не заканчивалось наводнением или землетрясением – как прошлый раз.