Им удалось убедить нас. Не случись этого, возможно, сейчас бы мы имели внука или внучку. Но случилось так, как случилось.
Вечером, после работы, Сашенька заехал за мной, мы поехали к Юлиным родителям поздравить ее папу с днем рождения. Чуть позже подъехали и наши дети. За столом Юля рассказывала, как проходят ее экзамены. Считала, сколько денечков остается до окончания учебы. Витюша сидел за столом с несколько смущенным видом. Оказалось, у него была своя новость для всех. Сын с волнением ожидал, как мы отреагируем на нее. А особенно его невеста. Утром этого дня он был вызван к своему непосредственному начальнику. Полковник рассказал ему, что в одной из африканских стран произошел очередной переворот. Начались вооруженные столкновения между враждующими группировками. ООН направляет в эту страну свою делегацию, обладающую широкими полномочиями. Руководство одного из комитетов прислало официальный запрос с просьбой подключить к работе в этой делегации именно нашего сына. В последовавшем за этим запросом телефонном разговоре руководитель комитета недвусмысленно дал понять, что по окончании этой миссии Витюше будет предложена очень хорошая должность в структуре Организации Объединенных Наций. Сын поблагодарил за оказываемое ему доверие, но заметил, что через две недели у него запланированы венчание и свадьба, сроки которых они уже один раз переносили. Полковник выслушал, вышел из-за стола, подошел к сыну:
— Сынок, от таких предложений не отказываются, такие предложения делаются не каждому и не каждый день. Пусть это будет тебе подарком от наших ведомств. Надеюсь, пригласишь старика на свадьбу? Езжай домой, извинись за меня перед невестой. Уверен: твоя девушка умная и поймет, какие перспективы перед вами открываются. Надеюсь, совместно сделаете правильный выбор. Обвенчаетесь на неделю позже, только и всего!
Юля, вроде бы и надула губки, но было видно, что она рада успехам будущего мужа, гордится им. Да и мы, родители, хором начали убеждать наших детей, что это действительно большая удача, выпадающая далеко не каждому. Действительно, ну, подождем еще недельку.
Почему наши сердца опять молчали? А может быть, они кричали, подсказывали, но наш разум, осознание открывающихся перспектив перед сыном заглушили их крик? Мы не выдержали искушения, ниспосланного нам, и были наказаны, жестоко наказаны за нашу гордыню. Сын уехал в командировку.
Вот и все экзамены успешно сданы. Университетский диплом искусствоведа, специалиста по старославянской живописи — получен. Семейные торжества по этому поводу наша будущая невестка отложила до возвращения Витюши. А сейчас она поглощена другим. Листает специализированные журналы, бегает по магазинам, созванивается с мамой, звонит мне — советуется. Примеривает в салонах венчальный наряд: один, второй — голова идет кругом. Стоит в примерочной и в огромном зеркале видит свое отражение, а рядом он, ее Виктор. Высокий, красивый, в парадной офицерской форме. Сердечко замирает от предвкушения счастья и ухает куда-то вниз.
Командировка Витюши уже заканчивалась. Переговоры по примирению враждующих сторон прошли успешно. В тот проклятый день руководитель делегации, стоя на ступенях президентского дворца, выступал с заключительной речью. На площади перед выступающими ораторами огромная толпа, многие вооружены. В заключение речи руководитель делегации сообщил, что ООН приняла решение: направить в страну большую гуманитарную помощь. Его последние слова потонули в радостном реве толпы. На радостях и в предвкушении дармовщины эти…
Саша замолчала, подбирая слова. Глубоко вздохнула, пересилив себя, продолжила:
— Аборигены начали стрелять в воздух. Одна из автоматных очередей попала в бетонный козырек над входом во дворец, под которым и стояли участники переговоров. Отрикошетившей пулей один из членов делегации был ранен в плечо. Витюше пуля попала точно в висок. Смерть была мгновенной.
По мере того как Саша приближалась в своем рассказе к самой тяжелой его части, голос ее становился все глуше и глуше. Последние слова она произнесла еле различимо. Резко откинулась на спинку дивана, закрыв ладонями лицо. Муж обхватил ее за плечи.
— Саша, хватит! Все, хватит об этом, успокойся.
— Да-да, дорогой, сейчас все пройдет.
Убрала руки от лица. Сейчас она была похожа на человека, вынырнувшего на свет из страшной пучины. Не поворачиваясь ко мне, попросила:
— Молодой человек, будьте так добры, дайте мне сигарету!
И мужу:
— Я чуть-чуть… надо успокоиться.
Сделала одну затяжку, другую и закашлялась. Муж похлопал ее по спине.
— Ну, хватит, разошелся, а то рассыплюсь, как карточный домик, что будешь делать тогда?
Затушила сигарету в пепельнице.
— Это чересчур крепкие для меня…
…Потом были похороны сына, прощальный салют, но я почти ничего не помню из этого. Помню только бледное лицо Витюши с застывшей полуулыбкой и выражение недоумения на нем. Наш мальчик ушел из жизни, даже не успев понять, что произошло.
Настали самые черные годы в нашей жизни, если это состояние можно назвать жизнью. Днем спасала работа, а что делать с вечерами и с ночью? Наш дом, всегда наполненный движением, жизнью, теперь был нем и казался нам каменным склепом.
