«Я верен, – сказал Крис. – Ни разу тебя не обманул».
Но я совсем не это имела в виду.
«Ты сказал, что устаешь, даже когда смотришь на меня», – напомнила я. «Я сказал, что иногда этого слишком много». – «А мне нужен человек, который так не думает. У которого огромное сердце, способное меня удержать». – «У кого любви к тебе будет на мизинец». – «Смотри запиши, – хорошая строчка для песни».
Говорить так было жестоко, но я мало-помалу выходила из себя. Я оглядывала кухню, смотрела на Криса, думала, что жизнь была хорошая, правда. Думала, что смешно рвать с ним только за то, что он произнес вслух и что я в глубине души давно уже знала. Думала, каким он может быть теплым и нежным, какой прекрасный день мы бы провели, если бы я оставила все как есть.
«Я хочу, чтобы ты ушел», – сказала я. «Куда же мне идти?» – «Не могу решать за тебя твои проблемы». – «Не можешь? Не в состоянии обо мне позаботиться?» – «Можешь пожить у Стефа. Или у родителей». – «Это и мой дом тоже». – «Тогда уйду я, правда договор придется новый подписывать».
С моей стороны это была жестокая подколка. Я же знаю, что квартиру он не может себе позволить.
«Бет, будет тебе. Хватит. Посмотри на меня». – «Насмотрелась уже».
Мы еще немного попрепирались, и он все-таки согласился уйти. После этого я ушла, чтобы он мог собрать вещи. Я отправилась к родителям.
Моим родителям… Они буквально просияли, узнав, чтó стряслось. По-моему, они больше радовались моему разрыву, чем свадьбе Кайли. «Я так и знала, что не нужно было ему с нами вместе фотографироваться», – твердила мама. «Умница дочка, сильная», – повторял папа.
Крис позвонил мне один раз – спросил что-то о проигрывателе. Он мой, но пластинки слушает только он. Я разрешила забрать проигрыватель вместе со всей стереосистемой. «Ого! – заметил он. – Если бы я знал, что ты будешь так любезна, то не запаковал бы все твои компакт-диски». Я хихикнула. А он продолжил: «Еще вчера ты была вся моя, до каждой веснушки. А вот теперь мы решаем, кто возьмет себе видеомагнитофон». – «Я!» – ответила я.
С тех пор я с Крисом не говорила. Звонит всегда он, я не перезваниваю. Духу не хватает. В шкафу он оставил свой свитер, и вот уже пять недель я в него рыдаю. Как будто из квартиры я выпнула одну из своих почек.
Ну, пожалуй, все. Вот что было на свадьбе моей сестры.
‹‹Дженнифер – Бет›› Бет… У меня нет слов. У меня нет даже букв. Что же ты так долго тянула?
‹‹Бет – Дженнифер›› Я звонила из «Арби», но тебя не было дома. А когда позвонила в понедельник, оказалось, что выходные у тебя выдались даже хуже, чем у меня. Когда ты рассказала мне о ребенке, я просто не могла рассказывать тебе о Крисе. Не хотела, чтобы ты тратила на меня хоть каплю своей энергии.
‹‹Дженнифер – Бет›› Ты отличная подруга. Я просто не могу прийти в себя. Никогда бы не подумала, что ты можешь с ним порвать.
‹‹Бет – Дженнифер›› Даже если ты этого хотела.
‹‹Дженнифер – Бет›› Иногда.
‹‹Бет – Дженнифер›› Я всегда знала, что Крис самовлюбленный ленивый эгоист – это, можно сказать, необходимые условия для игры на соло-гитаре. Знала я и что музыку он считает почти единственным, ради чего стоит вообще жить. Но по-моему, я входила в это самое «почти единственное». Как могла я жить с ним, зная, что для него любовь ко мне – это тяжелый крест?
‹‹Дженнифер – Бет›› Ты и не смогла.
‹‹Бет – Дженнифер›› Только подумать, любовь такая сильная, что брак его просто раздавит.
‹‹Дженнифер – Бет›› Отговорка.
‹‹Бет – Дженнифер›› Да, согласна. Когда я об этом думаю, а думаю я об этом постоянно, то не могу решить:
а) может ли он повзрослеть и вступить с кем-нибудь в настоящие отношения. Он меня не сильно любит. Или…
б) он вообще этого не может и просто ничтожество.
‹‹Дженнифер – Бет›› Наверное, и то и другое.
‹‹Бет – Дженнифер›› Но скорее – второе.
Как думаешь, зря я прожила последние девять лет?
‹‹Дженнифер – Бет›› Не девять, а последние года два-три. Когда ты засекла его в Студенческом союзе, то не предполагала же, что сердце у него такое маленькое.
‹‹Бет – Дженнифер›› Наверное, ты надо мной подсмеиваешься. Думаешь, что Крис был эмоционально незрелый с самого первого дня – и именно это мне почему-то и было нужно.
‹‹Дженнифер – Бет›› А ты права. Именно так я и думаю.
‹‹Бет – Дженнифер›› По-твоему, я сама себе все эти трудности создала?
‹‹Дженнифер – Бет›› Может быть, не знаю. Наверное, не так уж важно, что я думаю и что замечала, а что – нет. Тебе самой нужно было это разглядеть. Увидеть все насквозь.
‹‹Бет – Дженнифер›› Спасибо за честность.
‹‹Дженнифер – Бет›› Если я задам непростой вопрос, ответишь мне честно?
‹‹Бет – Дженнифер›› Да.
‹‹Дженнифер – Бет›› Как по-твоему, я отвечаю за свой выкидыш?
