Делается смешно, когда я вспоминаю свои детские страхи перед тюрьмой. Боже мой, как я боялся тюрьмы! Чуть раньше я боялся Шибиргана, а еще раньше - Армии. Мы боимся того, чего не знаем, а окунувшись с радостным удивлением открываем для себя всемирный закон: "как ты к людям, так и люди к тебе". Везде - люди. И в Шибиргане, и в тюрьме. Хотел татуированных уголовников с рандолевыми зубами - они в пределах досягаемости, только руку протяни. Бок о бок из недели в неделю мы тремся друг о друга. В карты меня никто не проигрывал и не собирался. Вообще никто никого в карты не проигрывал и на кон не ставил.
С теми картами вообще вышел анекдот.
Так как я не сопливый пионер, а настоящий строгач, то я решил это показать всей хате.
Отогнал коня - не впечатлило. Все умеют гонять коней.
Прикурил от лампочки - не впечатлило. Все умеют прикуривать от лампочки, когда спичек нет.
Замастырил бульбулятор - не впечатлило. Все умеют делать бульбуляторы из двух лезвий.
За что бы я не брался - это умели делать все. Все отсидели по пятнадцать-двадцать лет и больше, удивить их сложно.
Тогда я решил слепить стиры. Не для понта, а что бы были. Шахматы и домино тоже надоедают, а тут можно будет в картишки перекинуться на присядки.
Если честно - знаю я пару-тройку вольтов. Всё-таки на хулиганской окраине вырос. Стасовать по-хитрому, карточку передернуть, раздать нужные карты в нужные руки. Хотел этими вольтами перед строгачами блеснуть: "смотрите как я умею не ронять колоду при тасовке!".
Для начала я запросил у дубака тридцать листов писчей бумаги, сказав, что буду писать заявление прокурору. Дубак пожадничал и дал только двадцать листов, хотя мне нужно было восемнадцать - я всё уже подсчитал. Из одного листа получится шесть аккуратных стир. Тридцать шесть делить на шесть равно шести. Стира трехслойная. Шестью три - восемнадцать.
Бумага, которую выдавали заключенным для написания жалоб и заявлений, мало отличалась от оберточной и была та, что надо для изготовления стир - грубая, толстая.
Фаттих, Муля и Ушак не одобрили моего начинания, как глупое и ненужное нарушение режима содержания под стражей. Зато Мазяр с азартом взялся мне помогать и то и дело спрашивал:
- Что нужно делать?
Я вручил Мазяру свой носовой платок и попросил его растянуть над шлёмкой, которую поставил на общак. Мазяр растянул платок самым добросовестным образом. Через этот платок я протер намоченный черный хлеб, откидывая сухой остаток и добиваясь, чтобы в миску просачивалась жидкая клейковина.
Так у нас получился клейстер.
Двадцать листов бумаги были разрезаны напополам.
Дальше я брал три листа, промазывал их клейстером и, сложив конгруэнтно, засовывал обсыхать в толстую книгу. Когда книга была заполнена тринадцатью склеенными листами, поднял общак и положил под него книгу как под пресс.
Пусть сохнет.
Пока я занимался производством картона, Мазяр из фольги от сигарет мойкой вырезал аккуратные трафареты для набивки мастей.
Книга пролежала под прессом два дня и мы вынули из нее отличный картон, который даже не повело при сушке.
Разметив простым карандашом по линейке, которую мне заменила твердая обложка книги, я вырезал из картона тридцать девять одинаковых прямоугольников, а Мазяр осколком стекла причесал колоду.
Самый строгий ОТК показал бы, что прямоугольники абсолютно равны между собой, как только что с конвейера.
Ушак запросил у осужденных жучек губнушку, а Муля развел чернила. Мы с Мазяром на пару набили масти через трафарет - я набивал синие масти. Мазяр - красные. Потом Мазяр пошел спать, а я зубной щёткой нанёс рубашку.
Вуаля!
У меня есть колода стир в тридцать шесть листов.
Не краплёная, самая честная колода стир системы "Пулемёт".
С тех пор я не играю в карты.
Ни на присядки, ни на интерес, ни без интереса.
Не "не беру в руки карты", а "не играю".
Мне нравится иногда повертеть колоду в руках, могу разложить нехитрый пасьянс, а играть - не затянете.
На следующий день сразу после утренней проверки мы с Мулей и Ушаком принялись испытывать наш пулемёт и я отправил их на полы, совсем немного передернув в буру и в свару. Гордясь своей ловкостью и прожженностью, я с удовольствием наблюдал как приседают вкатившие мне опасные рецидивисты.
Проснулся Мазяр и присоединился к нам, а в скором времени присоединился и к приседавшим опасным рецидивистам.
Что тут скажешь?
Фарт!
Бура - моя игра!
Класса с шестого.
Игра - простейшая.
Но есть в ней некоторые тонкости...
Недоступные чужому нескромному взгляду...
Когда я сдаю карты и назначаю козыря...
Запусти меня в чужой город без копейки денег, лишь с колодой карт - разреши только побурить в хорошей компании денежных лохов - я вернусь на своей новой машине.
Я радовался и ржал в голос тому, что не сидевший на зоне и не знающий толком Тюрьмы, сумел обдурить матёрых уголовников.
Радость была недолгой.
Опасные рецидивисты не любят, когда над ними долго и открыто издеваются.
