Вот это и помогло окончательно абстрагироваться от глубинной сути происходящего на экране. Дано: некая знакомая женщина, мужчина, помещение. И вот там по второстепенным деталям надо определить: кто, где и когда. Отлично помогло самовнушение.
Узник вроде сидел, вглядывался очень внимательно, чуть ли не с интересом. И уж точно всё хорошо слышал. А вот тюремщиков не оставляло впечатление, что Светозарова нисколько не трогают фривольные приключения его покойной супруги. Смотрит себе человек да и смотрит. А судя по хорошо видимым шортам, и не возбуждается при этом.
Полтора часа длился просмотр. Сцен десять или одиннадцать продемонстрировали на экране. Возможно, и дольше собирались издеваться над землянином, но его слишком уж показательное равнодушие наверняка сыграло главную роль. Показ прекратили. А там и ужин подали с вожделенными голубцами. То ли следователь не посмел ещё и этого лишить, то ли его уже отстранили от следствия. Результата ведь нет! И скорей всего, что не будет… Да и откуда он возьмётся, если Пётр и в самом деле понятия не имеет, что не так с его спермой. Только замкнётся окончательно. Если вон вообще уже мозгами не двинулся…
А ведь учёным ещё сегодня ночью предстоят напряжённые рабочие часы: придётся самую последнюю партию донорского материала проверять всеми мыслимыми и немыслимыми способами. А вдруг спермы не окажется? Вдруг у донора стресс, вызвавший полную импотенцию?
Поневоле запаникуешь и инициативного дурака накажешь.
Ну и впервые за последнее время сильно изменилось расписание дня. Лечебные процедуры таковыми оказались без всяких кавычек. Набежала группа врачей, и два часа пациента подвергали исследованиям самого разного толка. Что уже само по себе предполагало немедленное форсирование побега. Потому что уже завтра к утру станет известно: заключённый вдруг стал здоров как бык. Ну или почти как бык. А этого не могло быть по той причине, что такого быть не могло. Подобные выводы спровоцируют резкое изменение отношения к узнику. И скорей всего в отрицательном плане.
Один из врачей сказал, что сегодня забор донорского семени состоится после вечернего чая, в последний час личного времени.
Ну и наверное, служебные расследования успели провести, убеждаясь, что никто из тюремщиков и начальства тюремно-научного комплекса к саботажу рук не прикладывал. Неизвестно, что произошло с генералом Жавеном, но уже к концу вечернего чая явилась мадам Мураши и опять начала с извинений:
– Прости! И в показе этой гадости нет моей вины. Я категорически возражала и отправила докладную записку самому императору. Это край подлости, цинизма и человеческой низости.
Ну и не поговорить на тему увиденного именно с этой женщиной Светозаров не мог. Правда, обсуждалось не то, что на экране, а сам факт существования подобного.
– Ты и в самом деле знала об этом давно?
– Очень давно…
– А именно?
– Ещё до твоего официального расставания со мной.
От услышанного Пётр скривился и глухо застонал:
– Ну почему?! Почему в тот момент ты мне не сказала об этом?! Я бы тогда уже к Гаранделле не вернулся!
Женщина грустно кивнула:
– Ты бы и ко мне не вернулся… Так что мне было всё равно… Да и не пошла бы я на такую подлость по отношению к подруге. Она всё-таки, несмотря ни на что, любила только тебя. И хоть умерла счастливой, рядом с тобой.
Шокирующее признание, от которого душа Светозарова заледенела. Как это всё понимать? И кому верить?
Коварство обстоятельств… Сложное переплетение судеб… Моральные терзания и честность тех, от кого подобного не ждёшь… И где та тонкая грань предательства, за которой искренний и близкий человек вдруг становится ненавидимым отступником?..
От подобных мыслей поневоле впадёшь в омут тоски и печали. А это и в самом деле может спровоцировать полную импотенцию. И как раз этот момент, видимо, взволновал главу особого департамента больше всего. Глядя на повесившего голову Петра, она постаралась беззаботно рассмеяться:
– Но всё это – в прошлом! Жизнь прекрасна, и светлое будущее не за горами! – Получалось у неё неважнецки, но она старалась: – Да и Борису в последние часы намного легче, взбодрился, появился отменный аппетит. Сделают ему новейшие протезы, в которых он станет чувствовать себя совершенно нормальным человеком. Ну и есть шанс, что тебе предоставят определённую свободу на территории специально построенного особняка. Ещё и сына с тобой поселят. Главное, не кисни и покажи свой легендарный оптимизм.
Светозаров скривился:
– Да тут впору удавиться… Лучше бы я умер под пытками…
– Ты должен жить для Бориса! Ты должен жить для других своих детей! И ты нужен империи!
– Увы… Сегодня я ничего не смогу…
– Даже не думай об этом! Взбодрись! Забудь о прошлом!
– Не получается, мне сейчас и думать о сексе противно… – мотал головой землянин. Ещё и уговаривать стал мадам Мураши: – А может, и в самом деле не надо?
