Всякое уныние тут же было стёрто с лиц и началось всеобщее ликование по случаю пополнения рядов черпаческого сословия. Мне разрешили кинуть вещмешок на мою постель в землянке и чуть не силой поволокли в дальний капонир, в котором был вкопан танк Т-62. Помимо вспомогательной функции усиления позиции огневой мощью, танк имел основное назначение - в нем ставили брагу. Вспомогательная функция на моей памяти не была использована ни разу, зато основную танк отрабатывал постоянно и на все сто. Ни один проверяющий шакал не забдил запретного алкоголя: инспектируя позицию, до этого танка вообще мало кто добредал, а уж пачкаться, взбираясь на него, и открывать люки, из которых пёрло солярой и дрожжами, и вовсе никому в голову не приходило.
Тридцатишестилитровый термос был извлечен из недр и поставлен на броню танка. Башня служила нам столом и вокруг этого стола собрались старослужащие Высоты 525.
Виночерпий зачерпнул кружку и как самому уважаемому солдату протянул ее Хизарю. Хизарь принял ее с большим достоинством и, обняв меня, как своего заменщика, одной рукой, стал произносить витиеватый кавказский тост:
- Дед моего деда говорил...
Судя по неторопливой размеренности, с которой замкомзвод начал тост, и той многозначительности, с которой он произносил каждое слово, будто чеканил золотую монету, тост грозил затянуться минут на сорок. Пацаны не впервые бухали с Хизарем и выслушивали уже не первый его тост, поэтому в термос тут же нырнула кружка-дублёр, вынырнула налитой брагой и пошла гулять по кругу.
Когда Хизарь закончил, повернувшись ко мне:
- ... и этот бокал я хочу выпить за нашего дорогого друга Андрея!
полная кружка браги пришла ко мне в третий раз и глаза уже блестели влажным блеском от трогательных чувств, нахлынувших на меня после первых двух.
Мою встречу отметили до улёта.
В небо.
Разумеется, брага не может тягаться по крепости с лосьоном, но на позиции чарса было больше, чем в полку и он был свежий. Чарс нас добил и оторвал от земли: ледяные спицы с разных сторон воткнулись в мозг и стерли понимание воинского долга.
Я улетел.
Проведем рекогносцировку.
На удалении трех-четырех километров от КП роты вдоль горизонта стоит огромная сопка. Высокая и с крутыми склонами. Длина сопки полтора километра. Ширина гребня более ста метров. Гребень почти плоский. На этом гребне, если смотреть со стороны КП, справа разбита позиция третьего взвода. На противоположном левом конце сопки стоит небольшая глиняная крепость Царандоя. В этой крепости несут службу сарбозы - переодетые в туземную военную форму обезьяны. Несут ее так крепко, что на моей памяти этот пост вырезали подчистую два раза.
Без единого выстрела.
Зашли и перерезали.
Спят, заразы.
Помолятся на ночь - и на массу.
Сарбозов там человек восемнадцать и у них всегда можно поменять что-нибудь на что-нибудь. Старые дырявые сапоги на четыре палочки чарса. Каждой палочки хватит на шесть жирных косяков, от которых сносит крышу и уносит в небо. Старых сапог у нас много. Их три раза в год меняют. Еще у нас есть старые хэбэшки, шапки и бушлаты. Носить это старье не будет даже распоследний чмошник, а сарбозам самое то - их форма еще чмошнее, чем подменка третьего срока, в которой шесть дембелей умерло. Если одних сарбозов вырежут, то на их место присылают новых. Так что знакомиться и дружить с аборигенами мы не успеваем. Какой смысл запоминать имена и лица, если их всё равно под нож свои же земляки пустят? Можно сказать, что постоянные контакты между советской позицией и афганской крепостью отсутствуют.
Пехота несет свою службу бодро, бдительно, ничем не отвлекаясь. За сон на посту - приклад об башку разобьют. Пример сна на посту у всех перед глазами. Наши соседи спят и их режут. Нам страшно быть зарезанными и мы не спим.
Ни днем, ни ночью.
И днем и ночью на позиции есть минимум шесть человек, которые не спят, а рубят фишку.
На позиции стоит взвод пехоты - восемнадцать человек по штату. В наличии всегда меньше. Так как пехотинцев больше, чем всех остальных вместе взятых, основные тут - пехотинцы.
Пехота усилена двумя расчетами миномета - это еще восемь солдат и лейтенант. Минометы нам очень кстати. С минометами не так страшно. С миномётами можно смело отмахиваться с господствующей высоты хоть от полтыщи духов.
Пьяный танк - штука грозная, но бестолковая. Малый угол наклона пушки не позволяет стрелять вниз, с сопки по караванной тропе. Единственно, с того танка можно в щепки разнести нашу позицию фугасами, если ее захватят духи. Еще к пьяному танку прилагается экипаж - командир и механ. Всего народу плюс-минус тридцать человек с двумя офицерами во главе. Старший позиции - командир третьего взвода старший лейтенант Колпаков в отпуске в Союзе. Вместо него старшим остался Хизарь. Командир минометчиков лейтенант Рочкован прибыл из Союза за день до убытия Колпака в отпуск и, понятное дело, старшим быть оставлен не мог - он бы нам тут накомандовал. Другого шакала вместо Колпака присылать не стали - офицеров не напасешься. Старший сержант Хизриев - лучший вариант. Добросовестный, авторитетный, опытный... жопорванец. Колпак сорвался в Союз с той колонной, на которой я прибыл, так что встретиться-расцеловаться не довелось.
