Мама расплакалась в третий раз, вспомнила нашу родную милицию, а я показал сестричкам кулак и скорчил зверскую рожу. Вышло у меня внушительно — наверное, сочная синева под глазами, да постоянная головная боль, заставляющая непрерывно морщиться при резких движениях, придали моим словам убедительности. Солнышки надули щёчки и виновато заёрзали на кровати. Потом вновь пришла ещё более сердитая медсестра — видимо, не всем санитарам хватило еды, многие остались голодными — отняла халаты и выпроводила моих хлюпающих носом женщин. Если Макс не явится на свидание с ней вечером, то мне тут будет душно, а Максу плохо.
После их ухода в палате сразу стало как-то темно и грустно, словно вывернули лампочку, на окнах задёрнули шторы и пошел нудный дождь. Я посидел немного, бездумно перекладывалс места на место пакеты, кульки икакие-то баночки, одарил выразительным взглядом вернувшихся курильщиков, сунувшихся было ко мне с какими-то вопросами, и ушел в коридор. Там я и наткнулся на помещение у запасного выхода, где спрятался за ширмой на подоконнике и пробыл там до самого ужина.
С Азаматом я встретился ровно через неделю. Где-то после пяти дня в палату заглянула нагловатая рожа, внимательно осмотрела всех присутствующих и, глистом скользнув в щель между створками, цыкнула зубом и небрежно поинтересовалась в пространство:
— Слышь, эта, болезные! Эта седьмая палата?
— Седьмая внучок, седьмая. А ты кого ищешь? Или на посту тебе не сказали, кто в какой палате лежит?
— Да мне пох, чё там крыса клистирная в уши дует, дед! Я тебя спросил — ты ответил, и всё, нет базара! И не твой внучёк к тебе пришел! Усёк, дед?
Глистообразный грубо ответил деду Борису и уставился на меня:
— Сова-то ты будешь?
— Я.
— А…. Ну так ждут тебя на улице в машине. Уважаемые люди. Одевайся пацан шуро, клиф какой накинь. Поедешь в гости.
Я приподнялся на локте, медленно развернул фантик конфеты «Мишка на севере», дождавшись очередного приступа желудочных колик у дерзкого глиста и его раздраженного вопроса: «Чё примёрз, не въехал чё? Люди же тя ждут!» — спросил:
— Откинулся недавно? Через «малолетку»?
— И чё?
— За жалом своим следи, чё! Шестернул? Меня нашел? Ну и вали отсюда на хер, скажи уважаемым людям — я сейчас приду.
Глист хотел что-то сказать и сделать, явно нехорошее, но наткнулся на мой взгляд, споткнулся и проглотил готовые сорваться с его языка слова. Крутанулся на пятках и шумно вывалился в междверную щель.
Я поморщился, с силой вздымая себя в вертикальное положение — после уколов постоянно хотелось спать, натянул на себя спортивную курточку, которую через некоторое время будут называть «олимпийкой». Дед Борис кашлянул, привлекая к себе внимание. Я не оглянулся. Тогда он приглушил звук приёмника и выговорил мне в спину:
— Мать у тебя, сынок, приличная. И приятели твои ничего. А этот не из твоих. Стоит идти-то тебе к ним? Урка ведь чистый за тобой пришел, сынок. Я таких тыщами в своё время повидал!
Я оглянулся. Дед Борис прищурив левый глаз, смотрел на меня и руки у него на коленях лежали как-то необычно, не хватало в них чего-то по моему мнению. Автомата, скорее всего.
— Надо мне, дед Борис, надо. Дела у меня важные. С людьми уважаемыми.
— Ну, гм, иди, раз тебе надо. Уважаемые ишь! Ранее таких уважаемых мы сразу к стенке, и вся уважаемость с них лоскутками слезала тут же. Нас уважать начинали. А счас! Эх, нет на вас….
Не дожидаясь упоминания всуе отца народов и его верных соратников в произвольной очерёдности — дед Борис знал их просто невероятное количество — я вышел из палаты. Дед Борис человек хороший, но несёт его иногда очень здорово.
