Я больше не жалкая. Я помолвлена с ровней себе, к тому же человеком гораздо более эрудированным, несмотря на его оксфордское образование, дразнюсь я; на темной, пыльной полке, где отсиживаются те из нас, кому не удалось обручиться в дебютный сезон, меня больше нет. И каким-то чудом рядом с Питером улетучились мои вечные страхи, связанные с браком, — что я превращусь в клушу, только и думающую, что о нянях, поварах, хозяйстве, режиме дня детей и настроении мужа. Возможно, все эти страхи были навеяны воображаемым браком с Хэмишем и не имеют никакого отношения к реальной супружеской жизни. Это брак будет счастливым, я планирую в этом убедиться.
В моменты затишья, когда я одна в квартире со своими бульдожками Милли и Лотти на коленях, шальная мысль закрадывается в мою голову. Может быть, я так радуюсь этому браку потому, что он станет моим первым триумфом над вечно превозносимой Дианой? С тех пор, как она ушла от Брайана к Мосли, она больше не звезда лондонского общества, а пария, в то время как меня повсюду поздравляют с помолвкой — ничего общего с безразличием и косыми взглядами, какими меня награждали, когда я объявила о своей помолвке с Хэмишем много лет назад. Даже Муля и Пуля мною довольны, хотя для меня не секрет: Питер в их глазах недотягивает до идеала жениха. Но, без сомнения, он кажется им намного лучше Хэмиша.
Я слышу легкие шаги Дианы, спускающейся по парадной лестнице, а следом — торопливый топот Юнити. Кажется, они теперь неразлучны, по крайней мере пока Диану не позовет Мосли. Если бы только Муля знала, как вопиюще Юнити нарушает ее указ.
— Прод? — окликаю я Питера, по митфордианской традиции мы с сестрами придумали ему прозвище, сократив Питер Родд до очаровательного и забавного словечка Прод.
Он поднимает глаза от газеты: — Да, дорогая? — Выходим?
Питер встает, а я думаю, как же лихо он выглядит в черной рубашке. Я не спеша приближаюсь к нему и провожу пальцем по лацкану.
— Ты так хорош в этой форме, что нам, наверное, надо почаще ходить на митинги.
Он усмехается: — Ты тоже хороша.
Он склоняется ко мне, чтобы поцеловать, и тут из холла доносится голос Дианы:
— Машина ждет! Мы отстраняемся друг от друга, и я кричу в ответ: — Минуточку, Бодли! Только нос припудрю! Я шепчу Питеру:
— Прихвати с собой чего-нибудь покрепче. Думаю, лишним не будет.
Теперь слышен крик Юнити:
— Боже, Леди, нет никакой нужды пудрить нос! Мы едем на политический митинг, а не на бал.
После того как я оправилась от разрыва с Хэмишем, Юнити больше не зовет меня Нэнси или ласково «Нэнс», теперь у нее снова в ходу прозвище «Леди», которым она обычно пользуется, когда я ее чем-то раздражаю. Порой мне хочется понять, чем же я ее за это время обидела.
Я не обращаю внимания на крики Юнити и задерживаюсь перед зеркалом, пудрю нос, подкрашиваю губы. Затем мы вчетвером — все в сочетании с обычной одеждой еще и в черных рубашках — втискиваемся в машину, которую прислал за нами Мосли. Все какие-то мрачные, так что я пытаюсь поднять настроение репликой:
— Кто бы мог подумать, что черный цвет нам так идет!
Диана неодобрительно оглядывается на меня:
— Нэнс, черные рубашки носят не ради красоты. Члены Британского союза фашистов носят черный, потому что это символ фашизма. Так мы опознаём друг друга и убеждаемся, что мы заодно, независимо от богатства и социального статуса.
Она забывает упомянуть, что по «совпадению» форма БСФ такая же, как у Бенито Муссолини, которым восхищается Мосли.
Боже мой, она уже говорит словами Мосли. В последние месяцы я провела множество часов в Итоньерке в обществе этого человека, хорошо узнала его взгляды на фашизм, государственную политику Великобритании и всего континента. Мосли любит разглагольствовать: дескать, он основал БСФ, чтобы подтолкнуть страну от старомодной, экономически и социально несостоятельной демократии к более современной и эффективной автократии. Образец для него — правительства Италии и Германии, хорошо бы и в нашей стране было такое же руководство, считает он. Он недавно вернулся в Лондон из Италии, где общался с Муссолини. У Дианы загораются глаза всякий раз, как Мосли начинает вещать о своих политических планах. И это меня тревожит.
Хотя я убеждена, что стране нужны перемены — у нас три миллиона безработных, финансовый кризис, коммунисты наступают на пятки, но бог мой — взгляды Мосли слишком радикальны. Я центристка и вряд ли согласилась бы поехать сегодня вечером на большой митинг фашистов, если бы Питеру не было так любопытно туда заглянуть. И если бы Диана не умоляла присоединиться к ней.
Мужчина, с головы до ног одетый в черное, приветствует нас, когда машина подъезжает к Альберт-холлу, и с военной четкостью провожает нас к местам в первом ряду. Мы усаживаемся в кресла, и я рассматриваю людей вокруг. Настоящее море черного. Но не только этот цвет объединяет участников митинга: большинство из них принадлежит к среднему классу, хотя, говорят, и среди представителей высшего общества появляются сторонники фашизма. В зале в основном румяные парни, попадаются угрюмые мужчины средних лет и жизнерадостные моложавые женщины.
