Снова земля Убывала буйная вода, Покидая острые вершины, Обнажая скалы-исполины, Видевшие ужасы суда. Солнца диск, прорвавши облака, Раздробился в разъяренных волнах, Но смирил их, и при штиле полном Снова землю светом обласкал. Первый раз в раскрытое окно Луч проник спасенным, как награда, Но на лицах - сдержанная радость, Радость, опаленная огнем. Льнула с трепетом земля к лучам: Мокрою прозябшею скалою, По равнинам - бархатной травою, И в набухших почках по ветвям. Видит Ной разлитую лазурь, Небо снова в милости безбрежно, Крылья ветра ласковы и нежны, Но душа не позабыла бурь. В памяти всплывает жуткий крик И тревожит голосом притихшим: - Чист ли ты от крови всех погибших? Божью правду ты от них не скрыл? Но спокойна совесть... Перед ним Голубь держит веточку маслины. Вскоре птицы улетят к долинам, И утонут в звонких трелях дни. Радуги повиснет скоро мост, Будет он любви Господней символ, А искупит мир - потомок Сима, Назовут Его - Иисус Христос. Церкви ковчег На фоне высотных зданий, Дымящих заводов и мачт При свете Святого Писанья Сквозь ругань, насмешки и плач Я вижу: сияет белый, как снег, Церкви ковчег. А мир, как и в прошлом, беспечен, Богам ненасытным кадит, И гнет пред безбожьем плечи, И в песне порочной твердит - Мы мир перестроим своею рукой, Святое - долой! Зловеще чернеет полночь, Но виден яснее Ковчег. Стремятся к нему непреклонно Святые, распявшие грех. И слышит Господь их усталый напев: - Ближе к Тебе! Окончатся песни минора, Не будет от бед и следа, Зачтет приговор приговорам За все беззаконья Судья. А церковь увидит в лучах утра Желанный Край.
АВРААМ
Из Харрана - Нет нам части в Харране, Сара, завтра уйдем, Свой удел в Ханаане Мы с тобой обретем. Я приятно взволнован, Мне Господь повелел Отправляться в путь новый К благодатной земле. Нами путь не проторен Но в Творце наш оплот. Покидать с нами город Соглашается Лот. А теперь - твое слово Пусть ответ будет прям. - Божью волю готова Я исполнить, Авраам. Мечта о сыне Земли желанной он нашел простор: Луга в стадах, нескошенные травы... С племянником не долго длился спор: - Если налево ты, то я - направо. Лот повернул к содомским воротам, Считая, что удачно выбран жребий. Иначе рассуждал с женой Авраам: Греха соседство - затемняет небо. Наш лучший выбор - Богу угождать. Служа Ему не понесем урона. И жертвенник решает он создать Возле дубравы Мамре, близ Хеврона. Но жил он, как в мучительном плену, В шатер входил с желанием сокрытым: Изгнать ему хотелось тишину Ребенка смехом или его криком. Дни убывали струйкою песка, Ходила старость тенью по дорогам, А он глаза ночами не смыкал, Чтоб рану сердца обнажить пред Богом. В подлунной тишине, среди степи, В надежде на Творца не обессилев, Он повторял одно: Не отступи, Но старость озари желанным сыном. И вскоре душу всколыхнула весть, Господь ответил на молитв потоки: - Взгляни на звезды, можешь ли их счесть? Вот столько будет у тебя потомков! Суд грядет Лот, не медля ты должен уйти! Над Содомом свершатся суды. Справедливость не смеет молчать, Когда Правду ведут к палачам, Когда идолам песни поют И взахлеб беззаконие пьют... Суд грядет! К ним с призывом иди, Убеди их спастись, убеди! Запоздалый крик Падал огненный смерч, Омрачив неба цвет. И незванная смерть Обгоняла рассвет. Зло теряло права... Словно рыба в сетях, Помня Лота слова, Умирали