«Ты хочешь кого-то, чья любовь будет величиной с мизинец».
«Запиши эту строчку, – посоветовала я. – Отлично подходит для песни». Я говорила ровным голосом, но мое терпение подходило к концу.
Осматривая кухню и глядя на Криса, я думала, что на самом деле наша жизнь была замечательной, а с моей стороны абсурдно расставаться с парнем: он же озвучил то, что я знала в глубине души. Я размышляла над тем, каким добрым он был, с какой любовью заботился обо мне, какой прекрасный день у нас был бы, если бы я просто смирилась с его словами.
«Хочу, чтобы ты ушел», – сказала я.
«И куда же?»
«Это не моя проблема».
«Нет? Тебя не волнует, где я буду жить?»
«Можешь поехать к Стефу. Или к родителям».
«Здесь и мой дом тоже».
«Тогда уйду я, – заявила я. – Тебе придется подписать новый договор аренды». Как низко с моей стороны, ведь я знала, что он не может позволить себе оплату.
«Бет, перестань. Прекрати. Посмотри на меня».
«Я больше не могу смотреть на тебя».
Мы еще немного поспорили, а потом он согласился уйти. Я покинула дом, чтобы он мог собрать вещи.
И отправилась к родителям.
Они… очень обрадовались, когда я рассказала о случившемся. Полагаю, даже свадьба Кайли не смогла вызвать у них такой восторг.
«Я была уверена, что допустила ошибку, позволив ему стоять рядом с нами, когда настал момент для семейной фотографии», – сказала мать.
«Моя умная, сильная девочка», – повторял отец.
Крис позвонил, пока собирал вещи, чтобы спросить о граммофоне. Он – мой, но только Крис слушает виниловые пластинки.
Я разрешила ему забрать и граммофон, и остальную стереоаппаратуру.
«Господи! – простонал он. – Если б я знал, что ты поведешь себя так мило, не стал бы упаковывать все твои диски».
Услышав это, я рассмеялась.
«Еще вчера ты была моей, – продолжал он. – Каждая твоя веснушка принадлежала мне, а сегодня мы обсуждаем, кому достанется видеомагнитофон».
«Видеомагнитофон мой», – объявила я.
С тех пор мы не общались. Он звонит, но я не перезваниваю. У меня просто не хватает сил. Крис оставил в шкафу один из свитеров, и я пять недель плакала, обнимая такую простую вещь.
Мне кажется, будто я лишилась жизненно важного органа.
Ладно, теперь, наверное, все. Вот что произошло на свадьбе сестры.
<<Дженнифер – Бет>> У меня нет слов. Даже букв. Бет… почему ты молчала столько времени?
<<Бет – Дженнифер>> Я звонила тебе из «Арбис», но тебя не было дома.
Когда я связалась с тобой в тот понедельник, выяснилось, что твои выходные оказались в сто раз хуже моих. Когда ты рассказала о ребенке, я решила не говорить о Крисе. Не хотела, чтобы ты тратила на меня даже крошечную толику энергии.
<<Дженнифер – Бет>> Ты настоящий верный друг. А я в шоке. Никогда не думала, что ты порвешь с ним.
<<Бет – Дженнифер>> Хоть и подбивала меня.
<<Дженнифер – Бет>> Иногда.
<<Бет – Дженнифер>> Я всегда знала, что он эгоистичный, самовлюбленный и немного ленивый, такие качества нужны любому, кто играет на гитаре. И я понимала, что, по его мнению, музыка – единственное, ради чего стоит напрягаться. Но я полагала, что тоже стою хлопот.
Разве я могла остаться с ним, если он считает, будто любовь ко мне – это крест?
<<Дженнифер – Бет>> Конечно, не могла.
<<Бет – Дженнифер>> И чувство настолько сильное, что брак уничтожит его…
<<Дженнифер – Бет>> Пустые отговорки.
<<Бет – Дженнифер>> Точно.
Когда я думаю об этом, что происходит почти постоянно, не могу решить:
1) Он способен повзрослеть и завести с кем-то серьезные отношения, однако недостаточно любит меня.
Или…
2) Он не способен на такое – и просто-напросто придурок.
<<Дженнифер – Бет>> Вероятно, оба варианта.
<<Бет – Дженнифер>> Но последний подходит в большей мере.
Как считаешь, я потратила впустую девять лет жизни?
<<Дженнифер – Бет>> Нет, только последние два или три года.
Ведь когда ты встретила его в студенческом клубе (или где там еще), ты не могла знать, что у него настолько крохотное сердце.
<<Бет – Дженнифер>> Ты соглашаешься, чтобы не обидеть меня. Наверняка предполагаешь, что Крис был эмоционально недоступен с самого первого дня, а по какой-то ужасной причине именно это и привлекло меня.
<<Дженнифер – Бет>> Ты права, Бет.
<<Бет – Дженнифер>> Значит, я во всем виновата?
<<Дженнифер – Бет>> Возможно… не знаю. Но не так уж важно, что думала и замечала я, а на что даже не обращала внимания.
Тебе самой следовало все понять, увидеть собственными глазами.
<<Бет – Дженнифер>> Спасибо за честность.
<<Дженнифер – Бет>> Если я задам тебе неудобный вопрос, ты ответишь?
<<Бет – Дженнифер>> Да.
<<Дженнифер – Бет>> Как считаешь, я ответственна за выкидыш?
<<Бет – Дженнифер>> Нет. Девяносто три процента – нет. Не считаю, что твое отношение к беременности привело к этому.
<<Дженнифер – Бет>> Сомневаюсь, что смогу жить с девяносто тремя процентами.
