Наверное, нет. Только однажды — в Виллериме, когда боролся с чужими неурядицами, — показалось: нашёл. Что? Смысл своего существования. Вернее, подбираюсь к нему вплотную. И надо было продолжать в том же духе, но всё завертелось-закрутилось, и я запутался. Сошёл с нужной тропинки. Жаль. Чуть-чуть. А впрочем… Какая цель может сочетаться с тем, что я только что узнал о себе? Ни один вариант на ум не приходит. Значит, всё правильно. Всё так и должно быть. И жалеть глупо. Если чувствуешь, что можешь пожалеть о своём поступке, то лучше не делай ничего — главная заповедь. Заповедь, о которой я беспечно забыл. Оказалось, ненадолго…
А падение-полёт всё не заканчивается. И ожидание начинает утомлять. С другой стороны, скорость возрастает, и это может говорить о том, что окончание путешествия не за горами. Собственно, здесь нет гор. Один только туман, бесплотный, но осязаемый, как ни странно. И очень даже жёсткий.
Стоп. Туман не может быть жёстким. Что тогда коснулось моего бока? Да ещё царапнуло не хуже рыбьей чешуи.
Чешуи?!
Языки тумана обжигают распахнутые глаза, но я успеваю увидеть. И снова почувствовать.
Кто-то следует за мной. Или рядом со мной? Но, в отличие от меня, летит, а не падает, потому что оказывается то ниже, то выше. Летит и пытается подобраться вплотную, чтобы… Чтобы что? Поймать? Но зачем?
Кто бы ты ни был, не мешай! Я принял решение и не собираюсь его менять. Тем более не собираюсь подчиняться. Уходи!
Но тень, объятая туманными вихрями, не желает исчезать. Напротив, в какой-то момент оказывается совсем близко. Так близко, что я могу совершенно ясно рассмотреть фрагмент тела. Тела, покрытого матово-чёрной чешуёй.
Да сколько же можно?! И жить не помогают, и умереть спокойно не дают. Прочь, я сказал!
Но упрямец не отступает, продолжая попытки то ли схватить меня, то ли привести в чувство своими прикосновениями.
Злость подкатывает к горлу. Кристально-чистая злость. Именно она встряхивает ощущения, помогая понять: что-то не так. Совсем рядом со мной, и совсем неправильно.
Возвращение разума к его прямым обязанностям рождает головную боль почище той, что я когда-либо испытывал. Но она не мешает ни думать, ни чувствовать. Даже обостряет восприятие. И вслед за злостью приходит страх.
Да он же погибает! И погибает куда быстрее, чем я, потому что никакая защита… ТАК БЛИЗКО от меня нельзя находиться! Нельзя! Особенно сейчас, когда контроль ослаб до предела, а возможно, и вовсе исчез. Моё проклятие, усиленное податливой плотью Купели, разрушает всё вокруг. Почему же он не уходит?!
И ведь мне не достучаться до его сознания. Кричать? Жестикулировать? Бесполезно, да и мышцы отказываются слушаться. Ещё немного — и я перед самой смертью стану ещё и убийцей. Ну уж нет! Брать на себя и такой грех? Не согласен!
Придётся напоследок поработать, драгоценная!
Молчание, но не тишина. Больше всего похоже на прерывистое дыхание.
Ты слышишь меня?
Нет ответа.
Драгоценная, ты же обещала быть со мной!
«Да-а-а-а…» — сдавленный стон.
Так не забывай о своих обязанностях! Мне срочно нужен Саван.
«Заче-е-е-ем?» Каждое слово даётся ей с непонятным трудом.
Я не желаю стать причиной чьей-то гибели!
«Раньше следовало об этом думать…»
Ещё не поздно. Займись тем, что так хорошо у тебя получается, драгоценная!
«Не-е-е-е-ет…»
В чём дело? Ты… не можешь?
«Могу…» Признание через силу. Через очень большую силу. Что происходит? Вернее, что происходит с моей подружкой?
Тогда почему отказываешь мне?
«Потому что не желаю лишаться удовольствия… Блаженства, о котором я не смела и мечтать…»
Ничего не понимаю… Какое, к фрэллу, блаженство?
«Тебе не понять… Отойди в сторону и не мешай…»
Вот как, дрянь?! И тебе всё равно, что кто-то гибнет зря?
«Ничего никогда не происходит просто так и без последствий…»
У меня нет времени на философствования! Нет, не так: У НАС нет времени! Сейчас же начинай плести Саван!
Молчание. Почти гробовое. Неужели она бросила меня? Нет, не верю. Не могу верить. Не могу сомневаться. Мне нужно быть убедительным и настойчивым. Пока длится мой полёт… Ну же, милая, отзовись! Я даже не прошу, я… Если мы одно целое, мы не должны расставаться, полностью не оплатив долги друг другу. Где же ты? Где? Проходит вечность, прежде чем я чувствую привычную близость. Близость той, без которой меня не было и не будет. А с ней… Пожалуй, БЫЛ.
«Почему я должна тебя слушаться?» В голосе Мантии прорезается ехидство, и для меня это — настоящее счастье. Если подружка начинает изъясняться в своей любимой манере, надежда на взаимопонимание всё ещё остаётся.
Потому что я всегда слушаю тебя.
«Всегда ли?» Игривое сомнение. Всё. Игра сделана. Мы снова вместе.
Я стараюсь. Постарайся и ты. Хоть один разочек! Последний!
«Пользуешься тем, что я сама себя связала обещанием не уходить раньше, чем ты? Хитрец…»
Действуй, милая!