зятья. Им никто не помог, Смерть сорвала запор, А укрыть бы их мог В своих стенах Сигор. И могла бы войти В город с Лотом жена... Что за столб на пути? Неужели она? Приумолкла гроза... Над Содомом пустым Авраама глаза Смерти видели дым. Наследник Он держал на старческих руках Сына, долгожданного от Бога, И бурлила радости река, Унося прошедшие тревоги. Потускнев от старости, глаза Напрягались рассмотреть младенца. И текла горячая слеза Из глубин растроганного сердца. Благодарность уносил он в степь И, простерши руки к звездной выси, Говорил в сердечной простоте: Ты мне дал звезду из многих тысяч! Безначальный, вся любовь - к Тебе, Ты ответом исцеляешь раны, Не вместить и небесам небес Благодарность сердца Авраама. С трепетом входя в родной очаг, Не смущала вовсе теперь старость, Ведь лежал желанный Исаак На руках благословенной Сарры. Божий зов Отчетливо он слышал Божий зов, Беда ворвалась страшным исполином И сотрясала сердце силой слов: - Во всесожженье принеси Мне сына! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Горело в небе множество огней, И звезды были сыну, как собратья... Любимую звезду преклонных дней Он должен возвратить Творцу обратно. Кто разделить страданье это мог? В отцовских чувствах разгоралась битва, А жгучие вопросы Мудрый Бог Оставил безответными в молитве. Сжимали сердце щупальца беды, Умолкнуть бы ему в таком кошмаре, Но нужно было разум убедить, Что потерял он право на подарок. В лучах рассвета пробуждался край, Не высыхали влажные ресницы: Они уйдут к вершине Мориа, Где не успеют второпях проститься. Дорога С Богом в путь проводила их Сарра, И в прощальном движенье руки Долетело к спешившему старцу: - Как зеницу, дитя береги! Она замысел мужа не знала, Не предвидело сердце беды, А иначе от горя вскричала б: - Лучше мне умереть, господин! Разве к сыну он меньше привязан? Иль к нему охладела любовь? Но есть долг, он пред Богом обязан Пересилить отцовскую боль. Третьи сутки дорога, дорога... Мориа показалась средь гор, Авраама уставшие ноги С каждым шагом ступают в огонь. Не страшны раскаленные камни, Это телу нетрудно стерпеть, Но впилась в душу, словно когтями, Пред броском ужасающим смерть. Вдруг нарушил молчание отрок: - К всесожженью есть нож и дрова, Где же агнец, отец? - Бог усмотрит, - Донеслись Авраама слова. Испытание Вложен камень последний в жертвенник. Авраам, "за" и "против" взвесь, Богу лучше стада пожертвовать И от сына беду отвесть. Что ты скажешь жене в оправдание? Как решишься в глаза смотреть? Ее старческое рыдание Прекратить сможет только смерть! Улетали мгновенья молнией, Сердце билось в тисках борьбы, И о прошлом своем в безмолвии Он не мог в этот миг забыть. Но вся жизнь представала в памяти, Как ночей безутешных мрак. День он помнит, горящий пламенем, Когда в мир пришел Исаак. Дни младенца сияли радугой, Сколько выровнялось морщин! А теперь их лишает радости Уходящий из жизни сын! Дух, не сломленный искушением, Жалость к отроку заглушил: Окончательное решение Поднималась рука вершить. Вдруг застыл он, как изваяние, Голос Ангела вызвал дрожь: - Авраам, ты прошел испытание, Опусти смертоносный нож. Твоя вера сияньем верности Человечество озарит И святых пилигримов к вечности В дни тревожные ободрит. И они, поднимаясь кручами, Не считая потерь и ран, Отдадут на алтарь наилучшее, Как пожертвовал Авраам.
