Катрин посмотрела, как он вышел, подобрала подушку и легла. Да класть на вас с высокого дерева, со всеми вашими матримониальными ребусами. А за пощёчину сочтёмся.
* * *
Спозаранок впёрлась Клоринда. Принесла платье, — парчовое, и даже с какой-то слабо-выраженной вышивкой, из чего Катрин заключила, что статус утопленницы при «дворе» несколько повысили. Платье было мешковатым, — в бёдрах раза бы в два ушить. Катрин попросила иголку, желательно с ниткой. Клоринда пообещала, и, позевывая, осведомилась, — не сильно ли помял вчера утопленницу милорд? Или до дела так и не дошло? Прямодушие обитателей дома уже порядком задолбало Катрин. Экие они здесь совершенно незакомплексованные.
Над городком лениво перекликались петухи. С моря полз туман, на востоке его пронизывали первые лучи солнца. Катрин, накинув выданную Клориндой старую мужскую рубаху, принесла на кухню воды, получила кусок вчерашний пирога со сливами и удрала в сад возиться с обновкой.
В саду, уже ставшим привычным, было уютно. Пищали в ветвях яблонь пёстрые крошечные птички, потом прилетел громогласный попугай, высказал своё мнение по поводу неочевидных успехов Катрин в портняжном деле, и удрал, вспугнутый метко запущенным гнилым фруктом. Солнце уже пробивалось сквозь листву. Катрин работала иглой, машинально слушала голоса во дворе. Следовало набраться терпения, — сидеть во «дворце» придётся ещё не один день, нервы должны оставаться в порядке. Шитьё в таком деле весьма помогает.
Медитировать удавалось до тех пор, пока Катрин не обнаружила голову малолетней надзирательницы, свешивающейся с галереи верхнего этажа. Вот никуда не денешься от сопливого ростка будущей аристократии. Встряхнуть бы её хорошенько за ушко с серебром, чтобы не лезла, куда не просят.
Ушивать платье в талии Катрин почти закончила, когда заявился Сам. Одет уже не по-домашнему, на поясе меч. Дожёвывал пирог.
— Почему не завтракала?
— Завтракала, милорд. Мы с Клориндой рано встали. Шитья много.
Лорд Пайл глянул на женские ноги, высоко открытые подолом мужской рубашки, и Катрин прямо таки услышала, как в его голове щёлкнул переключатель. О завтраке хозяин моментально забыл:
— Перейдёшь в большой дом жить. Клоринде я сказал.
— Слушаюсь, милорд, — пятясь, пробормотала Катрин.
Лорд Пайл притиснул утопленницу к стволу сливы. Молодая женщина охнула, — бляхи кожаной безрукавки хозяина ощутимо впились в грудь. Конунг давил паровозом, борода щекотала щеку Катрин.
— Губы у тебя красивые, — палец шершавый от трещин и мозолей скользнул по бледно-розовым губам «утопленницы». — Умеешь?
— Не девочка. Только не здесь, милорд.
— Ты и мужу дурные условия ставила? То-то он долго с тобой не протянул, — бородатый рот ухватил женское ухо, сдавил зубами.
— Ой, милорд! — Катрин заскулила. Уху было по-настоящему больно, к тому же лапа невоспитанного пирата вела себя нагло до невозможности. — Милорд, я прилюдно никак не могу! Боги болячкой наградят!
Лорд Пайл с трудом отодвинулся.
— Я для тебя бог и хозяин… Сейчас меня воины ждут. Вечером приду. Богов своих стыдливых со скалы в море столкни. Не нужны они тебе. Ты, вдова, голоднее стурворма будешь. Думаешь, жадность сучью от меня спрятать можно? — широкая ладонь шлёпнула по женской щеке. — За упрямство глупое. Ты теперь в моем доме. Поняла? — лорд Пайл поправил золотистый локон, выбившийся из-под узорчатой косынки. — А платок, словно для тебя ткали. Негоже тебе, Зеленоглазая, нищенкой ходить. Не смотри так, — не обижу, — он в последний раз стиснул молчащую красавицу и, не оглядываясь, пошёл вниз.
Катрин поправила косынку и опустилась на камень. Взяла проклятое платье, — пальцы вздрагивали. Черт, нужно было этому конунгу яйца оторвать. Спина ныла, — отпечаток яблоневого ствола теперь на неделю останется. Катрин с некоторым недоверием потрогала щеку. Две пощёчины подряд, — рекорд, однако. Раньше не стерпела бы. Старость подбирается, мудрость с трусостью… Мог бы милорд темпераментный сейчас под деревом лежать, раздавленной трахеей сипеть. Впрочем, чего ему сипеть, — добила бы сразу. Вот бы шуму было. А вот уходить из этого городишки пиратского трудновато. Всех бородачей не перережешь.
* * *
Ближе к обеду явились Клоринда с Эллилон.
— Ишь, сколько нашила, — с одобрением заметила старшая.
— Заканчиваю, — сообщила, измученная бесконечными примерками и подгонками, Катрин.
— Очень красивое, — печально похвалила Эллилон.
— Давайте и вам что-нибудь сошьём. Тряпки ведь есть? Или милорд их трогать запрещает?
Клоринда засмеялась:
— Да он о них и не помнит. Разве воину наряды интересны? В мешках с тряпьём того и гляди блохи заведутся. Только где нам с такой работой справиться? Мы и это-то, — женщина тряхнула себя за подол домотканого платья, — на рынке покупаем. Где время на шитьё взять? Работы по дому полным-полно.
