ито, и армии мятежного Романова были до предела ослаблены и страдали от страшного дефицита всего и вся — от алхимии до боеприпасов и даже провизии.
Трижды он приходил к Императору, озвучивая эти возможности. И трижды этот напыщенный индюк отвергал его по глупым, бессмысленным причинам.
А сейчас он вдруг озаботился своим мятежным кузеном, скажите пожалуйста! А что дальше? Вспомнит о боярах? Которых можно было разгромить и ослабить на многие десятки лет, а то и навсегда, напав после их войны с Рейхом? Ведь и формальный повод тогда был неплохой — бояре заключили мир с врагом в обход Империи и Императора. Да, имели, по букве закона, такое право — но правильно раскрученная и поданная в обществе, эта история могла развязать им руки. Но и тогда инфантил на троне запретил им действовать…
Каждый раз, когда дело доходит до необходимости реальных действий, Николай Третий превращается в нерешительного, трусоватого размазню, сдающего назад. И если раньше Залесского слабость монарха только радовала, ибо играла ему на руку, то в последние годы она уже не раз вынуждала его отступать там, где нужно было действовать решительно и без проволочек.
Казалось бы, что может проще — просто не ставь государя в известность и действуй на свое усмотрение! Да, с боярами силами одной лишь Канцелярии ничего поделать не удалось бы, но зато того же Павла Романова или реинкарнатора — устранить первого и пленить второго незаметно, силами одних лишь небольших элитных сил, было вполне возможно.
Однако Император в обоих случаях загодя отдал приказы о том, что делать дозволено, а что нет. И если в случае со своим кузеном Залесский хотя бы теоретически мог понять ход мысли Николая — пусть и оставаться с этим несогласным, но по крайней мере понимать его… Нежелание Императора прикончить главную угрозу своему правлению он списывал на банальную сентиментальность — в детстве и юности пара самых талантливых представителей Императорского Рода неплохо ладила и даже дружила. А ещё в случае гибели Второго Императора от рук Канцелярии он мог стать в глазах многих мучеником и символом, что объединит недовольных. До того, как Павел Романов выступит против Петрограда с оружием в руках, дав законный и неоспоримый повод разобраться с собой, всегда существовал риск, что его убийство принесет больше вреда, нежели пользы.
Залесский был не согласен с подобным подходом и ратовал за радикальное решение это проблемы, однако признавал, что определенная логика в противоположной точке зрения тоже имеется. Ну подумаешь, любит человек устроить дискуссию, как им разбираться с его врагом, а потом при каждой реальной возможности это сделать меняет решение? За этим человеком и похлеще странности водились…
Однако тот же реинкарнатор… Ладно, плевать, что это само по себе странно, что Император узнал о его существование не от него и возможно даже раньше него. Но как понимать его приказ насчет парня? Делай что с ним что хочешь, но с одним условием — проблемы и противники, которые ты будешь создавать и посылать на него, должны быть хотя бы теоретически решаемы имеющимися у него силами⁈
И ведь прямые приказы самодержца нарушить он не мог… Вот и приходилось изгаляться, вместо того, чтобы с самого начала отправить за тогда ещё беспомощным пареньком пяток Архимагов, дабы привели с гарантией…
С первого дня на своей должности он всеми способами боролся с душащими и ограничивающими его магическими клятвами, и большую из них он уже давно успешно обошел, обманул, перекинул на других людей, снял или ослабил до безопасного минимума. Держались пока что лишь самые ключевые, но и тут он постепенно одерживал верх.
Например, теперь он имел возможность вести дела даже с теми, с кем Империя вела войну. И это принесло ему уже немало пользы…
— Что ж, достаточно! — прервал, наконец, ко всеобщему облегчению Император всю эту бессмысленную демагогию. — Меня радует, все вы столь серьёзно относитесь к этому важнейшему вопросу. И горячность, с которой вы спорите и предлагаете решения этой проблеме, достойна похвалы, однако, выслушав и приняв к сведению предложения и аргументацию всех сторон я вынужден констатировать, что время решительных мер ещё не наступило. Однако то, как вы полны решимости…
Ну наконец-то! Полтора часа сотрясений, результатом которых, как обычно, стало полное отсутствие результата, подошло к концу, и теперь можно пойти и заняться чем-то действительно важным…
— Задержись, Богдан Ерофимович, — коснулась его разума мысль Императора, когда тот, закончив свой спич, отпустил присутствующих. — Подожди несколько минут за дверью кабинета.
Просьба Николая Романова была несколько неожиданной — обычно после подобных посиделок он шел упиваться вином и развлекаться с очередными фаворитками. Однако спорить и тем более возражать желаниям монарха Залесский, разумеется, не стал. Обойдя входящих в арки пространственных переходов чародеев, он вышел из кабинета, не забыв затворить за собой дверь.
