Таня вытерла рот рукой, откинула густые волосы со лба, выставила чуть вперед тоненькую ножку, обтянутую черными лосинами, приосанилась…
– Веки чуть приопущены, как будто ты смотришь на него сверху вниз, – комментировала Александра, – уже лучше, и палец указательный направляй вниз, ты его к полу гнешь, чтоб знал свое удодово место. Ну?
– Пошел вон, удод! – промямлила Таня.
– Не верю! – воскликнула Александра, вспомнив про систему Станиславского. – Неубедительно! Силы нет! Ты – неуязвимая, величественная, гордая… Еще раз, громче! И хватит ржать…
– Сама ржешь!
Таня подобралась, сделала серьезное надменное лицо и еще раз, с сильным чувством послала удода вон, притопнув при этом ножкой. Александра была удовлетворена: «Умница, точное попадание, королева! Давай еще раз вместе, для закрепления материала».
Когда вышли прогуляться на Петровскую набережную, солнце уже клонилось к закату, подсвечивая розовым редкие облака. Нежно млел в золотистой дымке купол Исаакия на той стороне Невы. Иногда слышно было, как трещит и крошится лед на реке, медленно двигаясь и наползая льдина на льдину. Шли не спеша. Это был их любимый, почти ежедневный прогулочный маршрут. Александра держала Танину руку в своей, смотрела на облака.
– А где-то там в южных горах уже цветет миндаль, – сказала Саша, потянув ноздрями весенний воздух, и тяжко задумалась.
Мурат звонил каждый день, молчал, дышал в трубку. Саша, притворяясь, что не догадывается, кто звонит, говорила: «Алло! Алло!.. Вас не слышно» – и вслушивалась в его дыхание. После безмолвного «разговора» становилось легче, отпускало…
– Мам, а мам, – Таня дергала ее за руку, – я говорю, пойдем уток покормим, ты меня не слышишь, что ли?
– Слышу-слышу, отчего же…
Таня подняла голову и заглянула в лицо матери.
– Ты какая-то другая после Москвы.
– В каком смысле? – встрепенулась Александра.
– В задумчивость часто впадаешь, – пояснила Таня. – Что у тебя там произошло, в Москве?
– Да так, – отмахнулась Александра. – Поссорилась со всем миром.
– Так ты помирись, – посоветовала дочь, немного подумав.
– Ты что, – усмехнулась мама, – столько сил было угроблено, чтобы поссориться!
У Ши-цзы (в народе – Шиза) спустились по гранитным ступенькам вниз. В протоке плавали утки.
– Смотри, утки все парами, любовь у них, – сказала Александра, доставая хлеб из сумки и протягивая кусок Тане.
– А вот там бедненький одинокий селезень, подружку не нашел, – заметила Таня, пытаясь докинуть до бобыля кусочек булки.
– Тань, ты веришь в вечную любовь? – спросила вдруг мама.
– В вечную – нет, а в любовь верю, – ответила Таня, не отвлекаясь от своего занятия.
– Разумно, – тихо сказала Александра.
Вдоль набережной они дошли до Троицкой площади, свернули у дома «политкаторжан» во двор, чтобы выйти через сад к «Петровскому» гастроному. Александра подняла голову и удостоверилась, что на крыше дома так и остались вмонтированными огромные буквы лозунга «Наша цель – коммунизм». Если Танечка вдруг поинтересуется: «Мама, мы все еще строим коммунизм?» – то придется сказать: «Нет, уже не строим». «А что мы строим?» – «А черт его знает, доченька».
В «Петровском» купили яблок и литровую банку сливового компота – больше покупать было нечего. В рыбном отделе давали, правда, атлантическую селедку, но стояла очередь. Александра прошла мимо.
– Мамуль, – остановила ее Таня, – давай постоим, очень селедочки хочется, под шубкой.
– Ты ж знаешь, я не люблю стоять в очередях, – напомнила мама. – И тебе не советую. Нет ничего такого в жизни, за чем бы стоило стоять.
– А бабушка стоит.
– У бабушки талант терпения.
– Я могла бы постоять, как бабушка, – смиренно сказала Таня. – А ты пока иди покури на улице.
– Ладно, – смягчилась Александра, немного пристыженная, – давай уж стоять вместе. Ради твоего рождения.
Уже когда уходили из гастронома, отоварившись тремя сельдями, в отдел «мясо-птица» с голым мраморным прилавком вдруг внесли ящик цыплят. Саша с Таней случайно оказались у самого прилавка. Через десять секунд вокруг них образовалась толпа покупателей. Народ нервничал, толкался.
– Две куры, пожалуйста, – сказала Александра продавщице.
– Курицу – в одни руки! – отрезала продавщица.
– Простите, какая же это курица, это цыпленок, – запротестовала Александра.
– У нас двое рук, тетя! – нашлась Таня и вытянула ручонку с растопыренными пальцами.
Продавщица бросила беглый взгляд на Таню и сказала:
– Дети – не в счет.
– У ребенка завтра день рождения, – попросила Александра.
– «Все лучшее – детям», – неожиданно напомнила Таня, высовываясь из-за маминой спины.
Продавщица еще раз посмотрела на Таню, осмыслила сказанное и молча бросила на весы вторую курицу.
– Почему женщине две куры? – тут же откликнулись из очереди.
– Их двое, – строго объяснила продавщица.
