Если мать на свиданку пришла в красном платье - западло выходить на свиданку.
Если все сидят за общаком и принимают пищу, а в это время над тюрьмой пролетел самолет, нужно надеть на голову шлёмку, можно даже с недоеденной лапшой, и лезть под стол - "коммунисты выше нас".
Колбасу есть западло - она похожа на член.
Сыр есть западло - немытой вагиной пахнет
И вот этих "западло" - одно глупее другого - было у пионеров такое великое множество, что час, проведенный на малолетке уже был пыткой. Понятно, что простое избавление от этой изуверской дури и перевод в камеру, где "западло только в жопу долбиться и к Куму ломиться", воспринималось Игорьком за счастье.
Посадите вольного человека в обустроенную камеру с необходимой для житья мебелью и дальняком вместо параши - он сделается несчастным.
Выпустите в эту камеру рой пчел, чтоб ему скучно не было. Пусть каждую секунду хлещет себя, убивая кусючих насекомых, а когда он достаточно распухнет от пчелиных укусов - резко переведите его в камеру, где только холодные бетонные стены и нет ни дальняка, ни шконки, ни стола, ни табурета, ни тумбочки и вообще ничего - один голый бетонный куб.
Этот человек будет целовать вам руки в благодарности и плакать от счастья.
Вот так и Игорек ходил по хате, светясь от наступившей легкости бытия, от первых своих "взрослых" впечатлений.
В хате Игорёк закентовался с бухариком Алмазом, хоть и не играл в шахматы. Частенько Игорёк, разувшись, забирался с ногами на шконку к Алмазу и они вели неспешные разговоры, от которых угорала вся хата.
- Главное, - поучал юный отрок спившегося шахматного композитора, - главное, Алмаз, на иглу не сесть.
Алмаз вздыхал с облечением: на воле он бухать - бухал, а вот наркотики не уважал.
- Главное, - продолжал Игорёк, и мы все замирали, чтобы услышать про это "главное", - Главное - не сесть на иглу.
Тон был таким, будто сейчас Игорёк раскроет перед нами тайну мирозданья, раскроет нам всем глаза на жизнь, когда сообщит про "главное".
- Алмаз, - обращался Игорек к своему кенту, - Ты знаешь, что сейчас самое главное?
- Что?
- Главное, - открывал тайну Игорёк, - это на иглу не сесть.
Наступала пауза, во время которой мы осмысливали это откровение.
- Алмаз, - Игорек заново вовлекал кореша в беседу.
- Чёте?
- Ты на воле бухал?
- А то.
- Часто?
- Каждый день.
- А наркотики пробовал?
- На кой они мне сдались?
- Вот это правильно, - одобрял Игорёк, - Главное - на иглу не сесть. А бухать - можно. Выпить хочешь?
В отличие от остальных обитателей Три Пять, Игорёк не был ни убийцей, ни костоломом, ни насильником - он был организатор и идейный вдохновитель.
Пока наш возраст служил в армии и отдавал Родине долг, поднялась новая поросль тех, кому было по четырнадцать-пятнадцать лет, когда нас забрал военкомат - той самой шпаны, которую мы учили курить и гоняли за сигаретами. В наше отсутствие они стали сколачиваться в стаи, называемые "конторами", и состоящие из "конторщиков" - сопляков шестнадцати-семнадцати лет. Мозгов у конторщиков не было напрочь - вместо мозгов была дерзость, доходящая до безумия и утраты инстинкта самосохранения. Престол инстинкта самосохранения заместил инстинкт стаи. Точно так же, как в армии личность растворяется в своём призыве и нет никакого "личного мнения", а есть "наш призыв так думает", "наш призыв так считает", "наш призыв так решил", вот и у конторщиков не было никакого "своего" мнения ни о каком предмете - было одно лишь сплоченное "мы".
Самой отбитой конторой в городе были Крысы.
Крысами их прозвали потому, что они поставили себя вне всяких правил и законов улицы. Правила Крысы устанавливали сами и законы навязывали свои, крысиные. Авторитетов для Крыс не существовало. Крысы считали за врагов все другие городские касты и группировки - и синих воров, и подкачанных спортсменов, и остальных конторщиков, кроме себя.
Качалки и спортзалы Крысы презирали. Тренировки - это скучно, долго и тяжело. Накачанные мускулы и поставленные удары Крысам заменили молотки, топоры, арматуры и прочий хозинвентарь. Дохлые, худые Крысы, не имея шансов устоять в честном бою, никогда не дрались на кулаках, а увечили свои жертвы колюще-режущими и ударно-рубящими предметами.
Не били, нет - всегда только увечили, чтоб раненый боец не смог вернуться в строй.
Обычный для Крыс случай. Стоят, разговаривают три, четыре, пять взрослых мужиков. В этот кружок врывается крысёныш с топором и на глазах оторопевших мужчин начинает рубить топором одного из них.
- За что?
- Так надо!
Конторщик-Крыса не мог не придти в назначенное время на место сбора конторы. Опоздание наказывалось избиением провинившегося.
Крыса не мог быть безнаказанно избит или оскорблен кем-либо посторонним. Даже за мнимую обиду надлежало отомстить. Если не хватало двух-трёх Крыс - в бой шла вся контора.