‹‹Бет – Дженнифер›› Нет. Девяносто три процента – нет. Не стоит винить себя, это не помогает.
‹‹Дженнифер – Бет›› Не уверена, что с 93 процентами я смогу жить.
‹‹Бет – Дженнифер›› Живешь ведь.
‹‹Дженнифер – Бет›› Я хочу опять забеременеть. Это ужасно, неправильно?
‹‹Бет – Дженнифер›› Сначала ответь на вопрос: зачем?
‹‹Дженнифер – Бет›› Ответ на «зачем?» такой: затем, что я правда очень хочу иметь ребенка. Но не хочу, чтобы причина этого желания болталась где-то в моем подсознательном. Мне кажется, я потеряла что-то очень важное. И знаю, что я не заслуживаю. В смысле – ребенка не заслуживаю.
‹‹Бет – Дженнифер›› Так ребенка никто не заслуживает.
‹‹Дженнифер – Бет›› По-моему, надо было бы нам поговорить за бутылочкой «Синей монахини».
‹‹Бет – Дженнифер›› Ну надо же! И я так думаю.
‹‹Дженнифер – Бет›› Тебя трудно любить. Обхохочешься.
Глава 78
Обхохочешься…
Узнал, что Бет одна, но это ничего не меняло. Уже несколько недель, как она одинока. Практически – несколько месяцев.
Ну и что это меняло? Ничего, правда? Точно ничего.
– Ты меня слушаешь? – обратилась к нему Дорис.
Они играли в карты и жевали сэндвичи с мясом, сыром и салатом, купленные в автомате: Дорис никогда и ничего бесплатно не брала. Линкольн опять ночевал в своей съемной квартире и прямо оттуда пришел на работу.
– Я все пытаюсь сказать о десятке, – заметила Дорис.
Не в Крисе была проблема. По крайней мере, не самая большая проблема. И вообще, это больше не имело значения.
– Не так уж это сложно, – продолжала Дорис.
Ничего не изменилось. Ничего…
– Слушай-ка, – не отставала Дорис, – мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Сегодня твоя мама звонила.
– Зачем?
– Хотела рассказать, как делает ту курицу с морковью, помнишь? Там еще сельдерей был. И рис. Так вот, начала она с этого, а закончила тем, что волнуется за тебя. Сказала, что ты перестал появляться по вечерам дома. А ты ведь не говорил мне, что квартира – это секрет. Не говорил, что не хотел маму посвящать в то, что ты от нее уезжаешь.
– Да не уезжаю я. Я даже ничего не перевез.
– Глупый разговор! Это из-за той девушки?
– Какой еще девушки?
– Мама рассказала мне, чтó она с тобой сделала. Та, артистка.
– А, Сэм? Ничего она со мной не сделала, – возразил Линкольн.
– Разве она не бросила тебя к чертям ради того пуэрториканца?
– Нет, – ответил Линкольн, – вернее, не совсем…
– И теперь названивает тебе домой.
– Сэм названивает?
– Правильно твоя мама делает, что ни слова тебе не говорит, – заметила Дорис. – Сам подумай – у тебя от нее секреты какие-то появились. Ты, может, с этой девицей на квартире встречаешься?
– Нет.
– Тогда хоть понятно было бы, почему ты такой тормоз в последнее время. И почему не замечаешь ни одной юбки.
– Нет! – чуть не крикнул Линкольн и прижал ладонь к затылку, чтобы не вышло совсем уж по-детски. – Вы маме не сказали о квартире?
– Стара я, мой дорогой, чтобы врать мамам, – ответила Дорис.
Линкольн пришел домой к ночи, и говорить с матерью было уже слишком поздно.
Когда наутро он спустился вниз, мать была уже на кухне – резала картошку. На плите пыхтела кастрюля. Линкольн склонился над столом рядом с ней.
– Ах, – произнесла мать, – я и не знала, что ты здесь.
– А я здесь.
– Есть хочешь? Сейчас позавтракать приготовлю. Но ты, наверное, в спортзал торопишься.
– Нет, – ответил Линкольн, – не хочу. И не тороплюсь. Я все надеялся, что мы поговорим.
– Я суп с картошкой собралась варить, – сказала она, – но немножко бекона могу тебе оставить. Хочешь, яичницу с беконом сделаю?
И мать, не теряя времени, разбила в миску яйца, добавила молока, принялась взбивать.
– У меня и булочки к чаю есть. Хорошие… – Она не смотрела на него.
– Я правда не очень проголодался, – ответил Линкольн. Он положил ладонь на ее руку, и она чиркнула вилкой о сковороду.
– Мамочка… – начал он.
– Как странно… – отозвалась та. По ее голосу он не понял, то ли она расстроилась, то ли рассердилась. – Я еще помню, когда нужна была тебе каждую минуту. Ты совсем маленький был, котенок просто, и чуть я тебя на секунду оставлю – ты сразу в рев. До сих пор удивляюсь, как я ухитрялась в ду́ше помыться или обед приготовить. А может, я этого и не делала – боялась, как бы ты о плиту не обжегся.
Линкольн пристально смотрел на яичницу. Он терпеть не мог, когда мать в таком настроении. Все равно что случайно застать ее в ночной сорочке.
– Как думаешь, почему я это помню, а ты нет? – продолжала она. – Что с нами природа делает? Как это помогает эволюции? Ведь тогда был самый важный возраст в моей жизни, а ты совсем ничего не помнишь. Ты даже не можешь понять, почему мне так тяжело тебя отдавать. Хочешь, чтобы я вела себя как ни в чем не бывало.
– Ты меня не отдаешь. Никого у меня нет.