— Они прекрасны, — сказал Кит, покраснев, глядя на нее, а не на рисунки, и Мано была одновременно тронута его неловким суждением и смущена невинной искренностью.
— Доброе утро, — поздоровалась она.
Кит обычно улыбался с закрытым ртом, стесняясь, как она предполагала, щелей между зубами. Было особенно мило, когда он забывался и все-таки позволял себе улыбнуться — его зубы были восхитительны при всех их несовершенствах. Она улыбнулась в ответ, стряхивая с себя блузку.
Кит начал расстегивать ремень. В офисе они всегда были только вдвоем, но возможность того, что кто-то может появиться и застать их врасплох, делала проказы еще более восхитительными.
— Ты видела сегодняшнюю газету? — спросил он. — Кто-то написал, что именно комета убила всех наших рыб.
Сознание Мано сжалось, как в спазме, и затуманилось. Что это за теория? А потом Кит принялся ее целовать, и она позволила себе погрузиться в бездумную рассеянность, не задав ни одного из тысячи последующих вопросов, которые у нее возникли. Она пришла на работу в сентябре счастливой новобрачной, но уже к Новому году от нее пахло чужими духами и сексом, которым она занималась не с Риком. Мано хотелось верить, что Кит — это ее способ беззаботно и легко двигаться по роскошному пиршеству жизни, пробуя, как и Рик, ее прелести по желанию, но она знала, что отчасти ее отношения с Китом были шансом на мелкую месть. А почему бы и нет? Она была воспитана в убеждении: замужество означает, что ей никогда больше не придется чувствовать себя одинокой. Когда муж приходил домой — колючий, резкий, зараженный одиночеством, пожирающий ее заживо крошечными, мучительными укусами, — было легко принять приглашение Кита. Она стала жаждать его внимания, его ласки, так же, как жаждала солнечных ванн — они были так хороши, что она каждый раз умудрялась переборщить и в итоге обгорала со всеми сопутствующими сожалениями.
Их забавы продолжались минут десять-пятнадцать, и когда она вернулась к стойке администратора, все рыбы в аквариуме уже были мертвы. Снова.
— Почему это произошло?
Она почти прокричала эти слова, которые ускорили приход Кита, вошедшего в приемную с расстегнутыми брюками, на ходу заправляющего рубашку.
Кит заглянул в аквариум, как будто, подойдя ближе к заросшему водорослями стеклу, мог лучше сквозь него видеть.
— Мне нужно позвонить Ллойду.
Ллойд был большим боссом, директором по воде и энергетике. Когда Ллойд явился при первом рыбном заморе, он какое-то время бушевал, а потом они с Китом заговорили вполголоса. Было ясно: они не хотят, чтобы она или, возможно, кто-то еще знали подробности.
— Ты уверен? — спросила Мано.
Ллойд был по-настоящему вспыльчив, склонен к крику и необоснованным обвинениям. Вовлечение Ллойда в это дело должно было стать настоящим испытанием.
Кит застегнул молнию на брюках.
— Мы не можем допустить, чтобы люди это пили. Мы должны перекрыть подачу воды из реки и вместо этого задействовать водохранилище. А каждый раз, когда я переключаюсь на другой водозабор, я должен докладывать Ллойду.
Два Линдси Букингема плавали на поверхности, их бока не были покрыты водой, так что с верхней части аквариума было легко разглядеть, как пятна становятся редкими вокруг их морд, а более плотные их скопления находятся возле хвостовых плавников, словно невидимый магнит перетянул пятна с одного конца рыбины на другой. Пара Стиви опустилась на камни на дне аквариума, розовые полоски на их боках виднелись сквозь грязное стекло. Мано прижала обе руки к груди, чтобы успокоить замирающее сердце. Слезы увлажнили ее ресницы, и она их сморгнула. На работе она делала много чего, но знала, что ей лучше не плакать.
— Ллойд надерет мне задницу, — проворчал Кит, — хотя кто, как не я, наказал этим ребятам смотреть в оба.
Мано хотела было пошутить по поводу собственной задницы, но решила, что, пожалуй, сейчас не время.
— Каким ребятам? Кто мог это сделать?
Она читала, что в последний раз, когда мимо пролетала комета, а это было в 1901 году, люди запасались у врачей-шарлатанов «кометными пилюлями». Их принимали как средство от яда, исходящего от кометы, а в итоге травились сами. Она не ожидала подобной чепухи в 1986 году, но в газетах все-таки написали о преступных намерениях кометы.
Кит взял телефонную трубку и начал набирать номер. Мано нажала кнопку на держателе трубки телефона, чтобы прервать связь.
— Кит, скажи.
Кит посмотрел на потолок, будто инструкция к тому, как правильно жить, была жирным шрифтом напечатана на асбестовой плитке.
— Хорошо, но ты должна держать это в секрете, ладно? Виновато строительство дороги выше по течению. Эти парни славятся неряшливым обращением с химикатами, и их, похоже, не слишком заботят нескольких дохлых рыбешек.
