вполне освоился на корабле, северяне относились к нему неплохо, — услуги морских дарков всегда высоко ценились. После боя с пиратами, когда команда когга понесла ощутимые потери, Сиге даже начал выполнять обязанности второго помощника капитана. Не повезло селку в Скара. Уже перед самым отходом он с несколькими товарищами засиделся в таверне. Детали Сиге помнил плохо. Очнулся он связанным в подвале. Жутко болела голова — следствие избытка плохого пива и обширной шишки на затылке. Похитители секрета из своих планов не делали — селка предполагали продать на первый же корабль, идущий к Девичьим островам. Слава о тамошнем великолепном жемчуге гремела по обе стороны океана, и ныряльщиков, особенно из числа истинно морских дарков, покупали за большие деньги. Среди моряков без устали пересказывали широко известную историю о том, как пираты из Глора в одночасье разбогатели, заставив дюжину дарков-ныряльщиков очистить от жемчуга одну-единственную бухту на Девичьих островах. Сиге пытался объяснить своим похитителям, что он совсем не ныряльщик, и использовать его в таком качестве бессмысленно, но его, естественно, никто не слушал. Когг давно ушёл на север, селк по-прежнему томился в тесном подвале и ждал, когда его заставят нырять за мифическим красным жемчугом. Впрочем, порт Скара пустовал, и покупателей на морского дарка не находилось.
— Врут эти двое или нет, значения не имеет. Главное, работают хорошо, — сказала Катрин, когда они с Ква обсуждали результаты «собеседования».
— Ну почему же, — возразил одноглазый, — всегда интересно услышать хорошую сказку. Я, между прочем, тюленю вполне даже верю. Особенно насчёт жемчуга.
— Ква, ты как мальчик. Где ты видел жемчужины рубинового цвета величиной с мужскую голову? Таких дурацких ценностей, слава богам, не бывает.
— Бывают, — вздохнул вор. — Если отбросить преувеличения, то сущая правда. Дюжина дарков-ныряльщиков — это наш Ныр. Пираты из Глора — это, в основном, я. Правда, мы тамошние острова по-иному назвали, но нехорошего жемчуга там действительно навалом. Моя Теа такую розовую жемчужину на шее носит. И леди Блоод себе тоже украшения сделала. Я, Кэт, и тебе хотел такой сувенир преподнести. В «Двух лапах» хозяйку дожидается.
Они помолчали. Потом Катрин тряхнула отросшей чёлкой:
— Дойти бы быстрее. Хрен с ним, с жемчугом. Значит, ты и тюленю, и весельчаку веришь?
Квазимодо пожал плечами:
— Почему бы и нет? Пока никто из них не прокололся. Касан, похоже, прост, как дубинка свинопаса. Сиге позакрытей, но тоже вроде не врёт. К тому же мы их сами из подвала выдернули, по собственной инициативе. В чём их подозревать? Но присматривать-то всё равно будем.
— Вот-вот. У тебя, Ква, глаз намётан. Надзирай. Беспокойно мне. Что-то я очень мнительная стала.
С того разговора прошло уже дней пятнадцать. «Квадро» упорно продвигался на северо-запад, не сталкиваясь ни с чем, что было бы опаснее непрекращающихся дождей.
Катрин сидела на корме и чистила котёл. Кукурузное масло, в изобилии прихваченное в Скара, жутко пригорало. После чистки посуды изнурённая повариха рассчитывала окунуться в море, и поэтому мало обращала внимания на струи дождя, омывающие спину. Дождь упорно стучал и шуршал, море рябило, избиваемое тяжёлыми небесными струями. Приходилось напрягаться, чтобы расслышать разговор в кокпите.
… - Мористее пройти надёжнее. Здесь островов много и рифов уйма. Обойдём, — времени потеряем чуть, зато без риска, — Квазимодо бережно разгладил края листа карты.
— Как скажешь, шкипер. Но мы тогда прошли проливом между этим длинным островом и лагуной. Без хлопот проскочили. Пролив узкий, помню, пальмы чуть реи не задевали, но глубины хорошие. Легко прошли. На островах полно беломордых обезьян. Такие рожи корчат, обхохочешься, — Касан, улыбаясь, тыкал в карту коротким пальцем.
— Не люблю мартышек, — Квазимодо ухмыльнулся, — вечно они всякой дрянью швыряются. Хотя на вкус недурны. А память у тебя — просто позавидуешь.
— Это у нас в роду, — Касан горделиво надулся и повёл крепким плечом. — Все места с покладистыми мартышками назубок помним, — моряк скорчил забавную рожу, действительно, похожую на гримасы облезлых белоносых обезьян, в изобилии населяющих побережье.
Мужчины засмеялись. Винни-Пух, стоящий за штурвалом, заметил:
— Да, с мартышками нехорошо вышло. Съестного полный трюм, а пару «желтушек» захватить позабыли.
Квазимодо быстро показал парню кулак. Все посмотрели на корму. Согнувшуюся у трапика за комингсом Катрин видно не было, но Винни-Пух быстро сказал:
— Я в смысле того, что раз команда увеличилась и провизии много, можно было бы и женщину в помощь нашей леди взять. Посуду там мыть, кашу мешать…
Катрин вяло улыбнулась. Вот кобели приморские.
— Хватит болтать, — Квазимодо зашуршал картой. — Как пойдём — проливом или в обход? Что скажешь, Сиге?
До сих пор молчавший селк протяжно вздохнул и протянул:
— Лу-уууучше во‑ооокруг. Спокойнее.
