– Рассказала мне всё Серафима Сергеевна, товарищи, – проговорил он сухо. – Молодцы, что квадрат на болоте огородили. Понимаю, щитов у вас нет, масштаб хозяйства не тот. Но и охранные заклятия, укреплённые Витиной формулой против брони, – неплохая придумка. Отдельное спасибо, что сами не полезли. Гордыня – она, матушки мои, смертный грех.
Громова фыркнула и отвернулась. Лена посмотрела на профессора строго, в глазах её промелькнула едва различимая тень осуждения.
– А теперь так же, без гордыни, послушайте, что я вам сейчас скажу, – проговорил Решетников, и его слова повисли в тишине ледяной тяжестью. – Не Кармановское болото сейчас наша проблема…
– Как – не болото? – рассердилась Нина. – Оно нам жизни едва не стоило. Тогда! Нынче! А вы нас уверять станете, что это всё пустое? Выдумки бабьи, по-вашему?
– Знаете ли вы, товарищ Громова, что многие вещества в больших дозах яд, а в малых – лекарство? Знаете, должна была вас Галина Васильевна учить, Липовцева. Понимаю я, товарищи маги, что вам, всей группе вашей, да и Вите это болото жизнь отравило. И то, что выжили вы и не сломались, – не государства заслуга, не магов из Министерства обороны. Выжили вы сами, держались друг за дружку, как только советские люди умеют держаться. Заслуги вашей и боли, как и своей вины перед вами, я не умаляю. Но вы, уж простите за прямоту – я человек старой закалки, юлить не хочу, – вы только десяток бойцов. Пусть и магов. Хороших магов. Вам Кармановское болото и формула едва жизни не стоили, а для страны могут стать лекарством от хвори, которая, дай ей волю, Украину сожрёт, а потом дальше пойдёт гулять по советской земле.
Серафимы недоумённо переглянулись, не понимая, о чём толкует старик-профессор. Решетников неторопливо встал, прошёл в прихожую к своему большому саквояжу, достал оттуда какие-то свёртки и перенёс на стол.
Маша и Лена торопливо принялись убирать чашки и пироги. Громова сняла скатерть, выскочила с ней на крыльцо – стряхнуть крошки – и тотчас вернулась, чтобы не пропустить ни слова.
Решетников уже раскладывал на блестящей полированной столешнице бумаги, карты, снимки. Не будь собравшиеся в комнате магами, ничего не сказали бы им фотографии. Чистое поле с кое-где потоптанной травой да парой тёмных бугорков – словно лежит кто-то ничком на пригорке. В правом углу виден военмаг, погон не разглядеть – зерно на снимке крупное, и лица-то не узнаешь. Зато очень хорошо видна поза – переплетённые пальцы, напряжённые плечи. Наводчик держит замораживающее заклинание. И на чёрно-белом снимке видно, что руки у наводчика уже тёмные, гематома одна. Значит, держит несколько часов. От такого кости выгорают до локтя. Маг уже инвалид, хоть, может быть, ещё чувствует руки. При таком цвете ладоней ясно, что, как только ток магии прекратится, гангрена ему обеспечена. Остановить гангрену от магической травмы почти невозможно. Будет ампутация обеих рук.
На другом снимке врачи грузили в вертолёт маг-лейтенанта. Лицо – маска тёмного воска. Остановившийся взгляд широко открытых глаз устремлён в одну точку – словно даже сейчас, при смерти, он пытается отдать магическому расчёту остатки своей силы. Над лейтенантом склонилась черноволосая сестра милосердия. Нелли. Девчата узнали её тотчас, но постарались не подать виду – может, не признал в простой медсестре Решетников девчонку из «героической седьмой».
– Что там?
Первой нарушила молчание Сима. Не могла она больше смотреть на тёмные руки уже обречённого наводчика.
– Это под Стеблевом. Корсунь-Шевченковский котёл помните? – проговорил профессор. – Вам, Серафима Сергеевна, да и вам, – Решетников бросил взгляд на Лену, перевёл на Нину, что по-прежнему держалась в стороне от подруг, – это ничего не скажет. А вот Маша и Игорь вспомнят. Такие битвы надо помнить.
– Я помню, – тихо выдохнула Сима. – Витя рассказывал.
Сердце кольнула тупая боль.
– А рассказывал он вам о боевой группе «Зигфрид»? – Сима вздрогнула, слова старого учёного резанули по живому. Сколько ещё солгал ей Витя?
– По глазам вижу, не рассказывал, – продолжил профессор. – А стоило. Потому что не только у вас, и у немцев было своё Кармановское болото. Юрген Вольф и его бойцы прошли через почти такую же формулу. Они не смогли провести обратную трансформацию. Когда Виктор сумел их остановить, это уже была дикая стая демонов, которые рвали чужих и своих.
– Но ведь он их уничтожил? – спросила Лена, и её голос от волнения прозвучал совсем тонко, сорвался. – Если бы он их запер, как нас… За столько лет они сошли бы с ума. Это так, да? Сумели сломать печати, и теперь вы пытаетесь их сдержать?
– Хотите демонов с демонами стравить? Думаете, раз Ольга не сдержалась, то и мы перьями обрастём по первому зову? – оборвала подругу Нина, зло глянув на старого мага. – Думаете Сашку на нашу помощь с фрицами обменять. Так знайте, я больше под формулу не пойду. Заставить вы меня не сможете, я в сорок первом умерла, долг Родине отдала с запасом! – выкрикнула она отчаянно.
