Что, черт возьми с ними? Диане хочется закричать — совершенно не типично для нее. По крайней мере, у Нэнси есть Питер, каким бы он ни был. Но Юнити? Она сама по себе. Если что-то случится с Юнити, Муля и Пуля никогда не простят ее, тем более что они категорически запретили ей приводить Юнити сюда. Они и так с ней почти не разговаривают.
— Миссис Гиннесс, нужно торопиться, — говорит офицер.
Она позволяет им выстроиться вкруг себя. Они слаженно, словно единый организм, двигаются против потока убегающих людей, поднимаются по короткой лестнице и пересекают пустую сцену. Они добираются до гримерок, где, как она предполагает, укрылся под защитой М, и тут из темного коридора на нее бросается женщина.
Она валит Диану на пол, рвет ее волосы и кричит: — Как ты могла связаться с этим мерзким фашистом?
Ее пальцы скользят по щеке Дианы, а та думает о своих славных мальчишках, Джонатане и Десмонде, и все, чего она хочет, — это вернуться к ним целой и невредимой. Кто станет им матерью, если она исчезнет? В последний раз они были все вместе, когда позировали для портрета русскому художнику-сюрреалисту Павлу Челищеву, он изобразил их с длинными золотистыми волосами в окружении голубых теней. Если бы только она могла вернуться в тот мирный миг…
Чернорубашечники дубинками отгоняют от нее женщину. Диана заставляет себя встать, пригладить волосы, поправить платье. Ее руки дрожат, но она не может появиться перед М недостаточно идеальной.
Когда один из чернорубашечников уводит женщину со сцены, сковав ее руки за спиной наручниками, Диана произносит:
— Теперь я готова предстать перед Вождем. — Конечно, мэм.
Охраняя ее со всех сторон, они сопровождают Диану в гримерку, где перед дверью дежурит еще больше чернорубашечников. Офицеры обмениваются кивками, один из них толкает дверь, Диана заходит внутрь.
Там стоит ее любимый М. Большие пальцы рук заложены за широкий черный пояс, подчеркивающий его мощную грудь, он выглядит именно таким лидером, каким и должен быть. Она добьется, чтобы он стал именно таким лидером. Она бросается в его объятия, утыкается лицом в его шею.
— Дорогая, — говорит он, приподнимая ее подбородок к свету. — Что с твоим лицом? На тебя кто-то напал?
— Ничего страшного, милый. Просто небольшая царапина, которая благодаря твоим людям не оказалась огромной. — Она лучезарно улыбается ему. — Главное, что ты в безопасности.
— Небольшая заварушка не собьет меня с курса, — со смешком отвечает он, но звучит это как-то натянуто. Она отмечает, что его смуглая кожа бледнее обычного. Он испугался, но, конечно, не хочет, чтобы она это обнаружила.
— Я отсиживаюсь здесь, лишь чтобы избежать ненужных разговоров, которые пойдут, если я ввяжусь в драку, — он сжимает кулаки. — Хотя я бы еще как приложил этих крикунов.
— Конечно, М, — шепчет она, придвигаясь к нему еще ближе. — Глупой бы я была, если бы думала, что ты должен рисковать собой.
М обнимает ее, и она ощущает, что он хочет ее. Даже здесь его желание сокрушительно. Но шум под дверями отвлекает его.
— Надеюсь, этот нелепый протест не отвратит публику от БСФ. Нам нужна поддержка, — говорит он.
Диана рада, что пришел момент раскрыть ее план. Вот он, идеальный момент, чтобы М понял, насколько полезна Диана может быть ему и его делу. Какой незаменимой она может стать.
Глава пятнадцатаяЮНИТИ
Юнити наблюдает столпотворение в Олимпия-холле. Протест кажется ей дерзким, грубым, но сейчас БСФ вызывает у нее отвращение не меньшее, чем демонстранты. Как могла политическая организация, выступающая за порядок и авторитет, допустить протестующих на свой митинг? Гитлер удалил бы несогласных, как хирург — опухоль. Позволив крикунам испортить митинг, Мосли выказал свою слабость.
Куда подевались Нэнси и Питер? Юнити тянется изо всех сил и во весь свой рост, чтобы глянуть поверх обезумевшей толпы, валящей из зала. Но не замечает ничего похожего на приметную шляпку сестры или белокурую голову ее мужа; она оглядывается — невозмутимой Дианы, безмятежно сидевшей, элегантно подобрав ноги и сложив руки на коленях, тоже нет на месте. Слава богу, что сегодня вечером она не взяла с собой Ратулара, его могли и задавить в этом месиве.
И что ей делать теперь, когда сестры испарились? Вряд ли она найдет телефон, чтобы позвонить Муле и Пуле и попросить их о помощи. Они бы с ума сошли, узнав, что она здесь.
Она ищет выход, и человеческая масса наваливается на нее, втягивает в свое движение. Ее руки и ноги переплетаются с ногами и руками мужчин и женщин всех возрастов и положения, даже с детскими, сохранять равновесие почти невозможно, толпа несет ее к ближайшим дверям. Но она знает, что, если упадет, ее не просто ранят — ее затопчут.
Они протискиваются под балконом роскошных лож, и Юнити кажется, что кто-то зовет ее. Она думает, что это, наверное, Диана, и оборачивается к их местам, но сестры по-прежнему нигде не видно. Где же она, черт возьми? Неужели она бросила Юнити и побежала искать своего драгоценного Мосли? Юнити нравится думать о себе как о самодостаточной и сильной, но ей обидно и больно чувствовать себя брошенной.
