– Прекрати ломать комедию, ты, как выпьешь, так замуж меня зовешь.
– Неправда твоя. Последний раз я тебя звал лет пять назад. Тогда еще Валька была.
Надя усмехнулась.
– Ты нынче-то у нас женат или как?
– Или как, – соврал Паша, не отрываясь от Надиного плеча. – Так выйдешь?
– Отстань от меня, обслюнявил всю, – с досадой сказала Надя, отстраняясь от навалившегося Паши. – Пить тебе надо бросать. Вон как тебя развезло.
Павел вдруг выпрямился, сделал стойку и отрицательно помотал головой:
– Не-е-т уж! В трусах по Невскому пойду, а пить не брошу.
Надя не удержалась и засмеялась.
Из дверей гостиной высунулась Симочка:
– Что это вы тут в коридоре затаились? – спросила она, постреливая любопытными глазками. – Между прочим, там Сашка предлагает всем в бутылочку играть… – Она прыснула в ладошку.
– Та-ак, началось… – сдвинула брови Надя и быстрым шагом направилась в гостиную.
Александра в соломенной шляпке, поигрывая кружевным зонтиком, стояла посередине комнаты и, дерзко сверкая глазами, вопрошала публику:
– Так будем играть в бутылочку?
– Сашка, охолонись, а? – попросила Надя, приблизившись к Александре. – Здесь же родители!
Александра будто не слышала.
– Вот ты, мама, когда последний раз играла в бутылочку?
Маргарита Сергеевна вздернула голову, сердито посмотрела на дочь, но быстро нашлась, бросила с игривым вызовом:
– А вот не скажу!
Бронислава Семеновна тихонько засмеялась и призналась смущенно:
– А я даже не помню, по-моему, никогда.
Сидевший в уголке Леонид Борисович оторвался от журнала «Знание – сила», приподнял очки на лоб и уставился на жену:
– Как же ты не помнишь, Броня, в пятидесятом году, на студенческий Новый год! После этого я на тебе женился, – хихикнул он.
– Да-да, правильно, – спохватилась она, и щеки ее зарумянилась, – только это было в пятьдесят первом.
– Зрасте-пажалста, пятидесятый год это был, у Гуревича отмечали всей группой, играли в бутылочку.
– Пятьдесят первый, Ленечка.
– Дуся моя, у тебя всегда было плохо с хронологической памятью, – начал сердиться Леонид Борисович.
– Ладно, пусть будет пятидесятый, – привычно уступила Бронислава Семеновна. Она сделала глоток сока и тихо сказала себе под нос: – Пятьдесят первый.
В дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – оживилась Александра.
Вадим пошел открывать и вскоре вернулся посмурневший.
– Это к тебе, – сообщил он жене.
Александра, не выпуская из рук кружевного зонтика, пошла в прихожую.
– Кто там? – тихо поинтересовалась Бронислава Семеновна.
– Сашин одноклассник, – пояснил Вадим скучным голосом.
В прихожей, как соляной столб, стоял Ванька Стрельцов:
– Привет! А я к тебе, – радостно сообщил он.
Александра на мгновение замялась, соображая: присутствие на семейном празднике Ваньки было неуместным. Ваня – это совсем другое кино.
– Сегодня день рождения у Тани, – сказала она.
– Это кто?
– Это моя дочь, – напомнила Саша и ткнула его зонтиком в грудь.
– Ну так и слава богу! – сказал он, снимая куртку. – Есть за что выпить.
Александра взглянула на него с недоумением:
– А ты – наглый!
– Ага, – заржал он.
«Да и черт с ним!» – подумала она, взяла его за руку и повела в гостиную.
– Знакомьтесь – Иван, мой одноклассник.
– Ножик-то не зря упал, – заметила Симочка, радуясь своей наблюдательности.
– Присаживайся, Ваня. А мы тут, видишь ли, собрались в бутылочку играть. Не хочешь с нами?
– Отчего же? – довольно развязно сказал он. И снова неприлично заржал.
Тут он увидел, наконец, сидящую через стол Сашину маму, удивленно приподнял брови, сконфузился, непроизвольно сложил руки по швам, вобрал голову в плечи: «Здрасте, Маргарита Сергеевна».
Саша оглядела гостей смеющимся чумным взглядом, будто наслаждаясь всеобщей растерянностью.
– Для начала выпей, Ваня, с нами, – увещевала она нарочито ласково, – давай я за тобой поухаживаю.
– Может, прекратишь игрище, – прошептала подруге Надя. – Ты что, не видишь, что он уже пьян. Это детский день рождения, не забыла? Хочешь скандала?
– Кстати, а где все дети? – воскликнула Александра, озираясь.
– Дети играют в детской, – сказала Бронислава Семеновна с мягкой укоризной. – Не пора ли, Сашенька, детям подать десерт, уже восемь, нам с Таточкой завтра в театр. Да и я бы чашечку чая выпила.
– Как же, а горячее? – спохватилась Саша.
– Горячее уже подавали, – напомнила Надя, не глядя на Александру.
– Кто?
– Я.
Во время десерта заговорили о политике. Герман горячо объяснял, что он – патриот. «Вот помяните мое слово, через пару лет мы не узнаем Россию! Какой прорыв сделан: свобода слова, гласность, книги, которые мы можем читать, не рискуя угодить на рудники… Надо ценить!.. Свободное предпринимательство… Да, слабые вымрут, это неизбежно, но зато как жить интересно!» Почему-то он говорил все это, обращаясь в основном к Леве, который только что потерял работу в своем научном институте, не выдержавшем первого натиска капитализма. Лева молча кивал и улыбался уголком рта.