Внутри остались лишь Императрица, сам государь и цесаревич, что так и не обронил ни слова за всё это время. Пытаться подслушивать или, упаси господь, ещё как-то провоцировать охранные чары императорской резиденции — ищите дурака! В этом месте, рискни он стать мишенью защитных систем, даже вся его мощь не спасет от гибели. Оглядев четвёрку замерших истуканами в парадной броне Старших Магистров лейб-гвардии, Залесский лишь молча хмыкнул и принялся терпеливо ждать.
Общение августейшей четы продлилось около четверти часа, после чего дверь распахнулась сама собой, приглашая на разговор заждавшегося гостя.
— Итак, друг мой, рассказывай, — потребовал Николай.
Начальник Тайной Канцелярии миновал две трети немаленького помещения и остановился в нескольких метрах от него. Цесаревич на этот раз сидел справа от государя, на месте, где совсем недавно находилась его мать. Которой, к слову, в кабинете уже не было…
— Что именно, мой государь?
— Ну например, как так вышло, что о наличии у Швеции мощного морского флота, причем вполне себе современного, оснащенного отличными английскими пушками и построенного далеко не самой дешевой магической древесины из наших лесов, стало известно лишь тогда, когда этот самый флот на нас напал? — чуть склонил набок голову самодержец.
Богдану Ерофимовичу вопрос не понравился, если не сказать грубее. Даже не сам вопрос — он-то как раз лежит на поверхности. А вот тон, взгляд, мимика, постановка и построение… И тем не менее своего удивления Залесский ничем не выдал, начав отвечать сходу.
— Шведы строили и копили суда тайно, мой государь, — заявил он. — Держали его подальше, маскировали под суда той же Британии или использовали в отдаленных регионах. Потому они и сумели ускользнуть от нашего внимания!
— Угу… Допустим, допустим… А что насчет Кристины Успенской, что все эти годы скрывалась у тебя под носом — прямо на вшивом эстляндском островке в Балтийском море?
— Государь, она Маг Заклятий школы Пространства. Магов этой специализации, даже с невысокими рангами, найти и уж тем более поймать непросто, что уж говорить о достигшей восьмого ранга?
— Тогда другой вопрос — почему Османская Империя и Британия на пару теснят в море нашего, фактически, единственного союзника — Испанию, что спасла нас в том году от полного разгрома, оттянув на себя изрядную часть османского флота и их чародеев?
— Я не начальник Генштаба Империи, мой Император, и не Министр Иностранных Дел, — пожал он плечами. — А вопрос помощи Испании находится в компетенции этой парочки, в зависимости от выбранного метода помощи…
Император задавал и другие вопросы, и с каждым из них Залесскому все меньше нравилось происходящее. Во первых, Николай Третий никогда всерьез и глубоко не интересовался его профессиональной деятельностью, если речь не шла о выполнение данного им же напрямую поручения или интриг столичной знати. А во вторых — все вопросы, которые он задавал, были из числа тех, честный ответ на которые выставил бы его где изменником, где полностью некомпетентным в своей работе, а где и вовсе практически уголовником.
Николай Третий никогда не обладал острым умом. Наоборот, то был примитивный, очень поверхностный и невнимательный человек… Во всяком случае, так казалось Богдану Ерофимовичу.
Так было до этого дня. Сейчас перед ним сидел насмешливый, ироничный, умный и явно хорошо осведомленный человек, который уже почти откровенно потешался ответам начальника Тайной Канцелярии.
— Давай подведем итоги нашего разговора, друг мой. Я задал тебе одиннадцать вопросов, Богдан, и ни на один не получил внятного ответа. Если суммировать услышанное от тебя, напрашиваются следующие выводы — мою Тайную Канцелярию способен обвести пальца даже ребенок, моя Канцелярия не способна ловить и обезвреживать предателей и шпионов, хотя это вообще ваша самая главная и первоочередная задача. Формирование Рейха, не говоря уж о том, что он изначально был нацелен на нас, подобно тарану на ворота, вы тоже проспали…
— Я не отрицаю, что у нас тоже были и есть ошибки и недоработки, мой Император, — твердо ответил чародей. — Но не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Главное, что побед и успехов у нас счету гораздо больше, чем промахов!
— Видишь, Алексей? — поглядел на цесаревича Император. — У нас топят целые флоты и вырезают полноценные армии, на нас из тумана выныривают неучтенные за десятки лет, потребовавшиеся на их создание флотилии из сотен кораблей, внезапно предают болгарские и прочие «братские» народы, защищать коих от осман мы полезли — а начальник Тайной Канцелярии заявляет, что у них побед больше, чем промахов! Ну ладно…
— Да уж, а ведь они себя едва ли не лучшими в мире открыто величают, — с усмешкой покачал головой Алексей Романов.
Ситуация уже порядком бесила Залесского. За последние десятилетия он окончательно отвык от того, что кто-то может отчитывать его. Даже сам Император никогда прежде не позволял себе подобного обращения в его адрес.
И сейчас, выслушивая, что самое обидное, справедливые в целом упреки, он медленно закипал.