Повисла неловкая тишина.
– Заставлять не буду, Нина, – ответил ей профессор, снял очки, протёр клетчатым платком. Неторопливо сложил его и убрал в карман. – Понимаю, через что вам пришлось пройти. Но выслушать прошу до конца. А уж там и решите. Витя «зигфридов» не запирал. Вас он сохранить хотел, потому и оставил на годы в Карманове. Как видите, живы почти все, пусть и не сам он придумал, как вас вытащить. Машенька помогла. А по немцам били со всей силы. Сами знаете, что такое бесконтрольный демон. Только стихийные демоны, они по Риману на сколько тянут, а, дипломированные маги?
– Не до экзаменов сейчас, Александр Евгеньевич, – буркнул угрюмо молчавший Игорь.
– Верно… – начал было расстроенный Решетников, осознав неуместность своей шутки, но его перебила напряжённо глядевшая на карту Серафима:
– Стихийный демон в природе наращивает до десяти единиц по Риману, при взаимодействии с магическим снарядом или усилителем внутренних токов мощность повышается до одиннадцати-двенадцати. При блокировании разнонаправленными заклятьями Ковалёва и Вернадского даёт двух-трёхсекундный маговзрыв до пятнадцати единиц по Риману с зоной поражения до ста метров, после чего погибает с остаточным возмущением потоков магии до четырёх часов.
– Умница, Серафима Сергеевна, – рассмеялся Решетников. – Тебя бы да за кафедру. Именно. Пятнадцать в максимуме. И то на три секунды. А тут демоны-трансформанты не ниже семнадцати. Умений-то ведь не выколотишь формулой – бесконтрольные маги демонической силы в группе в шесть голов? Что думаете? Как скоро они выдохнутся, если снять щиты?
– Никогда, – одновременно выдохнули Маша и Игорь.
– Они живы? – удивлённо спросила Лена.
– Сколько вы продержите? – мрачно проговорила Сима, кивнув на фото.
Решетников не ответил никому.
– Ведь вы были уверены, Серафима Сергеевна, что мертва ваша Саша? – Сима кивнула. – А теперь она людей убивает. Так и там. Перебили «зигфридов» бойцы Виктора Арнольдовича, а смотри-ка ты, через столько лет демоны несколько человек в кровавую кашу смололи, кожи не порвав. Лежит человек, вроде целый, а как мешок с фаршем. Мы поставили щиты…
– На живую? – охнула Лена.
– На живую, – кивнул коротко Решетников. – Две недели держим.
– Сколько потеряли?
– Двенадцать военных. Четверо в коме, восемь с истощением в больнице – ложку сами поднять не могут. Пока справляемся.
Сима посмотрела на учёного с жалостью. По его лицу, по ссутулившимся плечам было понятно – он знает, что щит скоро некому будет держать. Рано или поздно у советской страны просто кончатся сильные маги. Может, соседи поймут, чем грозят восставшие «зигфриды» всему миру, и пришлют кого-то. На смерть пришлют. Однако рано или поздно мёртвые фрицы вырвутся из своей клетки… и после них останется пустыня и реки крови.
– Так почему не шарахнуть по ним тем же, чем Учитель тогда? Зачем вы магов губите? – резко бросила Нина.
– Потому что всё, что можно было в них убить, – уже мертво, так ведь, Александр Евгеньевич? – заговорила Серафима.
Один раз она почувствовала Сашку на кургане – и того было достаточно. Не человек это был. Кто? Может, и не пристало дипломированному магу такие слова произносить, только других не находилось. Не человек, а словно… душа заблудшая. Словно в последней вспышке, после которой приходит смерть, выплеснулось то, что самую суть составляло. Последнее чувство, последняя воля, последнее слово. А магия, она ведь у обычных людей как водичка в теле течёт – не останавливается. У развитого и обученного колдуна, да ещё и военного, поле силы киселём сгущается. Видно, до предела свернула формула магические токи в трансформантах, вот и получился магический слепок этого последнего мгновения. Не Сашка – отпечаток этот, магическая отливка таится в Кармановском болоте. Страдает от пустоты, жаждет наполниться живой энергией.
– Что ж вы замолчали, Серафима Сергеевна? – оборвал её мысли Решетников. Сима с трудом очнулась от раздумий, с удивлением заметила, что сидит, уставившись в отсвет лампы на столешнице, а все в комнате напряжённо смотрят на неё.
– Не «зигфриды» поднялись под Стеблевом, – заговорила Сима, стараясь выбрать верные слова. Страшно было не суметь донести до товарищей то, что она поняла сейчас. – Ведь не исследовали никогда, что с магией после смерти колдуна происходит.
– Исследовали, – отозвался Решетников. – Возвращается в мировой поток в течение сорока дней.
– Это да, – отмахнулась Сима. – Но то у стихийных магов. Ведь не станете отрицать, что маг боевой, обученный – дело другое. Вон Игорь – с тринадцати до пятнадцати дорос. Думаете, у него структура внутренней магии такая же, как у самородка из деревни, который и заклинать толком не умеет? А уж таких, как мы с девчатами, – и вовсе никто не изучал. Саша меня на холме зацепила. Лена солгать не даст – не человек то, что людей в болоте ломает. Это словно… в асфальт свежий кто наступил. Или помните, в Помпеях? Археолог, который придумал заливать гипс в пустоты с останками…