– Так для этого всего-то и надо было что перестать запрещать и не пущать. Эко дело, – сказал Вадим.
– Ты – скептик, а я верю, что скоро мы будем цивилизованной страной. Что скажешь на это? – спросил он, обращаясь к матери. – Ты ж у нас, можно сказать, ветеран Куликовской битвы!
Маргарита Сергеевана, будучи весьма умной женщиной, почему-то обиделась на эти слова, так, словно бы они и впрямь намекали на ее реальный возраст.
– «Ветеран Куликовской битвы» скажет: ломать – не строить, – с подчеркнутым достоинством ответила она.
– Да-а, что было, знаем, что будет – увидим, – заметила Бронислава Семеновна, задумчиво помешивая ложечкой чай в чашке.
Александра сидела за столом, выключившись из общего разговора, рассеянно потягивала коньяк и качала ногой.
– Хватит коньяк сосать, – сказала ей Надя, – чаю лучше попей.
Саша отодвинула от себя нетронутую чашку с чаем, подняла голову.
– Интересно, – сказала она неожиданно, – это, должно быть, захватывающее ощущение – спускаться с балкона по связанным простыням! Кто-нибудь из вас спускался по связанным простыням? Неужели никто? – Александра встала, подошла к балконной двери и подергала ручку. – Ваня, сколько простыней понадобится, как думаешь?
Иван выпучил глаза, почесал в голове.
– Навскидку – с десяток будет.
– Почему так много?
– Ну, на узлы уйдет…
– А по диагонали вязать? – Она прищурилась.
– По диагонали – узлы слабоваты будут.
– Давай проверим! – Александра с силой рванула на себя балконную дверь. Треснула пересохшая прошлогодняя бумага для оклейки окон.
– Сестра! – одернул Герман.
– Хочу буйства! – засмеялась она, притопнула ногой и пощелкала пальцами над головой.
– Дочь у нас – любительница острых ощущений, – неприязненно отметила Маргарита Сергеевна, вспомнив опять бывшего супруга.
Александра упрямо дернула шпингалет, державшийся на одном старом гвозде. Шпингалет остался у нее в руках. Створки двери со скрипом раскрылись.
– Тащите простыни, – обрадовалась Александра и схватилась за наружную дверь. – Ты, Ваня, будешь вязать узлы, я тебе помогу! Главное, добраться до второго этажа, там есть такой козырек, можно ногу поставить и сделать передышку. Я буду держаться за узел и покачиваться медленно и печально в огнях большого города… – Она мечтательно закатила глаза. – Ладони, наверное, вспотеют… Мартовский ветер, холодные звезды, черный асфальт внизу… Ну помогайте же мне, помогайте. Что вы сидите, молчите, вам неинтересно?
– А вы в туфлях будете спускаться или без? – деловито осведомился собиратель монет.
Александра задумчиво посмотрела на свои ноги в туфлях на высоких каблуках.
– Не знаю даже, еще не думала над этим.
– В туфлях надо! – подсказал Аркаша. – Так интереснее. Между третьим и вторым этажом вы зацепляете каблуком простыню…
– Так, – заинтересовалась Александра, – и?
– И простыня – хрясь! – и трескается!
– Ой! – вскричала Полина и обхватила пухлые щечки руками.
– Нет! Так не должно быть, – вскочила Таня. – К этому моменту она уже должна добраться до второго этажа, где козырек…
– Да, но простыня-то треснула, – напомнил Аркаша, – а надо еще до земли дотянуть!
– Мы можем взять одеяло и держать его внизу за четыре угла, – робко включилась маленькая Катя.
– А зачем по простыням-то спускаться, можно же по лестнице? – сказал Сережа и покраснел. Катя презрительно фыркнула и отвернула от него хорошенькое личико.
– По лестнице-то все ходят, а по простыням спускаются единицы, – объяснила Александра и потрясла балконную дверь. – Ванька, ну иди же помоги мне!
Иван нахмурился, покачал головой.
– Нет, я в этом участвовать не буду.
– Трус ты, Ванечка!
– Бравада! Сплошная бравада! – осерчала Маргарита Сергеевна. – Непременно надо у кого-то на нервах поиграть.
Надя покусала ноготь на большом пальце, посмотрела на Вадима:
– Ее надо остановить.
– Сейчас остынет, – сказал Вадим.
– Вспомни, как в крещенскую ночь она в прорубь на Неве полезла на спор.
Александра, продолжая борьбу с балконной дверью, поскользнулась, потеряла равновесие и с размаху шлепнулась на паркет. Дети за столом засмеялись. Вадим вздохнул и встал.
– Я упала! – обиженно сообщила она, продолжая сидеть на полу, и в ожидании помощи вытянула руку с расслабленной кистью.
Вадим подхватил жену под мышки, помогая встать:
– Мамочка! Ушиблась?
Александра капризно сморщила нос.
– А я тебя предупреждал – не части.
Она вскинула голову – совсем как Маргарита Сергеевна – и оттолкнула Вадима локтем.
– Отстань! – Встала, опираясь о книжный стеллаж, потерла ушибленное бедро, улыбнулась через силу.
Видно было, что ей больно. К ней подскочила Надя, слегка отстранив Вадима.