Крыса не мог отступить или проиграть в драке. Крыса выходил из боя, только когда переставал дышать.
Для Крыс не существовало количества соперников и весовых категорий - полутораметровый крысёныш без раздумий кидался на двухметрового амбала вчетверо тяжелее себя, если это было необходимо или если ему это приказали.
Дисциплина у Крыс была как в дисбате, сплоченность - монолитной, готовность стоять друг за друга доходила до самопожертвования.
Безусловно умный, весёлый, контактный, легкий на характер и всегда готовый пошутить Игорёк быстро, играючи выдвинулся среди этой агрессивной тупой биомассы. В короткий срок он стал одним из главарей крысиной конторы. Для шестнадцатилетних крысёнышей слово "старшего" Игорька было законом.
Игорек распорядился убить парнишку из враждебной конторы.
Двое малолетних крысёнышей не посмели ослушаться.
Эти двое были арестованы и дали показания на Игорька, как на организатора убийства.
По сути, у следствия не было иных улик и, если Игорек останется на своей позиции "знать ничего не знаю, наговаривают на меня из страха или из мести", то с суда он уйдет домой, а его подчиненные крысята уедут в жестком вагоне в холодные края лес лобзиком валить.
Юра Вайтюк. Двадцать четыре года.
Благородный Разбойник.
Робин Гуд городских подворотен.
Самый знаменитый среди нас.
Знаменит тем, что его дело разбиралось Верховным Судом СССР, а Верхсуд Союза - это вам не захолустный райсуд - не всякое убийство станет разбирать.
Поднял Юра немного легких денег и стал обмывать это событие с корешами на блатхате в городских трущобах. Пьянка гудела до утра и, когда стало светать, выяснилось, что курёхи по нулям - выкурили всё, до последнего бычка.
Юра вызвался добыть чего-нибудь покурить. Дело было в мае, светает рано. Вышел Юра из квартиры и думает только: "где бы ему в пять утра стрельнуть сигаретку?". Между вторым и первым этажом на Юру огрызнулось какое-то существо: кошка, не кошка, собака, не собака, крыса, не крыса, лиса, не лиса - существо. Злобное и с зубами. Скалит зубы и кидается укусить, пройти не дает.
Юра - пацан бывалый, его голыми зубами не возьмешь. Сходил обратно в квартиру, взял с кухни нож, а заодно от порога коврик для ног. В правой руке - нож, как меч, в левой - коврик, как щит.
Такой вот рыцарь городских окраинных ристалищ.
Попеременно тыкая ножом и защищаясь ковриком, пьяный Юра завалил зверюгу прямо на площадке.
Путь стал свободен и Юра вышел на улицу, пьяный уже не только от водки, но и от своей чистой победы над злобным чудовищем.
На счастье, мимо дома проходил мужчина в рабочей одежде. Юра, как мог вежливо, попросил у него:
- Эй, мужик! Дай закурить!
Пролетария покоробило "эй" и "дай" и он с пролетарской прямотой ответил:
- Пошёл ты нах!
Порядок событий:
Сначала услышал.
Потом ответил. На автомате.
И только потом уже посмотрел: кто его спрашивал и кому он отвечал.
Увидел мужик - и ноги подкосились, чуть на асфальт жопой не сел.
Стоит возле подъезда маньяк с безумными глазами, весь перепачканный кровью, в одной руке держит нож, с которого капает кровь, в другой руке у него грязная тряпка - тоже вся в кровище. Не иначе, как только что кого-то прирезал, а сейчас зарежет и его.
Мужику резко сделалось не жалко своих сигарет и он протянул Юре всю пачку:
- Бери, угощайся.
Давно бы так.
Теперь Юра почувствовал себя оскорбленным и решил мужика за его грубость оштрафовать. В качестве наказания, он ошмонал того мужика и вместе с пачкой сигарет забрал всё ценное - три рубля и лотерейный билет.
В приговоре так и написано: "материальный ущерб составил три рубля тридцать копеек" и именно эта сумма фигурировала во всех приговорах по этому делу.
Районный суд увидел в действиях Юры разбой чистой воды и ввиду мизерности ущерба и первой судимости дал минимум - шесть лет строгого.
Верховный суд Мордовской АССР по "касатке" скинул пару годиков. Второй приговор был "четыре года усиленного". С этим приговором Юра поехал в зону.
Однако, у Юры в Москве нашлась ушлая тётка, которая в Кремле полы мыла и знала все ходы и выходы коридоров власти.
Верховный суд РСФСР этот приговор отменил и предписал обследовать Юру на предмет вменяемости. Юра из зоны отъехал на Казань, где его два месяца продержали в дурке.
Казанские психиатры не смогли с уверенностью определить: дурак Юра или притворяется?
Дураков сажать нельзя. Дураков нужно лечить. Незаконно - держать в тюрьме больного человека, не отвечающего за свои действия. Больного нужно держать в специализированном медицинском учреждении под круглосуточным наблюдением.
Из Казани Юра пошел этапом на Москву, на "Серпы" - институт общей и судебной психиатрии имени Сербского.
Месяц провел на Серпах и московские светила всё-таки решили считать Юру за умного.
В письменной форме.
И подписались под официальным заключением - "вменяем".
Основанием для такой уверенности послужила, в том числе, и медицинс