— Юнити! — теперь уж явственно слышит она. Юнити оглядывает толпу, пытаясь понять, кто же ее окликает. Возможно, это Нэнси и Питер, оказавшиеся впереди? Но затем она слышит: «Сюда, наверх!» Юнити поднимает глаза к балкону и видит силуэт женщины в красном свитере. Может, это та же женщина — с того, другого митинга?
Разумеется, во всей толпе больше нет и намека на красный цвет, это не может быть случайным совпадением.
Женщина с балкона наклоняется вперед, подставляя лицо свету, и это лицо, которое Юнити меньше всего ожидала увидеть здесь. Сверху смотрит Декка, ее семнадцатилетняя сестра.
— Что ты тут делаешь? — кричит ей Юнити, не в силах понять, что младшая Митфорд, коммунистка до мозга костей, делает на фашистском митинге? Она пришла сюда протестовать? Что бы об этом сказали Муля и Пуля?
— Сейчас не время рассуждать, — кричит Декка. — Просто поднимись по лестнице справа, и встретимся наверху. Здесь безопаснее!
Юнити замечает лестницу, спрятанную под правым балконом, — она пуста, все стремятся в противоположном направлении. Выбравшись из толпы, она мчится вверх по ступеням. Сестра ждет ее наверху, и Юнити еще никогда не была так рада видеть ее. Какое облегчение.
— Декка! — почти кричит Юнити, протягивая руки для объятия.
— Бобо, моя драгоценная Буд, — вворачивает та сразу два прозвища Юнити и похлопывает ее по спине. — Ты цела? Похоже, ты попала в серьезную заварушку. Что ты тут делаешь?
— Это я должна задавать тебе подобные вопросы, младшая сестренка. Муля и Пуля умерли бы, если б узнали, что ты здесь, да еще и с протестующими. Да еще и одна!
— Я не одна, Бобо. Я с кузеном Эсмондом, — она указывает на знакомый силуэт, выступающий из темноты коридора на свет. Мать Эсмонда Ромилли, Нелли, приходится Пуле двоюродной сестрой, как и ее сестра Клементина Черчилль, жена политика Уинстона Черчилля. Что делает младших Митфорд и отпрысков Ромилли и Черчиллей троюродными братьями и сестрами.
Юнити и Эсмонд здороваются, а Декка продолжает:
— Родители разозлились бы не меньше, если бы обнаружили, что ты тут.
— Вряд ли. В конце концов, я старше. И я не одна. Я пришла с Нэнси и Дианой.
— Это гораздо хуже, чем пробраться сюда тайком с Эсмондом, — смеется Дэкка. — Нэнси и Диана уже достаточно взрослые, чтобы понимать, что к чему. А нам с Эсмондом пока простительны глупости.
Юнити осознает, что должна злиться на Декку из-за сегодняшней акции, но она не может таить обиду на ту, что зовет ее Буд. Пусть Декка заблуждается, сердце у нее — что надо.
— Даже если вы пришли протестовать? От имени коммунистов? — Как только Юнити увидела Эсмонда рядом с Деккой, она поняла, что происходит. Ни для кого не секрет, что Декка симпатизирует коммунистам («Да у нее полспальни оклеено плакатами с серпом и молотом», — думает Юнити), но еще ни разу родные не видели, чтобы она действовала в соответствии со своими убеждениями. А вот шестнадцатилетний Эсмонд из другого теста. Он провозгласил себя коммунистом в пятнадцать и уже успел выпустить журнал, пропагандирующий его взгляды, написал пару передовиц, сколотил собственную политическую ячейку и провел несколько маршей. И хотя Эсмонд — член семьи, Муля и Пуля пришли бы в ярость, узнав, что Декка была здесь, да еще с ним.
Щеки Декки вспыхивают, и Юнити понимает, что подловила ее. Но, по правде говоря, они обе сели бы в лужу, если бы родители обо всем узнали. Декка парирует:
— А что если они узнают, что твой поход сюда — часть грандиозного плана переехать в Мюнхен и стать нацисткой?
— Хорошо, я не скажу Муле и Пуле, если ты тоже промолчишь, — предлагает Юнити, гораздо больше заинтересованная в том, чтобы ничто не помешало ее планам, чем в том, чтобы отвадить Декку от коммунистов.
Сестры пожимают друг другу руки, и Декка произносит:
— Нас здесь не было.
Глава шестнадцатаяНЭНСИ
Я просыпаюсь с шумным выдохом, вырываясь из повторяющегося кошмара, который снится мне после потасовки в Олимпия-холле. Во снах я так или иначе оказываюсь на полу, вокруг меня ноги, а я не могу ни подняться, ни вдохнуть. Но, каким бы ни был сюжет, заканчивалось всегда одинаково: задыхаясь, я жадно делаю последний судорожный глоток воздуха и просыпаюсь.
Я сажусь на постели и тянусь рукой по шелковому стеганому одеялу ручной работы, подаренному Дианой, чтобы коснуться плеча Питера и успокоиться. Но там пусто. Часы на прикроватной тумбочке показывают три часа ночи. Где его, черт возьми, носит? Хотя лучше было бы спросить: почему я удивлена и злюсь? Вечно где-то пропадающий муж — единственное, что есть постоянного в моей супружеской жизни.