– И что ты напишешь? Что у меня, по-твоему, классно получается? – спросил Линкольн. – Сидеть без дела?
– Сколько раз повторять, ты не сидел без дела! – не согласился Грег. – Ты следил за порядком, ведь кто-то должен отвечать на звонки и говорить: «Служба поддержки».
– Уверен, ты быстро найдешь мне замену.
– А вот я сомневаюсь, – вздохнул Грег, – на ночную смену соглашаются только придурки.
Линкольн гадал, прочитала ли Бет записку – вероятно, еще нет, – и подаст ли она жалобу. Но угроза все еще казалась не такой уж существенной, чтобы о чем-то беспокоиться.
Линкольн надеялся, что послание не напугает Бет, он и не думал ее пугать, но, возможно, стоило подумать о содержании письма раньше.
В субботу утром Линкольн поехал к «Индиан-Хиллз», чтобы посмотреть, как подрывники уничтожают кинотеатр. Накануне оттуда убрали все тумбы с афишами.
Остался лишь экран и здание. На парковке собралась приличная толпа, но Линкольн не стал подходить близко и не видел лица присутствующих, он наблюдал за всем со стоянки магазина пончиков, расположенного через дорогу.
Примерно через час он купил два пончика, упаковку молока и газету, выбросив все страницы, кроме раздела объявлений.
Затем достал старый блокнот на спирали и открыл на середине. В том месте, где написан список.
А после переписал четыре пункта на поля газетной страницы с объявлениями.
19. Оживляет компьютеры/распутывает ожерелья.
23. Всегда готов помочь.
5. Не переживает о том, о чем и правда не должен.
И наконец:
36. ХОРОШИЙ.
Для многих вакансий требовалось знание компьютера. Линкольн вычеркнул все те, в которых описание должностных обязанностей было расплывчатым или слишком заманчивым. А еще те, где требования больше подходили какому-нибудь сверхчеловеку.
Однако обвел одну вакансию: «Требуется ведущий технический специалист. Университет Сент-Джеймс, факультет сестринского дела. Полный рабочий день. Обучение + льготы».
Глава 87
Ив дразнила Линкольна по поводу работы в кампусе.
– Ты как будто нашел другой способ вернуться в университет, – сказала она, когда он проработал первый семестр. – И почему тебя тянет в учебные заведения? Пристрастился к затхлым помещениям?
Возможно, так и было. Затхлые аудитории. Скрипучие библиотечные стулья. Широкие газоны.
В деканате факультета у Линкольна имелся собственный стол. Среди административного персонала он был единственным мужчиной – и единственным человеком моложе сорока пяти.
Его навыки обращения с компьютером восхищали всех дам, и они считали нового сотрудника чуть ли не волшебником. Несмотря на наличие письменного стола, у Линкольна не было необходимости постоянно сидеть. Обычно он ходил по аудиториям и следил, чтобы все работало как надо.
Безопасность в интернете тоже являлась частью его обязанностей, но он лишь обновлял антивирусы и напоминал, что не надо открывать подозрительные ссылки. Начальник Линкольна из головного ИТ-отдела сказал, что в университете никогда не было инцидентов с просмотром порнографии, а помимо этого пункта единственным запретом являются азартные игры.
– А как насчет электронной почты? Какие-то фильтры? – уточнил Линкольн.
– Шутишь? – удивился босс. – Да правление факультета взбесится, если кто-то провернет нечто подобное.
Линкольн все еще думал о Бет. Поначалу постоянно.
Он подписался на газету, чтобы читать ее рецензии за завтраком и еще раз за обедом, таким образом пытаясь выяснить, как она живет. Счастлива ли она? Возможно, излишне строга к романтическим комедиям? Или, наоборот, великодушна?
Чтение статей Бет являлось для Линкольна способом сохранить воспоминания о ней, подпитывало внутренний огонь. Иногда, если в заметках она была особо забавной, вдумчивой или за напечатанными словами Линкольн видел нечто большее, он испытывал боль. Но мало-помалу та утихала.
Время шло, и Линкольну становилось лучше, легче.
Когда осенью начались занятия, Линкольн увлекся профессором средневековой литературы, вспыльчивой интеллигентной женщиной лет тридцати. У нее были широкие бедра и прямая челка, и она приходила в экстаз, когда говорила о «Беовульфе»[156]. Она любила подчеркивать фразы в его эссе ярко-зелеными чернилами, а иногда оставляла пометки на полях. «Верно подмечено!» или «Какая ирония, да?».
Он подумал, что по окончанию семестра мог бы пригласить ее на свидание или записаться на дополнительный семинар, который она вела.
Одна из коллег не оставляла попыток свести его с дочерью. Девушку звали Невин, она работала рекламным копирайтером и курила сигареты без никотина.
Они встретились пару раз, и Невин настолько понравилась Линкольну, что он пригласил ее на свадьбу Джастина и Дены.