В ХАНААН
Ропот Мех пустеет, приближая горе, Вид пустыни жалок и суров, Нет дождя... и даже душно горам Под ветвями выжженных кустов. Выгорела синь на небосклоне, Зной разлит безбрежною рекой, Кажется, земля в унынье стонет, В жажде не дождавшись облаков. Молча продвигаются верблюды, Им знакомы странствия с бедой, Но за ними люди, люди, люди. В ужасе прощаются с водой. В семьи ропот проникает стужей, И уходит прошлое в туман... А жена укор бросает мужу: - Ах Рувим! Зачем нам Ханаан? Нашим детям, посмотри, как трудно, Их глаза тоскуют об одном... Но запас воды предельно скуден, Где же мех наполнишь ты потом? Мы ушли, оставив дом в Египте, Лук душистый, мясо и чеснок, Лучше б на чужбине мы погибли, Чем могилой будет нам песок! Только веруй - Анна, ты помнишь рабство недавнее? Крики надсмотрщиков, свист нагаек, Наше бессилие в тихом рыданье, Помнишь мечту о свободном крае? С ней мы ложились в тревожной полуночи, Горбясь от груза, ее носили, Только б не звались рабами юноши И навсегда позабылось насилье. Помнишь, жена, кирпичи обожженные, Пот, выступавший на мышцах усталых? Злобную ругань... уста искаженные С окриком страшным: Сделано мало! Часто за это платили мы голодом, Участь детей - наша общая рана, Ты вопрошала подавленным голосом: - Разве забыл нас Бог Авраама? Нет, не забыл! Но рукою простертою Нам предложил ханаанские дали... Анна, в полуночь, с надеждою твердою Вышли мы в путь и счастливые стали! Мы не грустили тогда об имении, Большим богатством считалась свобода, Помнишь, мы видели в море знамения, Значит Творцу покоряются воды! Нет для Него ничего невозможного, Могут потоки политься, как в Мерре, Если на Бога заботы возложены, - Только веруй! У Меривы За судьбу людей неся ответственность, Моисей направился к скале, Словно капитан в минуты бедствия взялся жизнь спасти на корабле. Звук удара... И скала заплакала Свежим оживляющим ручьем, Предлагая правнукам Иакова Средь пустыни Божий водоем. Но пророк стоял, смотря встревоженно На людей, наполнивших мехи. Поняли ль они, в чем сила Божия И как сердцу пагубны грехи?! Что пред верой падают препятствия И пустыни изменяют вид, А беда сближает руки братские, Укрепляя дружбы монолит. Кто из них вернется снова в прошлое, Вспомнив хлеб в языческой стране? Сколько будет ропотников скошено Смертью, проскакавшей на коне?! Простираясь в будущее мысленно, Знал ли Моисей Господень план, Что пойдут борцы Христовой истины По земле в Небесный Ханаан? Что придется встретиться с Меривами, Жаждать сил в засушливые дни, Но опять взбираться над обрывами, Преданность, как знамя, сохранив. Из-за гор смотрело солнце ласково, С видом, приуставшим от труда... Горизонт смущал ночными красками, Но в дорогу всех звала труба.
ДАВИД
I Сорок дней ни мира, ни войны, Воронье кружится над долиной, И стоят войска в Ефес-Даммиме, Словно две гудящие стены. Опечален вид Израильтян, Гордость Голиафа - тень позора. И сникают ратоборцев взоры, К поединку сил не находя. Выиграть сраженье можно там, Где видна фигура исполина. Но шеренгу воинов покинуть Нелегко расслабленным ногам. Ужасает великана рост, Обреченно смотрят: молод, стар ли, А в устах одно: "Я только карлик, Издавна мой маломощный род..." Время истекло, последний день... Голос раздается: "Где же Бог ваш?" Стыдно слышать, когда повесть помнишь О полках египетских на дне. Очень скоро вздрогнет все вокруг, Бросится лавина на лавину, И во многих жилах кровь остынет, Это знают воины... Как вдруг: Сохраняя спокойствие, Белокур и красив, К поединку геройскому Шел Израиля сын. Среди войск изумление, Напряженье в глазах, Слышно чье-то веление: Возвращайся назад! Стань, Давид, и прислушайся, В этом нету стыда, В твоем деле пастушеском - Долг вернуться к стадам. Схватка может быть жаркая, Враг с мечом и копьем, И придется ли с арфою Петь на воле вдвоем? И придется ли с юностью В дали неба смотреть? Или, может, насунется Черной тучею смерть? Твое право быть зрителем, Хотя кровь горяча, И хранить рассудительность, Видя мощь силача. Но Давиду ли пятиться, Его ль вере упасть? Не она ли на пастбище Рвала львиную пасть?! Не ее ли могущество В море Чермном прошло... Вера, вечно живущая! Ты сильнее, чем зло! Ты одета в бесстрашие, Твои точны пути... Камень, брошенный пращею, Не бесцельно летит. Гордость пала бездыханной, Обезглавлена спесь, И победой неслыханной Начиналася песнь. Ее чудной мелодии Вдохновенны слова: В схватке с верой Господнею Скошен враг, как трава!