– Надо, Петя, надо! – Перешла она совсем на иной тон. – Если ты не постараешься, меня прямо сейчас отстранят от надзора за тобой, и я не смогу даже Борису помогать. Да и вряд ли тебе дадут сегодня ночью в таком случае поспать. Настройся, делай с этими девицами что хочешь. Если пожелаешь, тебе ещё парочку подгонят, и они уж постараются. Только ты сам расслабься и сделай что надо.
– Ага, сегодня сделаю, а завтра выяснится, что я больной и ни на что не годный. И меня вновь начнут избивать, выбивая никому не нужные признания.
– Прекращай упорствовать! Не ты ли любишь повторять: «Будет день, будет и пища»? Так что завтра может быть лучше, чем вчера. Тебя попросту подлечат где следует, и никакой трагедии не случится. Поверь мне!
Светозарову следовало подчиниться. Иначе его и в самом деле не оставят в покое, и побег может сорваться. А уж если Аскезу отстранят от курирования над заключённым, то негативные последствия вообще трудно предсказать. Поэтому он промямлил:
– Ладно, присылайте своих нимф… Но! Если за полчаса ничего у меня не получится, срочно засылайте пару новеньких… Может, тогда…
Аскеза не удержалась от гримасы отвращения и крайнего недовольства, но готовую сорваться с язычка уничижительную фразу удержала. Просто кратко попрощалась, предупредила всего лишь о десяти минутах для личной гигиены и удалилась, потому что и так начался отсчёт последнего на сегодня часа личного времени.
В отведённые десять минут заключённый не уложился, но на него никто не гаркал через динамики, не поторапливал. Скорей вообще делали вид, что не присматривают. А может, в операторской комнате, как обычно, оставили всего одну пожилую женщину-наблюдателя. В этом вопросе глава особого департамента ещё могла проявить и строгость, и принципиальность.
Зато все основные приготовления были сделаны, и узник лишь молился, чтобы тюремщики в течение всего дня не заметили самого главного: унитаз просто закрывался крышкой, а спуск воды не производился. Простая имитация движения рукой, словно вентиль открывается, и всё. Если у кого возникнет подозрение, и он проверит загороженный ширмой пятачок, задуманный побег может не получиться.
Но вроде всё обошлось. Обе пришедшие наяды с ходу приступили к телу, и старались, как никогда. Только за двадцать пять минут так ничего путного от пациента не добились. Он и сам вроде бы хотел разделаться с этим делом как можно быстрей, но ничего не получалось. Так и вставали перед мысленным взором кадры, на которых его Гаранделлу тискали и грубо имели в разных позах разные мужики. А она бесстыже улыбалась, постанывала или заходилась в очередном оргазме.
Результат – почти полное «нестояние».
Наблюдатель, видимо, это сумела прекрасно рассмотреть с помощью видеокамер и послала «медсёстрам» подкрепление в виде второй парочки сексапильных красавиц. Причём они явно отличались от первой пары цветом волос, причёсками и некоторыми в меру выступающими частями тела. Вот рассматривание новеньких и помогло науке. Ну и заключённому, конечно. И ещё через двадцать минут четвёрка нимф удалилась, как наседки сгрудившись вокруг бережно сжимаемой пробирки.
Светозаров лежал обездвиженный и с закрытыми глазами, но женский голос деликатно поинтересовался:
– Не желаете проветриться перед сном?
– Нет… – выдавил он из себя якобы с трудом. – Только спать!..
И развернулся на другой бок, подминая упругий жгут контрольного привода к поясу под себя. Пусть и неудобно страшно, зато есть доступ к своим гениталиям, а потом и возможности для незаметного воздействия и на сам привод.
Укольчик всё-таки сделали через пояс. Но сразу же локализованное снотворное отправилось организмом в дело, на усовершенствование «Ёри». Вещество и так уже находилось в финальной стадии своего производства. Тогда как четырнадцать порций «Замыкания» уже были расфасованы и только ждали своего распределения. Хотелось бы больше, но это был предел организма при накоплении подобного «оружия». Вот именно с него и начал узник претворять в жизнь последний этап подготовки к побегу.
Шесть видеокамер на потолке и стенах узилища, вроде и мало, но в то же время и много. Ведь на них пришлось отправить целых шесть порций! А количество ограничено, и четыре, как это ни прискорбно, следовало потратить на стационарные парализаторы. Пусть оператор и не сможет увидеть, что творится в тюремном пространстве, но уж средства подавления включит обязательно. При этом не имеющий никакой защиты узник, если попадёт под лучи во время перемещения от атаки робота, попросту изжарится.
Вот и получалось, что на Могильщика всего четыре осталось, хотя тому полагалось бы все десять, если подходить к процессу порчи основательно, со всем тщанием.
Увы, приходилось довольствоваться тем, что в наличии. Одно облачко проникло в сегмент связи с контроллером. Он же – наружный обзор через объективы. Второе облачко – в систему координации робота. И два – в модуль управления правыми нижними конечностями. Если не сработает второе «Замыкание», то хоть стальное чудовище не сможет толком двигаться. Тоже не факт, что всё сработает, как задумано. Робот вообще мог остаться безжизненной грудой железа, но иного варианта не существовало, перехватить управление Могильщиком не имелось возможности.