Мне не стыдно признаться:
- Меня воспитал Строгий Режим.
Если я когда-либо под влиянием сиюминутного порыва не совершил очередную глупость, то это не Армия, нет. Это он - родной Строгий Режим.
Желая сделать приятное для алкашей, с которыми сижу, я вознамерился поставить брагу.
- Что это ты мутишь? - спросил Ушак, видя, что я крошу черный хлеб в полиэтиленовый пакет и сыплю туда столовую ложку сахара из своей пайки.
- Готовлю дрожжи.
- Пироги печь собрался?
- Брагу буду ставить.
- Да? А на хрена?
- Пить чтобы. Вам же хочется выпить?
Ушак ничего не ответил, а вместо ответа с видом неодобрения отвалился на шконку.
На его место за общаком сполз Муля:
- Андрюш, зачем тебе нарушение режима на ровном месте?
- То есть как?
- Думаешь, дубаки совсем идиоты? Ты поставишь брагу. Духан будет на всю хату. Дубаки спалят. Напишут замечание. Оно тебе надо?
- Подумаешь, "замечание"!
Ушак приподнялся на своей шконке:
- Он не понимает!
- Он не понимает, - кивнул Муля, и пояснил мне, - Когда на зоне тебе подойдет срок УДО, станут смотреть твое личное дело. Там окажутся замечания, которые ты нахватаешь на зоне. С замечаниями тебя никто на УДО представлять не будет. Зоновские замечания может снять администрация зоны, а вот тюремные - никто. Люди по девять лет сидят на зоне без замечаний, а как приходит срок освобождаться по УДО, им отрядник их личное дело показывает, а там - тюремные замечания огромной давности. Ты уже про них и забыл - а они в твоем личном деле есть. И - никуда! По зоне у тебя всё ровно, у зоны к тебе вопросов нет, но вот с тюрьмы ты привез замечания, которые никто на зоне не имеет права с тебя снять. Ты хочешь от звонка до звонка сидеть из-за кружки браги?
Я понимал, что Муля и Ушак глубоко правы, но отступать не собирался:
- Сань, - обратился я к Мазяру, - Ты-то что скажешь?
По роже Мазяра было видно, что он очень хочет выпить и всей душой одобряет мои действия... но полностью согласен с Мулей и Ушаком насчет замечаний в личном деле.
- Я пить не буду! - отрезал Мазяр, - Ставь, если хочешь, только на себя.
Жалко мне целой ложки сахара, истраченной на изготовление дрожжей для браги. Сахар мне на тюрьме не горстями отсыпают. Очень мне жаль этой ложки сахара.
Пакет с раскрошенным черным хлебом полетел в мусорное ведро.
От греха.
Пока всю хату не завонял этилом.
Ну их, эти замечания.
Мне домой надо!
Мазяр удивил: алкоголик отказывается бухать!
Скоро он удивил меня еще сильнее и заставил себя уважать.
Сидели за общаком, болтали о том, о сём, курили. Дело было к ночи.
- Видите? - Мазяр показал на дымящуюся "приму" у себя в пальцах, - Это моя последняя сигарета.
Мазяр спокойно докурил ее и затушил о консервную банку, бывшую у нас вместо пепельницы. Докурил, лег на шконку и заснул. Я тоже залез к себе на второй ярус и постепенно угомонился под неторопливый разговор Мули и Ушака. О Мазяре я не думал - своих мыслей хватает.
Я не придал значения его словам. Только после обеда следующего дня ко мне пришло чувство, что "в хате что-то не так".
Что-то необычное было в хате и я не мог понять что. Это как привидение - чувствуешь, что где-то рядом, а видеть не можешь. Я стал присматриваться к Муле, Фаттиху, Ушаку, Мазяру, но ничего тревожного - всё как всегда. Ровное общение с шутками и подковырками. И тут до меня дошло:
"Мазяр не курит!!!".
Целый день!
- Сань, ты чо? Бросил, что ли?
Мазяр улыбнулся:
- Типа, да.
- Бросить курить на зоне - до фига делов, - уважительно оценил Ушак, - пожалуй, я тоже брошу.
А я не смог бросить.
Силы воли не хватило.
До сих пор курю.
Вместо ушедшего на зону "державшегося молодцом" Серёжи нам подкинули Вову Моторина - строгача с третьей судимостью.
Судьба этого никчемного существа удивительна. Удивительна тем, насколько ярко и выпукло проявляется сущность человеческая именно в Системе. Без разницы, в какой упаковке ты попадешь в Систему - в погонах и униформе или в робе с биркой на груди. На воле можно всю жизнь прожить и люди так и не поймут про тебя, что ты за фрукт.
Вова не был "фруктом" - он был овощем.
До пятидесяти девяти лет он дожил "как все". Имел семью, ходил на работу, растил детей. В пятьдесят девять, за год до пенсии, померла его старуха. Эта утрата так опечалила Вову, что Вова стал поминать супружницу не по-детски - тем самым мрачным запоем, когда вдовец пьёт по-чёрному, не для радости, а с большого, неизбывного горя.
Как жить без жены Вова не знал. Потому что не был приспособлен ни к одному делу и сам за собой ухаживать не умел.
Чмо.