— Сложно, если с начала до конца шить, — заметила Катрин. — Если переделать, то попроще.
— Вот ты и попробуй. Мы поможем. Ты ведь теперь с нами, в верхнем доме будешь. Довольна, небось?
— Не знаю. Внезапно как-то. Это нормально, что меня хозяин в верхний дом берет?
— Эх, всё глаза твои колдовские, — Клоринда усмехнулась. — Милорду ты сразу глянулась, да только не принято у нас с пришлыми безродными бабами всерьёз ложе делить. Не подобает. Побаловаться разок-другой, это само собой. Но в дом брать? С моей роднёй милорд год сговаривался. Элли — дело особенное, она сирота, её милорд из милости взял.
Катрин покосилась на темноволосое чудо. Ничего себе, — из милости. Да такую фею от себя и на шаг отпускать страшно. Уже не первый день рядом, а просто глазам не поверить, до чего хороша.
— Милорд великодушен — это сразу видно, — пробормотала Катрин. — А Рататоск? Она как в невесты угодила?
— О, Рата наша ещё в сказки, да придания попадёт. За неё целая война случилась. Милорд её с боем добыл. Сначала, правда, весь её род вырезали. Они на Гремучем острове жили. Там и плюнуть некуда, — одни скалы, но уж сколько крови на те скалы пролилось, одни боги знают. Когда началось, Ратке годика четыре было, не больше. Долгая история, мы тебе как-нибудь вечером расскажем.
— Тим тоже хорошего рода?
— Тим? — Клоринда расхохоталась. — Парень — рыбацкий сын. Отец в море сгинул. Милорд мальчишку в море повёл, учил, первую добычу взять позволил.
— В море?
— Ну, может и не только в море, — Клоринда хмыкнула. — Ишь ты, какая зоркая. Милорд строг и справедлив.
После обеда женщины занялись одеждой. Клоринде с Эллилон рыться в небрежно сваленных мешках было любопытно. Саму Катрин гардеробная-сокровищница разочаровала. В основном наряды были однотипные, примитивного покроя, и то, что ткань некоторых была на удивление добротной, дело не спасало. К тому же вещи хранились в ужасающих условиях. Ни на приличные брюки, ни на удобную рубашку рассчитывать здесь не приходилось. Обуви вообще не было.
— Неинтересно тебе, — упрекнула утопленницу Клоринда, любуясь платьем из небесно-голубого шелка, — смотришь, как горшки чистишь, — без азарта. Ну, вот какая ты хозяйка была? Или ты дома только садом и занималась?
— На кухне у меня очень хорошая служаночка была. Настоящее сокровище, — объяснила Катрин. — Ну, вы выбрали что-нибудь? Давайте ушьём, подгоним.
— Что ж тут ушивать? — с сожалением заметила Клоринда. — Мне и так всё в груди тесно будет. На Элли, наоборот, как на пугале всё болтается. Её милорд как-то за худобу выпорол.
— Я заслужила, — прошептала тоненькая девушка.
— Заслужила, кто ж спорит, — согласилась Клоринда. — Слушаться хозяина нужно и приятной быть. Да только как же тебя наказывать? Ты же соломина соломиной. Того и гляди, переломишься. Тьфу, взяться не за что. Вот отдаст тебя милорд когда-нибудь.
— Не отдаст, — дрожащим голосом возразила голубоглазая красавица. — Я ему нравлюсь.
— Отдаст — не отдаст, ты главное, кушай побольше. Хозяин сколько раз тебе говорил. Вот глянь на северянку, — вроде худая, живот к хребту прилип, а и спереди, и сзади есть что потискать. Вот милорд к ней и тянется.
— Клоринда, ты уж извини, но Эллилон, нас с тобою, вместе взятых, в три раза привлекательнее будет. Я таких красавиц что на севере, что на юге единицы встречала. Это без вранья, — заметила Катрин, рассеянно встряхивая тяжеленное парчовое платье.
— Скажешь тоже, — смущённо прошептала Эллилон.
— Вот скромница-молчунья, — Клоринда усмехнулась. — Ты, северянка не смотри, что эта тростинка только ресницами взмахивает. Милорд к ней не зря благоволит. У неё тут, — пышная дама отвесила подруге увесистый шлёпок, — прямо горшок углей. Постель прожигает.
Чуть не повалившаяся на мешки Эллилон, возмущённо пискнула и заявила:
— Я и тебя учила, что нужно на ложе делать.
— Что нас учить? — рыжеволосая пышка подмигнула Катрин. — Мы и так на подушках своё возьмём. Хоть и без дарковой крови.
— В Эллилон кровь дарков?
— Врут об этом, — прошептала красавица. — Я с детства только людей помню. Но милорд говорит, что я на ложе другая. Слаще.
— Это точно, — подтвердила Клоринда. — Меня хозяин не обделяет, жаловаться не буду, но с Элле мне не ровняться. Зато завтраки мои куда как ценятся. Смотри, Утопленница, надоешь хозяину, вместе будем на кухне возиться. Я не против, — как воды натаскать или мешок принести — тебе цены нету.
— Я тоже не против, — заверила Катрин. — У тебя пироги — истинное чудо. Ну что, оденем волшебную красавицу?
Женщины разглядывали отрез тонкого темно-синего шелка.
— Тут шитья дней на пять, — заметила Клоринда. — Да и то, если наши грабли управятся. Я разве что латки исправно умею ставить.
— Можно другим способом, — сказала Катрин. — Не знаю уж, как вам понравится. Острый нож нужен.