Статья «Армейский мятеж в Токио», подписанная инициалами «Р. 3.» и датированная мартом 1936 года, появилась в «Цайтшрифт фюр геополитик» в мае того же года. Статья состояла из двух совершенно разностильных частей. Первая из них — «Свидетельство очевидца» — представляла собой журналистский репортаж, повествовавший о развитии мятежа, поднятого солдатами и младшими офицерами Токийской дивизии. Вторая часть — «Значение событий 26 февраля» — содержала анализ социальных и политических причин путча.
Цели, которых добивались мятежники, Зорге обозначил следующим образом: «… выступление 26 февраля приобрело исключительное значение как с точки зрения необычного круга намеченных жертв, так и с точки зрения количества военнослужащих, участвовавших в мятеже. Одним ударом должен был быть сметен весь японский гражданский кабинет министров и одновременно также такое чисто японское учреждение, как “старейшие государственные деятели” (гэнро). На этот раз к мятежу толкали не отдельные личности. Болеечем когда бы то ни было, стало очевидно, что эти страсти разжигали сами представители государственных институтов, сторонники существовавших политических и экономических принципов. Именно эти государственные институты и эти экономические и политические принципы нужно было разрушить, чтобы расчистить место новому.
Не случайно главный удар мятежников был направлен против кабинета министров, и прежде всего против министра финансов Такахаси. Что касается премьер-министра Окада, покушение на которого не удалось, то ему придавали принципиально гораздо меньшее значение. Такахаси был типичным представителем японских правительственных кругов не только потому, что он в прошлом играл руководящую роль в различных правительствах, но и благодаря своей тесной связи с развитием системы японского парламентаризма; он также считался сторонником политических партий, так ненавидимых мятежниками. … Для мятежников он был символом всего японского финансового капитала, из-за господства которого оставались ущемленными притязания японской армии и социальные нужды крестьян»[448].
«Физическая ликвидация министров гражданского кабинета и “гэнро”, — продолжал далее Зорге, — должна была быть лишь предпосылкой для осуществления программы мятежников. Молодым, охваченным эмоциями офицерам, в качестве цели представлялась расплывчатая идея “кодо” (т. е. “императорского пути”), которая на практике должна была воплощать “истинно божественный характер императорской власти” в смутно очерченных реформах и в стремлении Японской империи к мировому господству. Какими бы наивными и неясными ни были высказывания мятежников, эти люди хотели замены гражданского кабинета военными руководителями, — такими, например, как Араки или Мадзаки. На месте “гэнро” в окружении императора они хотели видеть военных советников, чтобы в конечном итоге исключить все партийные влияния и влияние крупного капитала на двор императора и политику Японии. В связи с этим они требовали огосударствления крупной части собственности. … И, наконец, они требовали, чтобы японские вооруженные силы были значительно укреплены, соответствуя, таким образом, внешнеполитическому курсу страны. Какими бы неясными ни были все эти требования, они содержали в себе стремление к глубоким политическим и экономическим изменениям, которые должны были осуществиться в результате мятежа».
«Сегодня в армии господствуют понятия “ниппонизма”, которые практически признаны официально; они по существу идентичны идее “кодо” и содержат абсолютно аналогичные требования коренных политических и экономических реформ… Эти идейные и теоретические установки получили настолько широкое распространение, что стали средством глубокой политизации и радикализации японской армии вплоть до нижних чинов. Идеи “ниппонизма” стали орудием политики».
«Однако самой причиной этих радикальных политических течений в армии является бедственное социальное положение японского крестьянства и городской мелкой буржуазии. В то время как японская промышленность и банки уже много лет преуспевают, вяло текущий кризис названных слоев населения перешел в стадию обострения. Японский офицерский корпус почти на 50 % состоит из людей, которые тесно связаны с землей (это сыновья средних и зажиточных крестьян и землевладельцев). Вторую по величине его часть составляют выходцы из мелкобуржуазных городских слоев. Поэтому вполне понятно, что бедственное положение данного слоя особенно касалось офицерской среды, да к тому же 90%рядовых были выходцами из сельской местности. При отсутствии политической организации именно этих крестьян и интереса к ним со стороны крупнейших политических партий армия стала рупором все усиливающегося брожения среди сельских и городских слоев. Именно этим и объясняется важнейшее значение мятежа токийской дивизии».
В своей статье Зорге приходит к следующим выводам: «Мятеж провалился. Как и раньше, император поручил князю Сайондзи подобрать новое правительство, а также преемника себе вместо убитого адмирала Сайто. Правительство, как и ранее, является гражданским с известной долей участия партий в распределении министерских портфелей. Промышленные и финансовые институты оправились от первого потрясения и продолжали поддерживать выгодную для них конъюнктуру. Итак, внешне все осталось по-прежнему.