— Морем так морем, — Касан широко улыбнулся. Зубы у него были белые, на диво безупречные. — Москитов меньше. Хотя, помниться, мы вроде торопились?
Квазимодо привычно погладил щеку:
— Мы и сейчас торопимся. Правильно торопимся — без сажания на рифы, лишнего риска и жареных обезьяньих ляжек.
Касан кивнул:
— И то верно. Не доглядишь оком, заплатишь боком. Главное, карта имеется отличная. С такой куда угодно дойдём. Верно, говорю, Сиге?
— О-ооочень хорошая карта, — согласился селк. — Таких подробных я не видел. И рисовальщик знающий. С Фло-ооота?
— А то откуда? — Квазимодо бережно промокнул случайную каплю на самодельной копии. — Бешеных денег стоила. На Флоте рисовальщики о-го-го какие были. Теперь таких уж не найти. Эх, не служили вы в морской пехоте. Вот где веселье было…
Катрин в очередной раз удивилась полному отсутствию у бывшего вора тяги прихвастнуть. Приврать Ква умел ещё как, но никогда не делал этого из любви к искусству. Всегда у него, у хитрого хорька, скрытая цель имелась. Вот и сейчас даже не подумал похвалиться, что сам карту скопировал.
Закончив с посудой, Катрин по-быстрому окунулась в морскую воду. «Квадро» шёл так резво, что было рискованно выпускать из рук поручень трапа. С неба по-прежнему лило. Катрин вытерла лицо мокрой рубашкой. М-да, так и жабры скоро прорежутся.
Под навесом кокпита Квазимодо рассказывал увлекательный эпизод одной из бесчисленных операций доблестных разведчиков морской пехоты Флота. Прислушавшись, Катрин опознала адаптированное изложение «Великолепной семёрки». Не зря у Ква в госпитальной палате имелся телевизор. Вахтенная команда с интересом слушала, не забывая заниматься делом. Чинили запасной стаксель. У прохода на корточках примостился и Зеро. Боязливо глянул на хозяйку. Катрин, не обращая внимания, прошла к люку. На камбузе было полным-полно дел.
* * *
Небо прояснилось только через тридцать два дня после выхода от побережья Скара. Ветер сменился на резкий восточный, «Квадро» пошёл ещё веселее, по левому борту продолжала тянуться бесконечная изумрудная полоса джунглей, омываемая белоснежным прибоем.
Появление солнца вызвало общий восторг. Дожди всем надоели, кроме того, вездесущая сырость грозила подпортить запасы продуктов. По случаю улучшения погоды Катрин исхитрилась приготовить нечто напоминающее праздничный обед. Весомую помощь в этом укрепляющем боевой дух мероприятии оказал Винни-Пух. Трапеза прошла весело, но на следующее утро Катрин очень захотелось, чтобы вернулся дождь. Восточный ветер принёс лёгкое, но крайне неприятное волнение. Казалось, величина волн не возросла, но теперь море играло острыми корпусами катамарана иначе. Катрин принялась с ужасом вспоминать всё, что знала о морской болезни.
Муторно. Самое то слово. Можно работать, можно заниматься делом, но стоит сесть отдохнуть, и… О попытках уснуть не стоит и говорить. Лёгкая тошнота моментально напоминает о себе, начинает теребить клейкими лапками измученный желудок. Нечто подобное Катрин переживала, когда носила близнецов. Тогда, к счастью, токсикоз быстро прошёл. Ух, как паршиво. К сожалению, работать круглые сутки оказалось невозможно. Катрин заходила в свою крошечную каютку, с отвращением смотрела на койку. Стоило лечь, и молодая женщина едва сдерживалась, чтобы не выскочить наверх, не заорать, матерясь — к берегу, вашу мать, будь вы прокляты! Хоть на день, хоть на несколько часов ступить на надёжную твердь. Чуть-чуть поспать, пока койка не проваливается вниз и не взлетает вверх, пока желудок остаётся там, где ему и надлежит быть. То, что Катрин не одинока в своих мучениях, не утешало. Хенк мучился ещё сильнее, Винни-Пуху тоже было паршиво. Оба висели на борту, хватаясь за леера, и в перерывах между жертвами морю пытались шутить и ругать «восточную зыбь». Катрин не могла себе позволить разделить компанию. Да и до «метания харчей» дело доходило редко. Просто было плохо. Чертовски плохо. Спала Катрин и раньше отвратительно, теперь же лишь изредка проваливалась в забытьё, чтобы, тут же очнувшись, зажимать тряпкой рот. Оставалось терпеть и работать. Запах вареной фасоли и солонины действовал убийственно. Катрин себя пересиливала, но резонно опасалась, что качество приготовляемых блюд несколько снизилось. Впрочем, экипаж и так не был избалован кулинарными способностями благородной леди. К счастью, Катрин обнаружила, что от тошноты несколько отвлекает кислое питьё и, как ни странно, шитьё. Отныне леди «Двух лап» коротала ночи, прихлёбывая компот из сухих груш и рукодельничая при свете тусклой лампочки (вторая давно перегорела). Тряпья, требующего починки, оказалось уйма. Катрин заштопала Жо многострадальные штаны, наложила латки на рубашку мальчика и занялась собственным гардеробом. Кроить потайные карманы и ушивать непомерно широкий наряд было всё же легче, чем глазеть во взлетающий и падающий потолок каюты и чувствовать, как ужин в желудке судорожно ищет выход.