Азамат организовал свою встречу со мной довольно странно. Ни у него на квартире, ни в «шестёрке», что ждала меня на улице, ни в кафе, где он обычно пил чай по вечерам в подсобном помещении, мы с ним не встретились. Встретились мы за городом, на его даче, формата «домик садовый, увеличенный». Меня привезли, дверцу машины открыли, ткнули рукой в сторону калитки в заборе, обратно закрыли дверцу и сползли по креслу, демонстрируя намерение поспать. Точное прозвище у водителя Азамата — Немой. Проделал он всё вышесказанное без единого слова. Я тоже не раскрывал рта, лишь поздоровался с ним, садясь в машину. Кроме него, больше в салоне «шестёрки» никого не было. Глистообразный испарился сразу, как вышел из палаты.
Я огляделся и, пожав плечами, направился к калитке. Тапочки мои были неудобны для ходьбы по щебёнке смешанной с песком. Набрал в них мусора, пару раз споткнулся, от чего вновь сильно разболелась голова. Всё-таки, этот гад Шалый приложил меня обломком кирпича неслабо, от всей его поганой души приложил. ЧМТ у меня оказалась высококачественная, со всеми сопутствующими симптомами. И головная боль, и потеря равновесия, и плохой сон. Весь набор. Утомляемости сильной не было, и раздражительность держалась в норме, но вот память…. С памятью моей что-то стало. Не потерял, нет, наоборот прибавил, но как-то спонтанно это произошло, словно удар по голове выбил внутри пробку и в мой мозг хлынул поток мною когда прочитанного, услышанного, увиденного. Поток мутный, бурный и совершенно однобокий. Возможно, именно этот разрушенный шлюз и служил для меня источником постоянной мигрени. Данное предположение не сильно радовало, но лучше такие знания, чем стабильное скатывание к уровню знаний моего мальчика. Мозгу тоже нужна пища и стабильные тренировки, иначе он отращивает себе живот, страдает одышкой при штурме очередной головоломки и ссылается на внезапно подскочившее давление при сложной задаче. Ленится, короче. Единственное что успокаивает, это то, что при нагрузке на мозг, мне не грозит декомпенсация. Ну, а с занятиями в подвале я чуть воздержусь. Потом форму нагоню.
Домик Азамата выглядел уютно. Стены обшиты не морёнными, а в несколько слоёв лакированными узкими досками. На столбы навеса над крыльцом аккуратно намотана бечева для плюща, дорожка просыпана всё той же смесью песка с щебёнкой. Сам Азамат сидел в распахнутом халате на летней веранде и пил чай. С мёдом. Одинокая пчела составляла ему компанию и ещё, на полке тихо бормотал голосом дикторши радиоприёмник. Точно такой же, как принесли мне в палату, черно-серая рижская «Спидола».
— Здравствуй, Дима.
— Здравствуй, амак Абдулахад.
Азамат дрогнул рукой с пиалой, осторожно поставил сосуд с горячей жидкостью на стол.
— Кто тебе рассказал, Дима?
— Никто, амак Абдулахад. Просто предположил. Ну и, как я понимаю, угадал.
Я прошел к столу, дождавшись приглашающего жеста, чуть развернул стул, чтобы вечернее солнце не светило мне в глаза, пододвинул пустую пиалу к заварочному чайничку. Когда чай заплескался вровень с краями чаши, я пояснил:
— На пиале орнамент, амак Абдулахад, точно такой же как вышивка на румолоах, ну ваших платках мужских. И на твоем. Только не знаю — горный или равнинный это узор. А у таджиков нет имени Азамат, зато есть Абдулахад, переводится с арабского как слуга Всевышнего.
— Не слуга, раб Всевышнего, Дима. Ну, ты и кушти бобота, Дима Сова! Сильно ты удивил меня, старого дурака! Я уж подумал, что мой Немой тебе рассказал, за его здоровье бояться начал.
— Немой, как обычно, слова не произнёс. И я совершенно не старался, тебя удивить амак Абдулахад, само получилось. Или лучше называть по-прежнему — дядя Азамат? Как здоровье твоих родственников, позволь спросить? Как сам ты себя чувствуешь?