Венчание проходило в гигантской католической церкви в пригороде. Удивительно, но Джастин был католиком и достаточно набожным, чтобы обратить в свою веру и Дену. «Не позволю нашим детям стать унитариями[157], – сказал он Линкольну во время репетиционного ужина. – Они едва ли верят в Иисуса».
Прием устроили в хорошем отеле в нескольких минутах езды от церкви. На фуршете преобладали блюда польской кухни, во время ужина играл струнный квартет. Линкольн так переживал из-за предстоящего выступления «Сакаджавеи», что объелся варениками.
Группа вышла на сцену после танца жениха и невесты под заглавную тему из «Титаника» – песню «Мое сердце будет продолжать биться»[158], общего свадебного танца под «Кожа и кружева»[159] и традиционного – отца и дочери, состоявшегося под «Поцелуи бабочек»[160].
Пока группа настраивала аппаратуру, Джастин сделал объявление, предупредив пожилых родственников, что им лучше насладиться бесплатными напитками или вообще разъехаться по домам: «Потому что скоро здесь будет очень весело».
Линкольн ожидал, что при виде Криса испытает боль, но ничего не почувствовал. Крис по-прежнему был красив. Несколько юных кузин Дены сразу столпились у сцены и нервно теребили ожерелья. С группой пришла блондинка с сияющей кожей, судя по виду, студентка.
В перерывах между песнями она передавала Крису пиво или воду.
Не было сожаления даже тогда, когда гитарист вроде бы узнал Линкольна и помахал ему. Теперь – во всяком случае, для Линкольна, – Крис оказался самым обычным парнем. И он не встречался с Бет.
Трудно танцевать под музыку, которая звучит так, будто «Лед Зеппелин» джемуют с «Радиохэд»[161], но большинство друзей Джастина и Дены были достаточно пьяны, чтобы хотя бы попытаться. Включая и спутницу Линкольна.
Сам Линкольн не был пьян, но ему хотелось прыгать, кричать и громко петь. Заразившись настроением присутствующих, он вращал Невин до тех пор, пока у девушки не закружилась голова, а затем нагло улыбался, глядя в небо.
Глава 88
Октябрь выдался достаточно холодным. Во время Хэллоуина детям пришлось надевать пуховики поверх костюмов, и у каждой двери их спрашивали, в какого персонажа они нарядились.
«Октябрь, – подумал Линкольн. – Ура! Ура!»
Пару минут он постоял у открытого окна спальни, позволяя себе насладиться воспоминаниями.
«Счастливого октября!»
Одним из плюсов квартиры было то, что в нескольких минутах ходьбы находился кинотеатр под названием «Данди». Единственное известное Линкольну заведение, где подавали разливную «Колу». Он бывал там почти каждые выходные, хотя в основном его совершенно не интересовало, что показывают.
Этим вечером Линкольн надел толстую водолазку, джинсовую куртку и оливково-зеленые брюки. Затем проверил прическу, посмотрев в зеркало, которое повесил в прихожей. Он по-прежнему стригся под Моррисси, хотя Ив сказала, что он похож на Люка Перри[162]. Или как будто он пытается быть похожим на Люка Перри.
– Зачем тебе такая стрижка? – спросила она. – Ты ведь достаточно высокий.
– Потому что я так хочу, – ответил Линкольн. – Мне нравится.
Ив предложила ему заехать к ней в гости, но он отказался. Позже он должен был встретиться с редакторами, они планировали пойти в местный бар, где подавали томатное пиво.
Линкольн еще раздумывал, идти ли туда… Вполне возможно.
В половине седьмого на улице уже стемнело и похолодало: обычное дело для осени.
По дороге в кинотеатр Линкольн видел, как люди ужинают в своих просторных жилищах. В этом районе почти никто никогда не закрывал шторы на панорамных окнах.
«Знаешь, почему в здешних старых зданиях огромные окна? – однажды спросила мама. – Раньше, когда кто-то из семьи умирал, поминки устраивали прямо дома. И окно должно было быть достаточно широким, чтобы в проем поместился гроб».
Но Линкольн решил продолжать верить в другое: окна были такими для того, чтобы хозяева могли похвастаться рождественскими елками.
Когда он добрался до «Данди», служащий менял постеры. Вместо «Танцующей в темноте» красовался «Билли Эллиот»[163].
Линкольн зашел в маленькое фойе, купил билет, разливную «Кока-колу» и коробку попкорна с маслом. В кинотеатре почти никого не было, поэтому он занял место поближе к экрану. Красное, обтянутое бархатом сиденье.
Наверное, после сноса «Индиан-Хиллз» лишь здесь не было глубоких кресел с откидывающейся спинкой или «местечек для влюбленных». Перед экраном висел тяжелый занавес, который отодвигали, когда начинался сеанс. Сначала Линкольн считал такую задумку бесполезной, но теперь с нетерпением предвкушал этот миг.