И, тем не менее, кое-что изменилось. Позиции института “гэнро” были существенно подорваны, его роль решительно урезана, и, таким образом, одна из целей мятежников была частично достигнута. … Правда, внутренняя борьба за влияние между партиями, “гэнро”, бюрократией и вооруженными силами продолжается, но военные получили существенное преимущество именно после мятежа. … их политическая роль по сравнению с правительством решительно возросла».
В своей монографии «Когда Япония будет воевать» Е. Иоган и О. Танин писали: «С глубокой тревогой за судьбу армии военный министр генерал Терауци, докладывая на майской сессии парламента результаты расследования событий 26 февраля, констатировал, что в основе путча “были радикальные революционные идеи, абсолютно противоречащие принципам японского государства”. Какими бы монархически верноподданными мотивами ни руководствовались заговорщики, но тот факт, что в их требованиях, как сообщала пресса, фигурировали лозунги: «Конфискации крупной собственности», «Устранение от власти финансового капитала и старых буржуазных политических партий» и пр., отражает крупнейшие процессы в настроениях солдатской массы и части офицерства японской армии. Для закулисных руководителей путча эти требования были лишь демагогическим оружием. Для молодых офицеров и 1.500 солдат, выступивших с оружием в руках, это была истина, во имя которой они шли на убийства высших сановников империи. Но настроения в армии есть показатель настроений в народных массах. …»[449].
«Инцидент 26 февраля» традиционно характеризуется как «военно-фашистский мятеж». Являлся ли он, действительно, таковым? И существует ли однозначный ответ?
В статьях Зорге производная от термина «фашизм» употребляется неоднократно в уже цитируемой статье «Японские вооруженные силы», опубликованной в августе месяце 1935-го «Цайтшрифт фюр геополитик».
«Отсутствие анализа черт сходства, — утверждал Карл Радек в предисловии к монографии «Военно-фашистское движение в Японии», — неминуемо ведет в однобокости, которую Ленин часто называл “преувеличением истины”»[450].
Возможно, японский фашизм выступал в специфической форме военно-монархической диктатуры? Что было характерно для Японии кануна второй мировой войны, что роднило её с фашистской Германией?
Тоталитаризм — полное подчинение общественной и частной жизни граждан системе политического господства; усиление регулирующей роли государства как в экономике, так и в идеологии; насильственные методы подавления инакомыслия; обеспечение внутренних условий для внешней вооруженной экспансии в отсутствие серьезной опасности слева и для превентивной ее ликвидации; мобилизация людских и материальных ресурсов на внешнюю экспансию; насильственная организация общественной жизни на принципах «чрезвычайного положения».
Воинствующий антикоммунизм, а также социальная и националистическая демагогия.
Убежденность в расовом превосходстве над окружающими нациями и в особых правах Японии на руководство народами «желтой расы» в деле освобождения их от ига западных держав; непрекращающаяся вооруженная экспансия в интересах передела мира в свою пользу; придание этой экспансии характера «священной войны».
Что отличало Японию от нацистской Германии?
Знаменем японского фашизма была не партия, а Император.
До 1940 г., когда была создана «новая политическая структура» «Ассоциация помощи трону», не существовало единой партии, а имелись несколько десятков правонационалистических организаций типа партий и еще большее количество «религиозно-этических» обществ, которые стали утрачивать свое влияние после событий 26 февраля и были распущены (самораспустились) или ликвидированы.
Ведущую роль в происходивших в стране процессах играли военные, а не партия.
Усиление элементов диктатуры в рамках существующей государственной машины без ее слома. В отличие от Германии диктаторская инициатива исходила не извне, но изнутри государственных структур.
В отличие от Германии и Италии, где фашистские партии контролировали армию, в Японии именно армия играла роль главной политической силы.
В деле преодоления последствий мятежа решающее слово осталось за армией. 1936 год стал годом беспрецедентных чисток, проводимых под личным контролем военного министра Тэраути. Репрессиям подверглись, прежде всего, люди из Кодоха или симпатизировавшие ей. Влияние этой фракции в армии было окончательно сведено на нет.
Советская печать отводила большое место зарубежным откликам на события 26 февраля. Ни «Правда», ни «Известия» не имели в то время в Токио собственных корреспондентов. Когда берлинский корреспондент «Правды» стал готовить обзор первых откликов немецкой прессы на события в Токио в поле его зрения попала статья токийского корреспондента «Берлинер бёрзен цайтунг» (редактором газеты был личный советник Гитлера по экономическим и финансовым вопросам Вальтер Функ). На другой день «Правда» сообщала: «Бёрзен цайтунг» озаглавливает отчет о дальнейших событиях в Токио с