Глава 10НИТОЧКА С ИГОЛОЧКОЙ
— В праздничные дни и в день рождения сына Юля обязательно приезжала к нам, но это были только дни. Мы часто встречались с ней в храме, где она следила за сохранностью икон, а при надобности занималась их реставрацией. У нее был ключик от калитки в нашу семейную усыпальницу. По постоянно находившимся там живым цветам было ясно, что она бывает здесь очень часто.
Прошло несколько лет. В очередные выходные дни мы с Сашенькой поехали в Сен-Женевьев-де-Буа к нашим родным могилкам. Как обычно, поставили свечи перед образами. К нам подошел дьячок и сказал, что настоятель храма просит нас зайти к нему.
В рабочем кабинете настоятеля мы встретили Юлю, они обсуждали состояние одной из икон в храме. После приветствий хозяин кабинета пригласил нас присесть. Было ясно, что предстоит какой-то разговор, но вот о чем, мы не имели представления.
Настоятель начал издалека. В Иерусалиме, в христианских храмах, есть очень большая потребность в специалистах: искусствоведах, реставраторах — и он рекомендовал для этих работ нашу Юленьку. Сашенька ответил:
— Да, это хорошо, но она должна принимать решение самостоятельно, посоветовавшись с родителями.
— Это все уже улажено, — ответил хозяин кабинета.
— Но у нее есть к вам особая просьба.
Посмотрел на девушку:
— Давай, милая, сама говори.
Явно волнуясь, но твердо глядя нам в глаза, Юля начала.
— Уезжая на работу в Иерусалим, я приняла решение, от которого не отступлю никогда, переубеждать меня не надо, это мое решение. Я никогда не выйду замуж. Ваш сын был и навсегда будет моим единственным мужчиной.
От растерянности мы с мужем не могли вымолвить ни слова. Пользуясь этим, торопясь, чтобы ее не прервали, она продолжила:
— За эти годы вы стали мне родными, родители моего любимого человека. Поэтому я и осмеливаюсь просить вас о великом одолжении. Наша жизнь в руках Господних. Когда он призовет к себе — неведомо никому. Но я умоляю вас разрешить мне, когда пробьет мой час, быть похороненной рядом с Витюшей!
Выслушав, Сашенька, еще хлюпая носом, что-то пытался говорить, а я просто разрыдалась. Никакие наши уговоры и увещевания на нее не действовали. Было такое ощущение, что она их просто не слышит или, точнее, не хочет слышать. Умоляюще твердила только одно: «Вы разрешите? Ради Бога! Ради Витюши, разрешите?!»
Как мы могли ей отказать! Потом, обнявшись, ревели в голос, уткнувшись в плечо друг другу. Когда наревелись, немного успокоились, попив водички, поднесенной нам дьячком, с бумагой в руке подошел настоятель храма.
«Ваша невестка, — он сказал именно так — невестка, — правильно сказала, что жизнь наша в руках Господа нашего. Я уже стар, и в любой момент он может призвать меня к себе. Не сомневался, что вы не откажете в этой просьбе: пусть хоть там два любящих сердца будут вместе. Но кого пришлют на мое место, мне неведомо, поэтому я заготовил бумагу. Сейчас вы ее подпишете, и все будет ладно».
В течение первых лет работы в Израиле ей с трудом удавалось выбраться в Париж. Но если удавалось выбраться на недельку, она обязательно бывала у нас с Сашенькой. Вместе ездили на наши родные могилки. Рассказывала, что работы очень много, но ей нравится быть загруженной любимой работой. О ее успехах в Иерусалиме мы знали и от настоятеля нашего храма. Рассказывал, что она уже курирует все реставрационные работы в христианских храмах города. Как искусствовед и реставратор пользуется большим авторитетом и уважением. В специальных изданиях регулярно печатаются ее научные статьи.
В начале семидесятых годов она приехала в Париж на несколько месяцев. Ей предстояла защита докторской работы. Защита прошла успешно, прямо из Сорбонны, еще до традиционного банкета, заехала к нам. Мы ее расцеловали, поздравили. Оставила у нас свои папки с бумагами и сказала, что очень торопится в Сен-Женевьев-де-Буа, к Витюше. Мы остались дома, не стали ей мешать: пусть пошепчутся, пусть порадует его.
Старушка замолчала, смотрела перед собой ничего не видящим взглядом. Вернувшись из прошлого, продолжила торопливо, спешила рассказать мне все.
Перед отлетом сюда, в Россию, мы с мужем, естественно, побывали у могилок родных. Зашли и в храм — поставить свечи. Здесь и сообщили нам потрясающую новость, которая просто повергла нас в шок. Настоятель сообщил нам, что буквально несколько дней назад в Иерусалиме наша Юля приняла монашеский сан.
«Она шла к этому шагу очень долго, со дня похорон жениха — вашего сына. Проверила свое решение временем и оказалась тверда в своем выборе», — примерно так закончил свой рассказ настоятель.
Не буду лукавить и врать. Где-то в глубине души трепещет, сладко ноет чувство гордости, благодарности за такую любовь и верность к нашему сыну. А с другой стороны — молодая женщина, красивая, умничка! О Господи, не знаю, не знаю! Ее письмо к нам я вытащила из почтового ящика буквально перед отъездом в аэропорт. Прочит