Азамат, соглашаясь, прикрыл веки, усмехнулся и долил себе чаю.
— У нас, там…. — Азамат махнул рукой в сторону — у нас о делах говорят не сразу, Дима, и ты правильно начал разговор. Всё верно. Чай люди пьют, здоровьем родных интересуются. Но тут не моя родина, а тебе скоро будет нужно возвращаться в больницу. Оставим долгие речи в стороне. Ты хотел со мной встретиться, поговорить о чём-то. Твой друг Длинный мне сказал об этом. Говори.
— Хорошо, дядя Азамат, как скажешь. Проблемы у меня возникли с Фредди, на территорию он мою залез с разрешения Князя. Со мной Князь разговаривать не станет, ты сам это понимаешь, дядя Азамат. Хочу тебя попросить решить этот вопрос — я под тобой хожу, следовательно, мои проблемы это немного и твои проблемы.
Азамат дослушал, отпил из пиалы и посмотрел куда-то в сторону, на полку. Почти сделал попытку привстать со стула, но не стал заканчивать движения, а ответил мне
— Это не совсем так, Дима. Ты ведь не вор и не мой человек, ты обычный спекулянт, фарца, пусть и юноша ты не очень обычный. Ты платишь мне, Фредди тоже будет платить мне. Какая для меня разница, кто именно будет платить? Все деньги одного цвета.
Я немного помолчал, формулируя ответ, но взамен задал вопрос:
— Тебе когда надо снова на зону отправляться, дядя Азамат?
— Зачем ты об этом спрашиваешь, Дима? Я некоронованный и не смотрящий, мне в этом нужды нет.
— Разве?
Азамат посмотрел на меня задумчиво, встал из-за стола, загремел чайником, доливая в него воду, включил газ. Вернулся за стол и достал с полки стеллажа пухлый пакет, свёрнутый из газеты «Труд». Щелчком выбил папиросу из лежащей на столе пачки «Беломора», прикусив зубами, ловко стянул с гильзы цилиндрик папиросной бумаги. Зашуршал разворачиваемой бумагой, перетёр кончиками пальцев щепотку измельчённой зелёной травы.
— Тебе не предлагаю. Знаю, ты не куришь.
— Не курю. Но это и не табак. Голова у меня сильно болит, а анаша, то есть каннабис снимает боль. Думаю, от пары затяжек я на «измену» не присяду.
Азамат вновь задумчиво поглядел на меня, но промолчал, продолжая размеренно набивать «косяк». Забил, долго раскуривал, выдохнул. Протянул мне. Трава была пересушена, дым драл горло и заставлял слезиться глаза. Но цепляла. После второй затяжки я отрицательно мотнул головой. В моём состоянии мне вполне достаточно. Азамат докурил остатки и тут же сделал себе ещё один, совсем не большой. Затянулся и одновременно с выдыхаемым дымом обратился ко мне:
— Ты очень плохо поступил в своём лагере, Дима. Не по понятиям, не по-людски и непонятно для меня. Словно это не ты там был, и не тебя били по голове. Совсем другой Сова. Я узнавал, с людьми говорил, с ментом одним. Не понял твоего поступка. Ты шел одной дорогой и вдруг свернул. Окрас поменял. Я замечал за тобой, меняешься ты. Я думал, ты растёшь, совсем мужчиной становишься, но это не то. Поэтому, я очень долго думал, что делать, когда ко мне пришел Фредди — отказать ему или нет. Он пришел, как ты уехал. Раз пришел, два пришел. Стелился, как трёх рублёвая шлюха перед мной. Потом от Князя человек пришел, за него говорил. Я два дня думал. Решил отдать этот вопрос на волю ветра и отправил его к Князю. Князю не нравишься ты, слишком у тебя острые зубы и голова умная. А он хорошо чувствует опасность. Ты пока маленький, но он знает, что ты вырастешь. Ты для него тоже непонятный. Очень не понятный. Он не знает, что от тебя ждать.