Мазяр предложил сыграть с ним.
Один на один.
В "двадцать одно".
Банкует - он.
"Двадцать одно" - игра проще буры.
И тоже из моего арсенала. Могу и банковать, и понтовать.
Мазяр поставил на кон всего пять присядок.
Через пять минут я присел свои первые двадцать раз.
Еще через пять минут я присел вторые двадцать с чем-то раз.
"Не шла карта"!
Не фарт.
Что я ни делал - не шла.
Я набирал восемнадцать - у Мазяра было девятнадцать.
Я набирал двадцать - Мазяр показывал "очко".
Я останавливался на четырнадцати - Мазяр показывал семнадцать.
Я прикупал к двенадцати - Мазяр выдавал мне туза. Перебор.
Полчаса - в одни ворота.
Ни разу я не отыграл свою ставку!
Ни одного раза!
Удивительная непруха.
Я не мог понять, в чем дело?
Стиры делали мы вдвоем, но рубашку наносил я один. Мазяр ушел спать. Могу поручиться, что колода не крапленая и Мазяр не может знать заранее, какую карту сдаст мне на руки. Просто не фарт и всё.
Доведя за полчаса число моих приседаний до трёх сотен, Мазяр посчитал, что достаточно получил с меня.
- Тасуй, - кинул он колоду на общак передо мной.
Я стасовал.
- Снимай.
Я снял.
- Давай её мне.
Я протянул колоду Мазяру рубашкой вверх.
- А теперь смотри. Шесть пик, - Мазяр стащил с верха колоды карту и показал ее мне, держа рубашкой к себе.
В таком положении он не мог видеть ее достоинства, а через рубашку карта не просвечивала.
Карта была шесть пик.
- Валет крести, - всё так же, рубашкой к себе, Мазяр стащил следующую карту и не видя ее достоинства показал мне.
Карта была трефовый валет.
Карту за картой Мазяр "рассказал" мне всю колоду. Все тридцать шесть листов.
Как рентгеном светил сквозь рубашку.
Я был ошеломлен.
Крайний раз я был так же ошеломлен изумлен полтора года назад, когда комбат разобрал у меня на глазах автомат меньше, чем за четыре секунды. Тогда это казалось чудом.
Сейчас казалось чудом, что Мазяр умеет угадывать достоинство карты.
Я не знал секрет этого фокуса.
- Сань, а как ты это делаешь? - мне тоже хотелось научиться отгадывать карты, как полтора года назад хотелось научиться разбирать автомат быстрее всех в батальоне.
Мазяр небрежно кинул мою колоду на общак, потерял к ней интерес и заполз к себе на шконку.
- Ты нашел с кем играть, - подколол меня Ушак, - Мазяра вся ветка знает.
- С ним никто из наших не играет, - подтвердил Муля, - Он на зоне только москвичей обкатывает. Свои с ним не садятся катать.
Садятся или не садятся - это их дело. Мне хотелось знать секрет, чтобы в дальнейшей своей жизни иметь верное средство добычи денег.
- Сань, - допытывал я Мазяра, - ну открой секрет. Я никому не скажу.
Мазяр не стал набивать себе цену и как когда-то Полтава поделился со мной знанием:
- Я по зоне живу игрой. Не работаю, как все мужики, а катаю. Если колода два круга прошла через мои руки, я знаю основные карты. Если я пять раз подержал колоду в руках, я буду знать в ней все карты.
- Как это?
- Очень просто. Не бывает совершенно одинаковых рубашек. Даже на фабричных колодах. Где-то хоть на миллиметр, но полоска сдвинута. Или цвет чуть-чуть другой. Будешь на воле, купи колоду карт и проверь рубашки. Отвечаю - ты не найдешь двух совершенно одинаковых рубашек.
- И ты запоминаешь все рубашки?
- Конечно. Я же живу игрой.
- Он за выигрыш покупает отмаз от работы на неделю, - пояснил Ушак, - Что тут непонятного? Ему нельзя проигрывать.
- У кого покупает?
- У козла.
- У какого козла?
- У бугра. Или у нарядчика.
- Разве на зоне играют на деньги?
- На зоне на деньги не играют. Играют на спички. Или на сигаретки.
- И что? За пять сигарет можно неделю не работать?
- А кто говорит о пяти? - вставил свое слово Мазяр. - Начать можно с одной сигаретки на кон, а закончить дестью тысячами. Или проиграть сто тысяч коробков спичек. Москвичи - они азартные.
Мазяр приподнялся на шконке и взял с общака пулемёт:
- Смотри.
Он взял колоду в левую руку рубашкой вверх. Не дотрагиваясь до колоды, провел над ней раскрытой ладонью правой руки и на верху оказался перевернутый король червей. Мазяр провел ладонь в обратном направлении и вместо короля оказалась открыта восьмерка бубён. Мазяр провел рукой в третий раз и восьмерка пропала - верхняя карта лежала рубашкой вверх. Мазяр положил пулемет на стол и лег обратно на шконку.
Я схватил колоду, открыл верхнюю карту - это был туз. Восьмерка бубен лежала в самом низу колоды.
Я посмотрел на свои стиры, которые мастрячил с такой любовью и прилежанием.
Ровные.
Одна к одной.
Натрафареченные.
Двухцветные, красно-синие.
Просто бери и неси на базар - с руками оторвут, кто