Мано попыталась добавить этот новый ужас в уравнение. Она приложила все десять пальцев к стеклу аквариума и жала на них, пока не побледнели подушечки. Радужные форели были ее любимицами, Стиви превосходили Линдси всегда. Но головорезная форель в 1930-х годах была объявлена вымершей, а кто не любит аутсайдеров? С тех пор как в 50-х годах нашли несколько живых особей этой породы, Служба охраны рыболовства и диких животных стала разводить их в рыбных хозяйствах, выпуская в реки в надежде, что они снова населят родную среду обитания.
Когда она увидела их плавающими на поверхности воды гигантского аквариума, прямо под вывеской «река Биг-Т.»[33], она разозлилась больше чем когда-либо. Сколько рыб должно еще погибнуть, прежде чем кто-то все это остановит?
Паника Кита насыщала офисный воздух. Ллойд орал в трубку, как разъяренный учитель из мультфильма про Чарли Брауна[34].
— Ладно, — произнес Кит. — Хорошо.
Он прикрыл ладонью нижний конец трубки и беспорядочно помахал рукой. Она думала, что он отгоняет муху, пока не поняла, что он подзывает ее к себе. Мано притворилась, что не понимает, решив не ввязываться в эту историю. Она подняла палец, обещая вскоре вернуться, и выбежала на яркое весеннее солнце.
Снаружи крошечные поползни[35] скакали по стволам тополей боком, а то и вверх ногами, добывая из-под коры корм, хотя их неистовые крики были куда менее очаровательны, чем внешний вид. Берег реки был усеян мертвой рыбой, сотнями особей, вода колыхала тушки мелкими ритмичными волнами. Уже второй раз. И единственным ответом со стороны общества стало перекладывание вины на комету, что было странным способом в такой серьезной ситуации. Людям было легко увидеть массовую гибель форели, а потом отвернуться. Впрочем, это касалось не только рыб. Если лицо любимого и реального человека, дорогого и близкого, не смотрело из пустоты безжизненным взглядом, было легко сохранить анонимность окружающих мертвых тел, забыть, что каждое из них тоже человек, тоже любимый. А это означало, что у форели нет вообще никаких шансов вызвать сочувствие, по крайней мере у большинства людей.
Легкий ветерок шелестел в тополях, срывая серо-желтые листья, оставшиеся с осени, и гоняя их по велосипедной тропе, вившейся среди зеленых пучков недавно выросшей бизоновой травы, возвещавшей о наступлении весны. Мано достала блокнот и начала рисовать карандашом: мертвая форель на мертвой форели, и те тоже на мертвой форели. С берега ей казалось, что мертвая форель заполоняла каждый стоячий участок реки. Сердце Мано переполнялось жалостью и набухало, пока это чувство не стало невыносимым. Она отложила карандаш и закрыла глаза. Приходилось смотреть на мир слишком близко, чтобы его зарисовать, и это причиняло боль.
В среднем течении реки она видела вспышки отраженного солнца, почти невыносимо яркие. Мано попыталась интерпретировать их мигание как азбуку Морзе, но не смогла распознать ни одного связного слова. Она отыскала пустую бутылку из-под пепси, которую кто-то выбросил на берегу, опустилась коленями на влажный песок и палкой оттолкнула трупы рыб в воду. Мано наполнила бутылку речной водой, наблюдая, как тела рыб кружатся в ленивом водовороте вниз по течению. Взять доказательства.
Мано поднесла бутылку ближе к лицу, наблюдая, как в ней кружатся частицы взвеси, ленивые и прекрасные. В тот момент у нее не было четких намерений насчет воды или рисунка, но она решила извлечь урок из видеоигры Рика. Она еще не знала, что собирается строить, но никогда не пожалеет, что собрала стройматериалы.
Мано не видела мужа более двадцати четырех часов, но у них уже давно было условлено устраивать свидания в «счастливый час». В баре «Таун памп» был бильярдный стол и места для десяти посетителей. Темные деревянные панели хранили запах сигарет и несвежего пива. На витражном стекле над бильярдным столом красными, белыми и синими буквами было написано «Будвайзер», а остальная часть списка имеющегося в продаже пива была написана мелом на доске над стойкой. Была пятница, и казалось почти невозможным ударить по шару, не задев кого-нибудь кием, но они с Риком не сдавались.
Мано объявила, что кладет третий шар в угловую лузу, но в итоге отправила пятый в сторону. Рик рассмеялся и, как всегда, сказал:
— Играем на выпивку.
Она подняла бокал и встряхнула его так, что в нем задребезжал лед. Потом, наклонившись, она убедилась, что блузка на груди достаточно расстегнута, — Мано пыталась удержать внимание Рика, — но он уже отвернулся к стойке.
— Я принесу нам еще по одной.
Потертые джинсы сидели на нем идеально, под шерстяным свитером были широкие плечи. Несмотря ни на что, она еще наполовину любила его, и это заставляло ее ненавидеть его еще больше.
В их городе Рик был почти героем, потому что в 1982 году поднял тревогу по поводу большого наводнения в национальном парке Роки-Маунтин. Ранним утром он оказался в глубине парка, в нужном месте и в нужное время. Рик уклончиво объяснял, почему он там появился, и всегда утверждал, что его вела «рука Божья», а поскольку вопрос «почему» был в истории случившегося одновременно и центральным, и некоторым образом не имевшим особого значения, все на него «забили». В конце концов, именно Рик во время наводнения призвал эвакуировать палаточные лагеря и туристический район Эстес-Парка