— Не такого я ожидал, — шепчет мне Питер, озираясь по сторонам.
— Нет, это не шайка хулиганов, — отвечаю я тоже шепотом. Я ожидала увидеть в толпе подстрекателей.
— Тсс, — шипит на нас Диана: Мосли выходит на сцену, его приветствует лес вскинутых вверх рук. Лицо сестры сияет, когда она смотрит на него снизу вверх.
Сторонники устраивают Мосли бурную овацию, едва завидев своего мужественного темноволосого лидера, отрастившего черные усы. Я слышу выкрики «БСФ!» и замечаю в толпе несколько рассредоточившихся полицейских, видимо, для поддержания порядка.
Мосли перестает напыщенно расхаживать по сцене и останавливается, уперев руки в бедра и взирая на толпу, выпячивает грудь колесом. Мне кажется, что он специально надел облегающую черную водолазку вместо официальной черной рубашки на пуговицах, как у всех у нас, чтобы выставить напоказ свое сильное, как у льва, тело.
Я словно под гипнозом наблюдаю, как он перемещается по сцене, грозит пальцем, топает ногой, разговаривая со своими помощниками и готовясь произнести речь. Такого Мосли мне видеть еще не доводилось, и теперь я наконец начинаю догадываться, что в нем так привлекает Диану. Что привлекает к нему всех сторонников.
Однако чем больше он старается, тем более его движения выглядят наигранными. Внезапно вся эта напыщенная обстановка, вся срежиссированная торжественность кажутся ужасно глупыми, и меня разбирает смех. Диана, прищурившись, смотрит на меня, губы ее сжимаются в ниточку, а брови сердито хмурятся, пока я отчаянно пытаюсь подавить смешок. Но тут взгляд мой скользит по Юнити, и мне моментально становится не до смеха. При виде ее жалкой преданной физиономии мне становится до дрожи страшно.
Глава восьмаяДИАНА
М будет так рад, думает Диана, глядя из первого ряда вверх, на сцену. Ей удалось заманить на митинг не только верную Юнити, но и других членов семьи — Нэнси и Питера. Если бы только Муля и Пуля смилостивились и согласились встретиться с нею и Мосли, они, без сомнения, тоже были бы очарованы. Они бы увидели то, что видно ей: что у М есть ответы на безотлагательные вопросы, касающиеся оздоровления правительства и общества. А пока что на ее предложения такой встречи отец лишь сердито ворчит, если вообще отвечает на звонок.
Ее жизнь до встречи с М кажется совершеннейшей пустышкой. Обманка вместо золота, если не упоминать Джонатана и Десмонда, конечно. М дал ей цель в жизни, превосходящую ее самые смелые фантазии, и она сделает все, что может, способствуя ему и его делу, его БСФ. На самом деле она сделает ради него вообще что угодно.
Хотя она раньше уже видела немало выступлений Вождя и слушала множество его речей, так грандиозно не было еще никогда, и никогда еще — в присутствии Нэнси. Диане хочется, чтобы старшая сестра, которой так трудно угодить, оценила силу и магнетизм ее возлюбленного. Наверное, это подспудное желание развеять последние сомнения Нэнси в том, что расставание с Брайаном было верным решением. После встречи с Питером взгляды Нэнси на М заметно смягчились. Хотя, если бы Диана могла говорить откровенно, она бы поделилась опасениями насчет Питера — банального и не блещущего талантами. Может, он и умен, но слывет волокитой и вряд ли годится для счастливого супружества. Но у нее нет права на такую искренность, она лишилась этой привилегии, как и многих других, когда ушла от Брайана.
Музыканты слева от сцены ударили в барабаны, предваряя выступление М, и этот ритм заставляет сердце Дианы биться чаще. Почему она так волнуется сейчас, ведь когда она влюбилась в М и ушла от Брайана, она почти не тревожилась? Неужели она так трепещет из-за того, что возлюбленный стоит на огромной сцене? Или из-за того, что чувствует себя причастной к чему-то грандиозному, намного больше ее самой, — к истории?
Диана отдается своим чувствам, ее потряхивает, когда М марширует по сцене — человек действия, не похожий ни на кого из ее знакомых; она очень довольна, что Симми, жена М, решила не ехать на митинг. Только благодаря этому Диана смогла появиться здесь. М шагает уверенно, его нисколько не смущают тысячи обращенных к нему глаз; кажется, он не только может держаться непринужденно перед толпой — он способен управлять ею. Страстное желание захлестывает Диану, она живо вспоминает умелые касания М, исследовавшие и будоражившие каждую частичку ее тела, которое иначе так и осталось бы непробужденным.
Может, это его сексуальность накрепко привязала ее к нему? Или все-таки ее опутали, словно осьминожьи щупальца, его сила и целеустремленность? Этого она не знает, ясно лишь одно: ее к нему неудержимо тянет. Уже после их первой ночи вместе она полностью отдалась и ему, и его делу, стараясь не задумываться, какое место ей отводится в его жизни.