<<Бет – Дженнифер>> Сможешь.
<<Дженнифер – Бет>> Я хочу попытаться снова забеременеть, это отвратительно?
<<Бет – Дженнифер>> Зависит от причины.
<<Дженнифер – Бет>> Но ответ на вопрос о причинах прост: я правда хочу ребенка. Но не доверяю себе, возможно, подсознательно мной руководит что-то другое. Мне кажется, я потеряла нечто очень важное и понимаю, что ничего не заслуживаю.
Я уже не достойна иметь ребенка.
<<Бет – Дженнифер>> Вряд ли кто-то достоин ребенка.
<<Дженнифер – Бет>> Нам стоит обсудить это за бутылкой вина «Блю Нан».
<<Бет – Дженнифер>> Как я не догадалась предложить. Так и сделаем.
<<Дженнифер – Бет>> Мысль о том, что тебя трудно любить, совершенно нелепа.
Глава 78
Новость о том, что теперь Бет одинока, ничего не меняла. Она была одна уже несколько недель. Практически месяцев.
Что изменилось? Ничего, верно?
На самом деле ничего.
– Ты слушаешь? – спросила Дорис.
Они играли в карты и ели сэндвичи с сыром, мясом и помидорами, которые купили в автомате. Дорис никогда ничего не брала бесплатно. Линкольн провел ночь в новой квартире и после пробуждения сразу отправился на работу.
– Я пытаюсь рассказать тебе о десятках, – заметила Дорис.
Линкольн никогда не считал Криса проблемой. Во всяком случае, не самой важной. Не то чтобы теперь это имело значение.
– Все просто, – добавила Дорис.
Ничего не изменилось. Совсем ничего.
– Послушай, – позвала Дорис. – Мне нужно тебе кое о чем рассказать. Сегодня мне звонила твоя мама.
– Что?
– Она поделилась рецептом курицы с морковью и сельдереем. Помнишь, там еще рис? А потом пожаловалась, что переживает за тебя, якобы ты не приходишь домой ночевать. Ты не упоминал, что твоя новая квартира это секрет, и ты не собираешься говорить маме о переезде.
– Но я не съезжаю, даже ничего не перевез.
– Глупости! Дело в девушке?
– Какой девушке?
– Твоя мама поведала мне, как с тобой поступила та девушка, актриса.
– То есть Сэм? Она ничего мне не сделала, – пробормотал Линкольн.
– Разве она не бросила тебя ради пуэрториканца?
– Нет, – ответил Линкольн. – Ну… не совсем.
– И теперь она названивает тебе домой.
– Сэм?
– Я не виню твою мать за то, что она волнуется, – продолжала Дорис. – Ведь теперь у тебя есть секреты. Ты что, встречаешься с той девушкой в моей прежней квартире?
– Нет.
– Это объясняло бы твою рассеянность и равнодушие к остальным дамам.
– Нет. – Прозвучало слишком резко и громко. Линкольн прижал ладонь к виску и постарался говорить спокойнее: – Вы сказали маме о квартире?
– Я слишком старая, чтобы обманывать чужих матерей, – вздохнула Дорис.
В тот вечер Линкольн вернулся домой, но было уже поздно для разговоров.
Когда на следующее утро он спустился на кухню, мама резала картошку.
На плите стояла кастрюля, из нее шел пар. Линкольн облокотился на столешницу и посмотрел на маму.
– Ой, я и не знала, что ты здесь.
– А я здесь.
– Голодный? Давай сделаю завтрак. Но ты, наверное, спешишь в спортзал.
– Нет, – ответил Линкольн, – я не голоден. И никуда не тороплюсь. Я надеялся, мы сможем поговорить.
– Я готовлю картофельный суп, но могу оставить немного бекона. Хочешь яйца с беконом? – Не теряя времени, мама разбила яйца в чугунную сковороду, налила туда молоко и принялась перемешивать. – Еще у меня есть кексы. Очень вкусные.
– Я правда сыт, – настаивал Линкольн, но мама не смотрела на него, поэтому он положил руку ей на плечо, и она царапнула вилкой дно сковороды. – Послушай, – начал он.
– Как странно… – промолвила мать, и по ее голосу оказалось невозможно понять, грустит она или злится. – Я еще помню, как ты хотел, чтобы я постоянно находилась рядом. Тогда ты был совсем маленьким и плакал, если я оставляла тебя хоть на секунду. Не знаю, как мне удавалось принимать душ или заниматься ужином, а может, и не удавалось: ведь я боялась, что ты обожжешься о плиту.
Линкольн уставился на сковородку, в которой готовился завтрак. Он ненавидел, когда мама упоминала о давнем прошлом.
Все равно что случайно увидеть ее в ночной рубашке.
– Как думаешь, почему я помню, – спросила она, – а ты не можешь? Почему так устроена жизнь? И помогает ли это эволюции? Для меня те годы стали самыми важными, а ты все забыл и не понимаешь, почему мне трудно делить тебя с кем-то еще. Для тебя сегодняшняя ситуация – нечто само собой разумеющееся.
– Ты ни с кем меня не делишь: никого вообще нет.
– А как же она… девушка, которая ужасно поступила с тобой?
– Да нет никого, мам. Я не встречаюсь с Сэм.
– Линкольн, бессмысленно врать, она постоянно звонит сюда.
– Я не вижусь с Сэм и не отвечаю на ее звонки. Прости, что не ввел тебя в курс дела и не рассказал о квартире. Но я не встречаюсь с Сэм, у меня никого нет, хотя я не против завести отношения: мне почти двадцать девять. И, думаю, ты бы тоже обрадовалась, если бы я нашел свою половинку.