За полгода беспрерывной и беспросветной тризны Вова вынес из дома всё, что можно было продать. Когда вещи в квартире закончились, в поисках денег на опохмел он стал бомбить сараи соседей и продавать возле магазина домашние заготовки - салаты, соленые огурцы и помидоры. Его преступная пожива вся была расфасована по стеклянным банкам.
Его взяли раз.
Поговорили.
Вошли в положение, что померла супруга и посочувствовали горю.
Отпустили.
Его взяли два.
Снова поговорили и снова посочувствовали.
Его взяли три. Поговорили менее вежливо и более строго. Без вздохов сочувствия. Потому что он уже задолбал участкового и всех соседей.
На четвертый раз на него оформили дело и направили на рассмотрение в суд.
Советский суд не зря зовется "самым гуманным" - там тоже попадаются судьи с добрым сердцем. Судья полистал дело, не обнаружил в нём сведений о ранних судимостях, приводах в вытрезвитель или наложенных административных взысканиях, вник в трагические жизненные обстоятельства Вовы и назначил ему год условно.
Всего год!
Условно.
Вова не понял доброты Системы и продолжил пить как пил - по-чёрному. На выпивку нужны деньги и Вова снова принялся потрошить подвальные сараи.
Участковый расстроился от такой Вовиной непонятливой неблагодарности и зарядил в суд новое дело, потому что соседи завалили его заявлениями о мелких кражах.
Второй судья был не менее добр и от всего сердца сочувствовал Вове - умерла жена, человек переживает. Однако, в деле уже имелась справка о судимости, поэтому о наказании, не связанном с лишением свободы, не могло быть и речи. Только лишак.
Год у Вовы уже был - не отсиженный, условный.
Год давать больше нельзя.
Судья дал два года к тому году, что уже имелся.
Методом частичного поглощения сроков, общий срок наказания составил два года один месяц - реального лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.
Хозяин колонии не обрадовался Вове - этому педальному коню уже стукнуло шестьдесят и на работу его выводить по закону нельзя. Зоне такой зык не нужен, бо толку от него ноль и хрен вдоль. Вову поместили в первый отряд - к активу, пидорасам, пенсионерам и инвалидам. От беспонтового зыка Хозяин избавился при первой же возможности - через год Вову выпихнули с зоны по УДО.
Вова ничего не понял, ничему не научился, жизнь свою не пересмотрел, никаких выводов для себя не сделал. Воля для него была местом, в котором можно пить. В пьяном угаре, себя не помня. Вова средь бела дня зашел в магазин "Ткани", расположенный в ста метрах от РОВД, и на глазах изумленных продавщиц тяганул оттуда штуку материи.
Штука была тяжелой, а Вова - пьяный. Так что он еще пару раз шлепнулся под этой штукой, пока шел на выход. Штука развернулась и Вова валялся на полу, обёрнутый материалом как король мантией. Продавщицы сели на полусонного Вову и таким образом задержали его до приезда милиции.
В милиции плакали и рыдали от такого дерзкого и смешного преступления, но дело всё-таки завели.
По статье "грабёж".
Статья девяностая.
То есть, если раньше Вова хулиганил с закатками соседей, то сейчас он переключился на социалистическую собственность - общенародное достояние, что каралось строже.
Этот олень Вова всего за два года, как дятел спичку, задолбал соседей, участкового, следователя и районный суд, в который было направлено уже третье дело. Суд увидел, что преступление совершено с особой дерзостью лицом, ранее неоднократно судимым за хищения. Опасный рецидив и ничего больше.
Согласитесь, есть разница - тиснуть ночью оставленный без присмотра чемодан на перроне или средь бела дня при всем честном народе тянуть штуку материи из охраняемого помещения. И то, и другое - хищение, но второе - опаснее для общества.
С третьей попытки суд, наконец-то, впаял неуёмному Вове пятилетку строгого и наша хата пополнилась очередным опасным рецидивистом - Вовой Моториным.
Этот опасный рецидивист на деле был тишайший овец.
Заполз, как уж на пальму, на второй ярус и затих там.
Спускался только на прием пищи и на дальняк.
Мимо чифира, кстати, не проскакивал.
И курил как под вышаком - будто ему не пять лет дали, а к расстрелу приговорили. Всё накуриться никак не может.
Эта фигня раздражала.
Лишать человека общего не по Понятиям, но и смотреть как он смолит одну за другой общие сигареты - тоже невыносимо.
Поясню.
Из шести человек дачки и отоваровка были только у меня и у Фаттиха. Остальные - сами себе ненужные сироты. На усиленном получали дачки и отоваривались почти все, значит почти каждый день в хату что-то заплывало, пусть и в незначительных количествах в пересчете на четырнадцать человек. Но - хоть что-то.
Если в хате всего две дачки и две отоваровки в месяц, значит, грев заходит в хату реже, чем раз в неделю. За пару дней все эти ништяки изничтажаются и следующие пять дней вся хата сидит на подсосе, когда не сигареты - махорка за счастье.
Проблема не велика, когда есть соседи, а по продолу ходят ноги.
Но для того, чтобы затянуть в хату грев необходимо:
- Стукнуть в стену;
- Договориться с соседями;
- Приболтать дубака через кормушку или кинуть коня через решку;