«Как пожелаете, dan-nah!»
Я падаю, и Саван падает. На меня.
Дальнейшее существование представляется затруднительным. Точнее, не представляется вовсе. Делая шаг в Купель, я не планировал оставаться в живых. Даже наоборот: твёрдо намеревался умереть. Честно говоря, и думал, что умер. До того момента, как в сознании, находящемся в тенётах Савана, раздался знакомый голосок:
«Ещё не устал от беспамятства?»
Представь себе, нет.
«А я, признаться, начинаю скучать… Может, встрепенёмся?»
Встрепе… что?
До медлительного разума доходит гениальная в своей простоте мысль. Какая? Я разговариваю с Мантией, следовательно… я жив. Какая неприятная неожиданность.
И вообще, почему ты со мной разговариваешь?
«А с кем мне, горемычной, болтать на досуге? Даже фрэлла завалящего под руку не попадается…» — очень искренне сожалеет Мантия.
Я не это имел в виду!
«В виду можно что-то иметь, если это „что-то“ у тебя есть…» — ворчливая поправка.
Даже если у меня ничего нет…
Осекаюсь.
Ничего. Нет. У меня. Во мне. Хм-м-м-м-м…
Зачем ты меня разбудила?
«Такова моя прямая и самая любимая обязанность!»
Любимая, как же! Почему я жив?
«Ах, простите! Не оправдала ожиданий! Смиренно припадаю к ногам dan-nah с мольбой о прощении!» Ёрничает, стерва. Но у меня не возникает желания обидеться.
Тот глупец… Он вытащил меня?
«Ты необыкновенно догадлив сегодня…»
Кто он?
«Какая разница?»
Мне нужно знать!
«Для каких целей?»
Чтобы набить ему морду!
«Даже так? За что же?» — удивляется Мантия.
За то, что он полез куда не просили! Я хотел умереть, и как можно скорее! Разве трудно было это понять?
«Понять — легко… А вот принять…» Многозначительная пауза.
Я не просил «принимать»! Моя жизнь — моё личное дело. Только моё, и ничьё больше. И если залежалый товар пущен с молотка, не надо спешить его приобрести!
«Купец ты мой недоученный… Если уж „имущество“ действительно распродаётся за ненадобностью, никому нельзя запретить поучаствовать в торгах… Особенно если покупатель готов заплатить высокую цену…»
Цену! О чём он вообще думал, когда отправлялся за мной? Неужели не знал, чем обернётся попытка приблизиться?
«Знал, конечно… Но уж больно заманчивым ему казался „товар“…» Если бы я не воспринимал все эмоции Мантии как свои собственные, ни за что не поверил бы, что она может улыбаться так тепло.
Почему? Кто он, скажи?
«Это знание ничего не изменит… Ни для тебя, ни для него… А посему лучше оставить как есть…»
Я должен знать!
«Чтобы набить морду?.. М-м-м-м-м… Если уж рукоприкладство так тебе необходимо, самое время открыть глаза…»
Самое время? И почему же?
«А ты попробуй…» Интригующие интонации становятся сильнее.
И попробую!
Саван разлетелся клочьями, но мне не было нужды думать о его остатках: подружка всё приберёт. До следующего раза, который будет наверняка. Раз уж я всё ещё жив…
Хлоп!
Звонкий удар по левой щеке заставил голову дёрнуться так, что щека правая чуть ли не вдавилась в подушку. И шмат волшбы, принесённый тяжёлой рукой моей сестры, не смягчил боль пощёчины. Непонимающе поворачиваю голову, чтобы… Быть одарённым ещё одним ударом, на этот раз слева направо, тыльной стороной ладони. Когда звон в голове слегка утих, я выплеснул праведное негодование в вопрос:
— За что?
— Первая — за то, что испортил чужое имущество. Вторая — за то, что заставил всех волноваться, — выпрямляясь, сухо пояснила Магрит.
— Будет и третья? Для ровного счёта?
— Будет. Если найдётся подходящая причина.
— Неужели таковых больше нет?
— Есть одна. — Неохотное признание. — Твоя тупость. Но за это не наказывают.
— Почему?
— Быть дураком — само по себе наказание, и очень суровое.
— Что-то я не понимаю… Хорошая вещь? Это не… — Перебираю в памяти свои скитания по резиденции Созидающих. Что я сломал? Разве только… Зеркало. Но его ведь можно сделать заново? Или я ошибаюсь? Ладно, фрэлл с предметами обстановки. Проехали. А вот другая причина… — Вы сказали «заставил волноваться». Кого и почему?
— Я должна давать тебе отчёт? — Синие глаза грозно сузились.
— Было бы неплохо! — мечтательно протянул я.
— Ещё не наступило то время, когда…
— Оно может наступить? — заинтересованно переспрашиваю.
— Не приведи Владычица!
Ни в глазах, ни в голосе сестры нет улыбки, но тщательная серьёзность всё равно кажется мне напускной. Да что творится на белом свете? Кто бы мне объяснил…
— Здесь упомянули моё любимое слово? — Вот у кого смешливости в избытке, так это у Ксаррона.
Веснушчатая физиономия выглянула из-за дверного косяка как лисья мордочка из норки, вызвав у нас с Магрит очень схожую реакцию. Правда, в моём выдохе было больше скомканных ругательств, чем в сестрином, но глаза Ксо восхищённо расширились:
— Впервые наблюдаю столь дивное единодушие в отношении себя в хоровом исполнении! Браво! А повторить сможете?