Когда вышли из магазина, довольная Александра, с авоськой, из которой торчали куриные ноги, сказала дочери:
– Поздравляю, Татьяныч, тебя сегодня наконец посчитали за человека! Пойдем отметим это событие молочным коктейлем.
Таня взяла мать за руку, улыбнулась и подытожила:
– Какой сегодня длинный день у нас с тобой!
На день рождения Тани Надя пришла задолго до остальных гостей.
– Где наша самая красивая, самая замечательная, самая любимая девочка на свете? – с порога воскликнула Надя, с обожанием глядя на нарядную завитую Таню, бегущую ей навстречу по коридору. Она протянула ребенку букет цветов и красиво упакованный набор для «барышень»: ручное зеркальце в розовом обрамлении, щетка для волос, полдюжины изящных заколок…
– Тетя На-а-дечка, спасибо! – растаяла Таня, с женским восторгом разглядывая подарок, и раскрыла руки для объятий.
– С днем рождения, родная! – Надя поцеловала девочку и на секунду замерла, прикрыв газа и прижавшись нежно к детской щеке.
– Это – мамочке, – сказала Надежда, протягивая Александре букетик фиалок. – А где же ваш папа?
– Я тут! – отозвался Вадим, появившись в дверях ванной с намыленными щеками и бритвой в руке. – Мое почтение, Надежда Павловна, извиняюсь, что не могу припасть к ручке, – сказал он, стоя на пороге и почти касаясь головой дверной перекладины, – вот, жена бриться заставила!
– С утра не могу уговорить, – буркнула Саша.
– Поздравляю, папашка! – засмеялась Надя и помахала Вадиму рукой. Она порылась в сумке и извлекла оттуда объемный целлофановый пакет. – У меня еще кое-что есть. Танечка, у тебя же скоро открытый урок на бальных танцах?
– Да, по ча-ча-ча, – кивнула заинтригованная Таня.
– Вот! – торжественно провозгласила Надежда и достала из пакета небесной красоты облегающее платье с глубоким вырезом и короткой юбкой во множестве воланов.
– Ой! – задохнулась Таня.
– Тебе нравится?
– Безумно! – воскликнула Таня, осторожно ощупывая оборки.
– Как я рада! – с облегчением сказала Надя. – Помнишь, Сашка, я тебе говорила: Розенбаум привез своей дочке платье из какой-то заграницы, чуть ли не из Парижа, а она выросла… Ну вот, нам досталось через Ленку, мою приятельницу, она с ними дружит… Как раз Танин размер.
– Это какой Розенбаум, который «Вальс-бостон»? – поинтересовалась Таня, прикидывая на себя наряд и глядясь в зеркало.
– Он самый.
– Ка-а-кая честь! – взмахнула руками Александра.
Надя немного обиделась.
– Где ты такое купишь, глупая? – сказала она и, склонив голову набок, еще раз оценивающе посмотрела на платье.
– Нигде! – согласилась Саша, примирительно обняла подругу и звонко чмокнула ее в висок. – Спасибо, белочка!
– Тетя Надя, мы тебя обожаем!
– Это правда! – подтвердила Саша. – А теперь, девки, на кухню. Именинницы это не касается, – добавила она, обращаясь к дочери. – Когда папа закончит бриться и наконец поставит большой стол в гостиной, прикинь, пожалуйста, посадочные места для гостей. Кстати, – как бы между делом поинтересовалась она, – Лену Соболевскую ты пригласила?
– Нет, – твердо сказала Таня, глядя в глаза.
– Ну и хорошо, – улыбнулась ей Александра.
Все начиналось так мирно в этот день…
Гости подтягивались не спеша, с большим разрывом. Вовремя пришли только дети, наполнив дом шумом, визгом, смехом, топотом. Следом появились родители Вадика, интеллигентная чета, – милейшая Бронислава Семеновна, никогда в своей жизни не повысившая ни на кого голос, и добрейший Леонид Борисович, никогда в своей жизни ни про кого не сказавший дурного слова. Такое встречается, хотя редко. Александра считала, что ей несказанно повезло со свекром и свекровью. Таточке, в которой оба не чаяли души, были подарены билеты на «Щелкунчика» в Кировский театр – на завтра, на утро, предполагалось, что Таня пойдет в театр вместе с бабушкой и дедом.
– Ребятки, – сказала Бронислава Семеновна, обращаясь к Вадику и Саше, – так мы Таточку заберем с собой после детского праздника, если вы не возражаете, – она перевела вопросительный взгляд с сына на невестку. – А вы еще повеселитесь.
– Конечно-конечно, – согласно закивала Александра и придирчиво оглядела мужа. Она задержала Вадима в прихожей, оттянула двумя пальцами старый свитер на его рукаве, сказала, понизив голос: «Может, пойдешь переоденешься?»
– А что, так разве нельзя? – громко удивился Вадик, опустив голову и разглядывая шерстяные катышки на груди.
– Поди немедленно надень свежую рубашку, – угрожающе прошипела она.
– А столы когда же ставить?
Александра безнадежно махнула рукой и, не взглянув на мужа, удалилась в кухню.
– О, как обалденно пахнет! – закричал с порога на всю квартиру следующий гость, бородатый Паша, друг студенческих времен. – Клянусь мамой, это чахохбили! – Он достал из внутреннего кармана куртки пол-литровую бутылку и протянул встретившей его запыхавшейся хозяйке. – Это спирт, мамочка, после сольватации получится две с лишним бутылки водки!