Разминулись в пути.
Повезло ему.
Про командира взвода мне сказали, что он - Колпак и мне этого было достаточно.
Старший тут - Хизарь.
Что при Колпаке, что без Колпака.
Хизарь командует, Колпак поддакивает. Хизарь старше Колпака возрастом. Рядом со взрослым замкомзводом Колпак выглядит прыщавым подростком. Заметно, что Хизарь давит старлея морально - шакал полностью парализован чеченцем.
Это хорошо.
Я - за Хизаря!
Хизарь - солдат, дед. Не шакал. Он служит в Афгане дольше всех, он опытнее и по возрасту, и по сроку службы. Военную науку он постигал не в училище, а с азов - с ашхабадской учебки, с духовенства. Роднит то, что мы с ним с Первого городка Ашхабада - казармы связи и пехоты стоят рядом. Дисциплину Хизарь держит железную - его слово закон. Солдаты не станут так слушаться шакала, как слушаются деда. Ротный может быть спокоен за Высоту - без всяких шакалов одного Хизаря хватит, чтобы наладить тут службу.
В земле вырыта просторная землянка. В землянке два выхода, в противоположных концах. Так что под обстрелом мы по-любому выбежим - оба выхода под прицелом держать не получится. Если зайти в первый выход, то будет небольшой кубрик на четыре двухъярусные кровати. Это спальное помещение минометчиков. Дальше из снарядных ящиков сделана тесная выгородка на две койки. Это спальное помещение офицеров. Если пройти мимо выгородки, то попадешь в более просторный, чем у минометчиков, кубрик на девять коек. Тут живем мы, пехота и у нас свой отдельный выход, рядом с которым - вы не поверите - есть душ.
В земле прорыли боковое ответвление, куда можно зайти, сполоснуться. Наверху стоит металлическая емкость примерно на куб воды. Раз в три дня приезжает водовозка и заполняет все ёмкости, какие только есть на позиции. Так что вода - считана и целыми днями спасаться от жары, стоя под душем не получится. Совесть надо иметь - воды мало, а потеют много и потеют все. Значит, и мыться должны, пусть понемногу, но все, даже духи. Если духам не позволять мыться, то они подцепят мандавошек и поделятся ими со старослужащими. А ведь надо еще и постираться: потница - самое распространенное после дизентерии и мандавошек заболевание. Словом, вопрос воды - вопрос сложный и деликатный настолько, что я после службы на Высоте до конца жизни буду выходить из себя, если в доме бесцельно тонкой струйкой течет вода из-за небрежно закрытого крана.
Стены землянок укреплены рабицей и оштукатурены глиной. Сверху глину покрасили в светло-желтый цвет. Для уюта. Днем в землянке вполне светло. В стену рядом с выходом вмурованы неуставные, самодельные пирамиды для оружия. Поднялся с кровати, прошел мимо пирамиды, прицепил свой автомат, вышел. Зашел в землянку, поставил оружие в пирамиду, прошел и лёг. Удобно.
Свет во все помещения попадает через потолочные люки. Когда настилали перекрытие, поверх ямы-землянки кинули металлические трубы, на трубы настелили рабицу, из минометных ящиков выбили днища, поставили на рабицу, свободное пространство застелили черным плотным полиэтиленом и закидали песком В обычном состоянии крышки ящиков откинуты и дают свет и ток воздуха в нижние помещения. При приближении бури крышки закрываются, чтобы не сыпался песок. Песок, конечно сыпется - тут такие "афганцы" дуют, что только держись - но тогда он сыпется как из горсти, а не как с лопаты.
Электричества нет.
Свет ночью дают две лампы системы "Летучая Мышь", вроде той, что я прихватил на память в Талукане. Скажем мягко: слабовата иллюминация. Возле самой лампы ночью можно прочесть газетные заголовки, но не мелкие буквы. Койки и стены землянки вообще тонут в темноте.
Мрак.
Мрак и вилы.
Линия окопов на позиции имеет форму треугольника, в вершинах которой выкопаны капониры для боевой техники - пьяного танка, двух БТРов и одного БРДМ минометчиков. На каждую машину отрыто по два капонира - основной и запасной. В окопах оборудованы места для стрелков. На каждом оборудованном месте в песок вбит колышек с табличкой. На табличке - сектор обстрела, ориентиры и расстояние до ориентиров. Удобно выставлять прицельную планку. Если опыт есть - не промажешь.
Под сопкой - минное поле с противопехотными и сигнальными минами.
Перед минным полем - МЗП. Малозаметное препятствие. Путанка. Кольца сталистой проволоки, в которых путается нога. Не надо пробовать ходить по МЗП - проволока может ногу отрезать.
В МЗП и минном поле есть проходы, чтобы мы могли выходить в долину. Эти проходы держатся под вниманием круглосуточно.
В центре позиции стоит еще одна землянка - столовая. На один стол. Одновременно кушать могут десять человек, так что повар раздает пищу по три раза. Сначала кушают старослужащие пехоты, потом минометчики и танкисты, потом духи. Шакалы кушают тут же с кем им нравится - с пехотой, минометчиками или духами.